И дракон мой мир пленивший...
/Или поэзия освобождения Души мира/
Я любил её девицу
душу гордую земную
но дракон мой мир пленивший
был ей сужен и наряжен
прежде брака-сочетанья
наших душ благословенных
и девица как шальная
шла на выборы и в бизнес
и якшалась с кем попало,
ставши чуть не феминисткой
и дракон мой мир пленивший
наградил её взяв душу
местом в Курултай Собранье
новой грамотой почётной
и прелестным фотоснимком
где она вся молодая
улыбается противно
забывая сладко плакать
обнимая шею мужа
мир пленившего дракона
превратилась дева в селфи
в место общее на снимке...
но рождённый в год дракона
я освободил девицу
......................................................
.......................................................
что б навек с девицей слиться
и уже не видеть мира
Выйти в марте за продовольствием
От асфальта голубо
Небо по коленки,
Солнце в ветре глубоко,
Словно птичьи пенки,
А в лазури голова
От причала трогается,
Нужно по земле сперва
Двигаться по корке
Наста марта в магазин,
Где растут орешки,
Чай и кофе: муэдзин
Если ты, конечно!
В отражение небес
Падают деревья:
Под асфальтом – неба лес,
Бродит бес в нём девий.
Ходят бабы по земле,
Баи и акыны,
Рыщут черти по Уфле
В поисках дубины.
Тротуаром я иду –
В небе, под землёю –
И несу белиберду,
Но пою – не вою.
Конь и козёл
Говорит конь
Я сейчас поел овса.
Но Овсея Дориза
Я не стал читать: овсу
Предпочту ли Доризу?
Я видал твоей козы –
И невольныя слезы
По своей кобылке нежной
С глаз брызнУли безнадежно!
У кобылки-егозы
Взгляд такой же, как – козы:
Треугольный и зелёный,
Ясным пылом опьянённый!
Конь турецкий в свой гарем
Перевлёк мою Кармен!
Говорит козёл
Эти козы – ни бе-ме.
Шерстью обрастут к зиме.
Семерых своих козлят
Мне, Владыке, предпочтят!
Будут блеять по ночам,
Навевать кошмар очам.
Кожу голенькой козы
Скроет шерсть, как тук кирзы.
Гроздий узеньких вымян
Толстый станет и румян –
Как дебелая матрёна,
Что сопит лишь по ночам!
Всех матрён,
Погрязших в стаде, –
Вон! – в Туретчину. К Саади!
Конь
Ты – козёл. Ты не любил!
Стадо ты плодотворил.
Что ты знаешь о Саади,
Чтоб судить о нём, дебил?
Козёл
......,.........................
...........................
Зимняя степь вдоль трассы по пути в аэропорт
Детки катаются на катке,
Дома их мамы ждут в фартуке,
Мальчики с шайбой у трассы большой,
Зимняя пустынь в зыбке дневной.
Аэропорт и тебя подберёт,
Рейс твой объявит, примет на борт,
И – по небу! точно на гладком катке:
Мимо звёздочек в фартучке.
Lоve story
или счастливая жизнь
Я любил её она ж
Множилась рожалась
Дулась словно саквояж
В обществе вращалась
Устремлялась как часы
Бегая по кругу
Я и сам надев трусы
Догонял подругу
Брачный пляс Шопена марш
Жизнь полна полнения
Я любил её она ж
Вся была волнение!
В Шереметьево
В Уфу, в Уфу… / «В Москву, в Москву» (Чехов, «Три сестры»)
Сижу за кофе я,
Ах, в Шереметьево,
Ети морковь ея,
Уж улететь бы мне!
Пора, мой друг, пора!
Но Шереметьево –
Такая, брат, дыра:
Офонареть бы вам!
Пью кофе, жгусь вообще!
Ай, Шереметьево,
Горит мой нос вотще,
И губы, еть его!
Ошпарил кофием,
Пиша бессмертный стих,
Гортань и вздохи я,
Как крокодил, ретив.
Уй, Шереметьево!
Уж лучше пусть – Мустай*:
Куда мы метили,
Сей зверь – родимый край.
Офо – две дырочки
И три шурупчика –
Ой, ширли-мырлички –
Встречай голубчика!
Куда мы метили –
Там все разметочки.
Уж мы не дети ли? –
Готовь розеточки!
То в небе звёздочки –
Куда мы вплавлены,
Они – что козочки
В аркадской гавани.
______
*Мустай – Аэропорт в Уфе носит имя башкирского поэта Мустая Карима.
Снег
Снег, ты – мама, что хрустишь
Под ногами? хлад, ты – папа?
Или это ты, малыш,
Что зачат был мной когда-то?
Все вы умерли, а я,
Вслед бренча, с тобою белым –
Белым сам в халат врача
Облачаюсь бренным телом.
И, за холодом труся,
Верю в то, что одиноко
(Всё – во всём), что снежный я,
Нежит снежных звёзд дорога.
Если это не спасёт, –
Похрущу о том веселье,
Что и мёртвый не умрёт,
Как живой на новоселье.
* * *
Я отпустил тебя на волю
беглянку с девственной душой
лучше тебе не знать моей любви
ты так боязливо к ней тянулась
Но сегодня
наводя чистоту в доме
я намотал твои длинные волосы
на тряпицу
Это странно!
а мне казалось
что мы так давно
с тобою расстались
моя убеганка
Афоризм
Инерция силы спасения –
Молитва и стихотворение.
Юбилейное
/или примитивные рифмы/
Родившись в понедельник
В свой этот юбилей
Вскочил я как бездельник
Без хитростных затей
Ещё совсем безумный
Мычащий и немой
Я был остаток суммы
Своей или чужой
Потом себя ощупав
Сказал ура живой
Зашевелились губы
С мозгами вразнобой
Мои глаза взглянули
Наружу и в меня
Две этих светлых пули
Язык вскричал: коня!
Наверное Пегаса
Он звал в начале дня
Вот так из лоботряса
Он вычленял меня
И помолившись Няне
Небесного Огня
В свои усевшись сани
Я в них нашёл меня
Разговор двух уфимских литераторов
– Ах, вы-с из Уфли-с?
– Нет-с, мы-с из Улисс!
Другой
Неприметной киркой
Мысль породу долбит:
Перед родом другой
Человек предстоит
Небольшой несвятой
Перед родом любой
Виноват головой
Роду ящер родной
Человек предстоит
И на ящер глядит
Ящер щурит родно
Из двух око одно
«Нет» ему говорит
Родозвер-траглодит
И другим шевелит
Тоже глазом на вид
Нет глазок-симпатит
Небандит говорит
Ты не наш небандит
Ты ко мне не привит
С неприметной киркой
Всё породу долбит
Не привитый родной
Человек не на вид
Мимы бликов
Ах люблю я просто блики
На паршивеньких домах
На срамных и невеликих
Это оттепель сама
Это ль не душа хрущёвска
Против сталинских усов
бей их деточка по щёчкам
чистый лучик из альков
Это аленький цветочек
вызрел в чудищном саду
полюби меня дружочек
я когда к тебе приду
Это блики поелику
Пьёшь хрусталиком души
Или тем что только блику
Открывается в тиши
Это веточки сладимо
Над волнистым январём
Блики пьют лазури мимо
Вертикальных мимов днём
Набросок в дороге
Зыбь гонит по асфальту ветер луж,
Сугробы мартовские доедает,
Сгорает смерть, а жизнь, её зову ж, –
Пока лишь тусклой сыростью мерцает.
Стоянию деревьев научись,
Их тёмному, дремотному шатанью,
Руками на ветру хватая жизнь,
Они ещё лишь вторят умиранью.
И благородству крон их поклонись,
Они не рвут, как звери, друг у друга
Добычу, потому что только жизнь –
Есть зверь, а смерть, скорей – её подруга.
Пока они сошлись моей весной,
Пока и жизнь – не зверь, и смерть – живая,
Надежда есть, которой снится вой,
Ещё живой, как жизнь на перевале.
Дева, лебедь, рак и щука
Девице гордость стать мешает раком,
Но щукой стать иная может дева,
И лебедем – легко в созвездье лиры!
Крылов вполне бы мог всех примирить их,
Когда б он был лирическим поэтом.
Гармония не по силам баснописцу!
Ему важней расхожая мораль,
И муравей ему милей оторвы.
За ним и я впадаю в этот грех,
В девичий грех лирической гордыни.
Однажды на слеме поколений
Пели дерзкие старухи
Мне Есенина в ответ,
Так заламывая руки
И притоптыва в штиблет, –
Что усатые их зёва
Сотрясали небосвод:
Всюду телилась корова,
Брёл с мотыгою народ.
Паровоз ржавел в колодце
На есенинский мотив, –
Но старухи-иноходцы
Подпускали креатив!
И покуда гром не грянул,
Всё крестился я: свят-свят!
Но старухи-истуканы –
Изо всех плясали пят!
Так заламывали шляпки,
Что Господь не приведи!
Укусив себя за пятки,
Раздавались во груди.
Возопил я: Леша-Лёша!
Ты зачем привёл зверух?
Сам себя я бил по роже,
Чтоб унять лихих старух.
Только бабки распалялись,
Отбивая дрип-ца-ца,
И активней колыхались –
От ступней и до лица.