Из цикла «Регрессивное нежничанье»
Лестница
Op. 2.
Ступенькам нет числа и счета нет
Лишь сила бы была по лестнице взбираться
Над черной бездною небытья та лестница стоит
И каждый день отдельная ступень
Все выше… Шел
Чем выше подымался кругозор был шире…
Но меньше оставалось. Розогубый товарищ
Щира… Я вот…
Твори добро и добрым
Op. 3.
Будь
Как дуб доброт
Мир бодрым должен быть
Рим — нежность
И к нему дороги Правды…
Дочь
Op. 10.
Девочка расширяясь бедрами,
Сменить намерена мамашу.
Коленки круглые из-под короткой юбки
Зовут:
Приди и упади…
Точеностью коленок
Расплющила сердце мне.
Из цикла «Руда ругани прошлого»
«Жарко дышет газолином…»
Op. 3.
Жарко дышет газолином
Расхрабрившийся авто
Он вонзился черным клином
В несмышленое ничто…
Я толпу зову… ничто…
«Я женился слишком рано, невпопад…»
Op. 5.
Я женился слишком рано, невпопад,
Спал на нарах, словно гад,
От меня в миру змееныши пошли,
Под церквами размножаяся в пыли…
А когда из окон на канатах падали колокола
В них тогда…
Революционно Молодость цвела!
А змееныши стадами расползлись,
Чтобы славить и пригубить высь…
«Я презираю идиотов…»
Op. 6.
Я презираю идиотов
Которым вязь поэзии
Чужда…
Готовых славить и
Хвалить кого-то,
Отвергших рифмы навсегда.
Умами жалкие и тупостью людишки
Для вас бесцветен солнца луч
и в библиотеке одни поваренные книжки
Вас привлекают… всеобуч.
«Падем безглагольные ниц…»
Op. 7.
Падем безглагольные ниц
Пред ликом свидригайловских мокриц…
Плевок в небо
Op. 8.
Плюну, плюну в небо –
Потушу звезду; соберемся, вместе
Плюнем… Сможем солнце погасить!..
Так кричал пропойца, выйдя из подвала
Полный пива мутного бурдой, полный буднем,
Полный злобой,
И заразой,
И бедой…
Из цикла «Эрекция бодрости»
«Песчинки самума городского…»
Op. 2.
Песчинки самума городского
Мчатся люди сыпучих масс.
Среди дорог приносятся без счета
В зыбучий ветер заклеив глаза…
Градоженщина
Нет не извозчик не трамвай
Авто рычащий диким вепрем
Под зеленью бульварных вай
Громополете улиц терпим
СЕДАМА мчит окорока
Заградноблестким ресторанам
Вези не час вези века
Царица трепетных дурманов
Электрзеркалоресторан
Продажночеляди улыбкожабы
Бубукцион различных стран
Жирафы бегемоты крабы
И еженочь сюда столам
Мы сливки общества упорно
Стремятся толпы муже дам
Под танец похоти волторны
Вознесся столп официант
Белафрикон своей манишки
Утонченапетитатлант
Тошноты мутной и отрыжки
При входе взгляд и возглас липкий
Не посетитель общезал
Корсетебутшампаноскрипки
Я сердце музы заказал
Нет мне не общий Тенибак
И не селедку череп пуля
О отрицательной сюжет
Самоубийцохоля
1910
Москва
Клопотик
Снимать корсет, порвать подтяжки,
Пружиной резать старотик,
Китами тикают по ляжкам.
Невыразимый клопотик!
Но лип пилон корсет курсистке,
Отринув панталонный стыд;
Се не огонь, что вызвал виски –
Мещанством пораженный быт!.
Клопотиканье на тике,
Египтовека глазотик
И путешественники по Эротике –
Ничтожнейшие математик.
1917
«Волн змеистый трепет…»
Волн змеистый трепет
Скалы острова
Ветра нежный лепет
Влажная трава
Брошены простыни кто-то вдаль уплыл
Небо точно дыни полость спелой вскрыл
День сраженный воин обагрил закат
Кто-то успокоен блеском светлых лат
1907
Лето
Ленивой лани ласки лепестков
Любви лучей лука Лазурь легка
Ломаются летуньи листокрылы
Лепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУН
Лилейные лукавствуют леилы
Лепотствует ленивый лгун
Ливан лысейший летний ларь ломтя
Литавры лозами лить лапы левизну
Лог лексикон лак люди лая
Любовь лавины латы льну.
1911
Поющая ноздря
Кует кудесный купол крики
Вагон валящийся ваниль
Заторопившийся заика
со сходством схоронил.
1915
Пританьезракодар
Иероглифы весеннего забора
Оттаявших причин не прочитать
Помимо скрепы разговора
Грядущему всегда подстать.
Не только это, но науки
Вскрыть сокровеннейший курьез
Отсутствием чему нет веры — смеховнуки
Дыханье слово кукуроз.
Земле покажется условно
Он не растраченный пятак
И погружаясь сусло нов
О видит знаменитый зрак
На талом снеге хладнокровном
Двух сбрачившихся собак.
1918
Обрызганный катер
Не в силу боли и не от смущения
Что лопнули штаны выше голени
Во время падения
Во сне закричал авиатор.
1918
«Плати — покинем навсегда уюты сладострастья…»
ПЛАТИ — покинем НАВСЕГДА уюты сладострастья.
Пускай судьба лишь горькая издевка
Душа — кабак, а небо — рвань
ПОЭЗИЯ — ИСТРЕПАННАЯ ДЕВКА
а красота кощунственная дрянь.
Не вошедшее в «Энтелехизм»
Стихи из тетради с подготовительными материалами для книги «Энтелехизм», но не вошедшие в нее
Глаза
Сенсуалистов это тело
Среди цветов, где аромат
Зовет и восклицает смело
Искать какой-то темный клад.
Давно забытые сказанья,
Истлевшие богинь черты
На изначалье указанья
И голубые выверты
Задумчивые магистрали
Твоих зеркал, где тонет взгляд
Они сигнальные шептали –
неуловимый жизни яд;
Средь стен трущобных лабиринта
Мелодий нить родит струна…
Ты опьяняешь мозг, как пинта
В гробах забытого вина…
Самка на улице
Самка с сумкой,
Самка с бюстом,
Самка с тазом, словно двор
Талья сжата твердой рюмкой,
Щеки выкрашены густо,
И зовет, и манит взор!
Самки, самки, самки, самки
Их надо всех обсеменить
Любую деву вывесть в дамки
Создать грядущему гранит.
32-я улица
Мошенник с мошенником
Жулик на жулике
Все те кому надобно
Сидеть в тюрьме
Далекие ума и тайн философии
Бандиты обманщики
Дельцы провокаторы
Наживы старатели
Купцы и процентщики
Карманы без совести
Тупые захватчики
Громилы разбойники
Как коршуны надобы,
Нуждаетесь в путах вы!
Статуя свободы
Свободы нет, а есть
одна статуя
Металл бесчувственный
«В этом таинстве сближений…»
В этом таинстве
сближений
Есть прекрасная черта
Сколько нежных наслаждений
И какая чистота
Занавес
Занавес не поднят
И сцена — загадка
И севы тайны, всходов
нет
Я прожил несколько
столетий
О смерти жадно
размышляя
Чем больше жил кто
больше думал
О темной вечности
ничто
Но в этом смысла не было
Ни чуть
Ведь и в самом небытии
Нет смысла
мысли нет
«В лесу своих испуганных волос…»
В лесу своих испуганных волос
Таилась женщина — трагический вопрос.
Разные стихотворения
Черновик («Талы латы…»)
Талы латы
И в Италии
Рощи сочных мандаринов
Малы хаты
Аномалии
Не вмещают исполинов
Дребезжит вдали
карета
Скорой помощи
стремленье
Где страдалец?
Назначенье.
1939 год. Янв. 14.
«Сто лет отращивал усы…»
Сто лет отращивал усы,
А бороде и счет утерян
Где времени зыбучего весы
Где глупости спесивый мерин?
1930
Пир (2)
Выше стакан
Под грохоты лир
У нищего пир
Из грязеканавы банан
Чем брезгует люд
Изысканность блюд
По небу ракеты
Собрание муз
Прочь нищенства груз
В танец скелеты
И двойка и туз
Отбросьте конфуз,
Кокотки, сатиры,
Измятые телом
Сплетайтеся смело
Исчезнувший мир Нерона,
Лукулла — У нищего — пир
Под солнечным дулом.
«Рожденье непреложно…»
Op. 27
Рожденье непреложно
Сознанью навсегда
Пустынности острожной
Печальный голос льда
Тоскующие нити
Плывущая беда
Торжественность наитий
На злые города
Вкруг бесконечно пьяны
Сосновые леса
Провалы и изъяны
Загробность — полоса.
Конец обдумать гордо
Провал удар тупик
Измена всем аккордам
ОГНЕДЫМЯЩИЙ ПИК
«Фонари — венерики…»
Фонари — венерики
Фонари — ветераны
Ветер ночи Америки
Дует в ваши рамы
Цепи вы кандальные
На длиннотах улиц
Цель многострадальная
Над на сотах лиц
Фоном служит бархата
Ночи глубизна
Весна («Холодной мгле, смертельном подземелии…»)
Холодной мгле, смертельном подземелии
Туманно призраки цветы
Безрадостный у вожделенных целей
Простерши МЕРТВЫЕ ПЕРСТЫ
Стоявшая незримая у входа
Наружа облакам пустующую длань
Мне шепотом: пастух несчастный встань
Беги дождя приюте темногрота
1906–1931
Фрагмент («Сжечь крылья…»)
Сжечь крылья
мотыльку
На беспощадной свечке…
Листком, влекомым
быстро речке
Ваш ясен рок
И бесполезен
ропот
О если бы мы
могли
Веков не слышать
топот
«Под кобальтовой синью небес…»
Под кобальтовой синью небес
Звонкоцинком поля
Это — струны, а не тополя!
Это струи не созданных месс
И угаре мертвящем морозном
В щеки колющий ветреный миг
Я один откровенно постиг
Светлый воздух сосуде курбезном
Весень
Светлый вешний
Долгожданный
дождь
Гость нездешний
Слаще манны
дождь
На цветы на травы
Пыльный город
дождь
Слаще меда, выше славы
Капает за ворот
дождь
Капля к капле
Лепестковый
дождь
Будто кто-то острой саблей
Рвет оковы
дождь.
Гротеск
Вот так группа
Здесь у трупа
Что за козловак?
Разве дело
Плюнуть смело
В застекленевший зрак.
«Дерево…»
Дерево
Чрево
Дева
Гнева.
«Весна, весна…»
Весна, весна
который раз
Явилась ты поэту,
Неся цветы для
мраморваз,
Даря улыбку эту.
Этот домик не сравним с русскою избою!
По косогору над прудом
Чернея встали избы
Измучен каторжным трудом
Здесь каждый стонет:
вниз бы!
Но видя этот бедный дом
Из щеток и картона,
Здесь не стерпеть борьбы
со льдом
В объятиях футона
«Я не верю, что Вы настоящая…»
Я не верю, что Вы настоящая,
Когда вижу Вас в стаде людском
Вы — картина шедеврноблестящая
Та, что сказкой лучистой зовем
Вы — звездою с родного Востока
Зазвучали легендою став.
В Вас брильянтовых ландышей много
И рубинов и вызревших трав.
Соскользнете с портрета Григорьева
Для поэта сердечных куртин –
Променад (иль) как призрак лазоревый
Среди «света» безбрежного льдин
Золотистая Анна Григорьевна
Многоликая — лун сердолик
Вами сердце приливно овзморвано
Средь Нью-Йорка градских повилик
Незнакомка воспетая Блоком
Вы — Прекрасная Дама его
Та — что встреча — всегда ненароком,
Когда сердце рассветно поет.
1935 г.
«Из женщин выпадают дети…»
Из женщин
выпадают дети
Чтоб на панели
подрасти
Быть гимном
будущих
столетий
Волшебной грезою
цвести
Без колебания
без муки
Веселый жребий
И к звездам напрямик
Как мы стремятся
«Карабкаясь горой препятствий…»
les nuages, qui soni l'embleme de la vie
Rollinat
Карабкаясь горой препятствий
Плывя по озеру помех
Гулять равнинами благоприятствий
Иль косогорами потех
И не роптать на жалкий жребий
Что ты, рожденный, — человек
И мимолетность — лепет бэбий
Тебя наружащий намек
Несогласованность
Op. 37
Вечер гниения
Старость тоскливо
Забыться пенье
Лиловый стремленье
Бледное грива
Плакать страдалец
Тропы залива
Сироты, палец
Сонет («Где острый каменья делит куст…»)
Где острый каменья делит куст
Где треухи топорщат ели
Где гор вознеслися капители
Гнездится дымно Златоуст
Пластами ржавыя породы
Распались ставши на ребро
И хмурой тучи низки своды
Напоминая «дом Торо».
Когда бы здесь, — где злато гор
Прольется Вольную Россию
Моих прияли злато уст:
Контемпоренистый Мессия
Бурлюк — словесный Святогор
Футуро — крестит Златоуст.
Сибирь
Вы ведали: «Сибиррь!» Кеннана
Страну — тюрьму, Сибирь — острог.
На совести народной рану,
Кто залечить искусный смог?
Всем памятно о Достоевском:
Согбенно-каторжным трудом
Отторгнут набережной Невской
Он не измыслил «Мертвый дом»
Да ныне здесь пахнуло новью…
Пусть — преждесумрачна тайга…
Зубовно-скрежетом и с кровью
Подвластна черному злословью
Сибирь-гробница для врага…
Навек помечена: «в бега»…
1919/1920
Продолжение следует…