Фрагменты из воспоминаний футуриста. Часть двадцать восьмая

20

1931, апреля, 26

Дорогой Эрик Федорович.

Это коротенькое письмо является нашим провизионным ответом на три открытки, которые мы получили от Вас в течение последних месяцев, после высылки Вам издания Марии Никифоровны этого года. Нам приятно, что Вас не очень разочаровало оформление Вашей любезной брошюры обо мне как о поэте. Вы были первым, кто на нашей родине нашел возможным посвятить моему творчеству циклы сочувственных строк, и за это Мария Никифоровна и я будем Вам всегда признательны. Искусство является делом нашей жизни.

Кто-то мне писал, что в «Стройке» помещен «Портрет Маяковского» моей работы, если это так, то Ваша дружеская рука – опять налицо. Теперь принялся за наброски экслибрисов для Вас. Я хочу сделать серию их, чтобы из нескольких Вы могли выбрать для Вас способный быть Вам приятным. Мария Никифоровна всегда очень сочувственно относится ко всем новостям, касающимся юного «футуриста» Голлербаха. Сейчас я пишу букет роз и желтых лилий на фоне окна, так что мысли о Вас неизменно переплетаются с запахами темно-красными, запахами тяжелыми, томными, ленивыми розового масла. Как идет Ваша украинская история Мистетства? Маруся послала вчера Вам пять «Гилей», я купил здесь дорогую на американские деньги книгу Пяста, так как Вы ее цитировали в Вашей брошюре. Бринтон был польщен упоминанием его Вами в ней. На днях у него умер отец, дожив до 96 лет, – каждому из нас можно заранее позавидовать такой порции увесистой дней и ночей бытия. Книга о Гогене, выпущенная Беккером, стоит пять долларов, он получает мало авторских, но так как я ему говорил о Вас и о возможности Вашей где-нибудь при случае дать ему «паблисити», то, вероятно, он снабдит ею Вас. В настоящее время моя молодежь наслаждается встречами с неграми в южной Каролайн, как тут говорят, не Каролина, как значилось в тех географиях, по коим мы во время оно теоретически знакомились со страной «Дяди Сэма». На днях я буду в музее Рериха и расспрошу там о Вашей брошюре.

Нежный привет Вашей семье от меня и Марии Никифоровны.

Давид Давидович Бурлюк.

21

1931, мая, 27

Новый адрес David Burliuk 107 East. 10th St. N. Y. City. U. S. A.

Дорогой Эрик Федорович.

Я рад, что Вы заметили эту маленькую «неважность» писания мемуаров «о живых». Но, милый Эрик Федорович, мое творчество было всегда предметом негодования, и о нем говорили не иначе как «распоясавшись». Это, по-видимому, дополняет у пишущего мою личность.

Мария Никифоровна шлет Вам нежный привет и отправит на Ваш адрес книги, которые есть в издательстве, по пять и 10 штук.

Вчера бруклинский музей прислал трок за картинами «Интернациональной группы», я выставляю там 14 вещей, пейзажи импрессионистические, есть несколько натюрмортов. Общество основано мной. Это вторая выставка, которая откроется 10 июня вплоть до октября, музей дал зал бесплатно, каталог со статьей Бринтона. 36 работ были выставлены (мои) в Бостоне от 6 мая до 28 – я не имел известий об успешности этой выставки. Зимний сезон проплыл более чем слабо в смысле продаж. Америка терпит депрессию, богачи ужались в приобретении «роскоши».

Для практики в английском языке я бываю по вторникам в студии мистера Роматка, он знаток английских рифм, я там делаю мои наброски и слушаю стихи (обычно) восьми поэтов разных стран. Мистер Эдлер, матрос, объехал вокруг земли десять раз.

«Где тот музыкант, мальчик-итальянец с обезьяной, одетой в красный сведер…

Зверок вскарабкался по стене ко мне на подоконник со шляпой в мохнатой шершавой ручке.

Я положил в протянутую никел и обратно взял три или четыре…

О, где тот мальчик-итальянец с обезьяной, одетой в красный сведер».

Это его стихи, которые он читает тихим голосом, очень складно уложенные в рифмы. Он неделю тому назад был у меня в студии и написал о моей картине «Фудзияма», где в небе ползут облака, а с вершины снега в долину, залитую водой, рисовые поля…

Есть испанец с лицом узким картины Веласкеса. Есть старик, который курит трубку, «сидя около камина»; он имеет библиотеку; ему перестало казаться нужным путешествие.

Я приглашен в Карнеги Арт. Институт, Питтсбург, на осеннюю выставку (Интернац[иональная] Выставка) – картина без жюри, в американскую секцию. Посылаю 6 картин в Мейн; 6 в Глостер, Масс[ачусетс] на летние выставки. 4 в Токио, в Японию, в Никакай.

Я сам мечтаю о сборнике, который Вами предложен; он уже составлен мной, но… Депрессия перекусила возможности выполнения – пока.

Жму Вашу руку, привет В[ашей] семье. Спасибо за память, такое дружественное письмо. Давид Бурлюк.

22

1931, мая, 28

Адрес New York 107 Е. 10 St.

Дорогой Эрик Федорович.

Вчера мы написали Вам письмо, а сегодня вот Вам еще к нему добавление. В восемь часов утра сейчас почтальон принес хронику Л. О. Б. с Вашим милым автографом, которую я перелистал с повышенным интересом. Библиомания близка мне. Еще до войны в России я и братишка мой Владимир собрали до десяти тысяч книг. В «Гилее» Лившиц описал нас, склонившихся над Петровским артикулом. Книги эти были перевезены в мою дачу, ст. Кунцево на участке Горбунова около больницы и бывшего реального училища. Судьба собрания мне неизвестна.

Говорят, что в Доме писателей в Москве имеется комната или угол в подвале, где сложены мои рукописи, письма, картины и книги. Сведения об этом имел из различных источников. Но более подробно ничего касательно раздобыть не могу за дальностью расстояния и легкомыслием московских приятелей. У меня уже и здесь начинает накопляться порядочно книг. Довольно много прислано молодыми писателями из Союза. Многие из них с автографами, пересматривать их очень приятно.

Угол Десятой улицы и Третьей авеню, где мы живем, в двух кварталах от Четвертой авеню, того ее сектора, где расположены магазины нью-йоркских букинистов. Но если вы хотите купить книгу с гравюрой, годами уходящую в 18, то не пытайтесь сделать это с гривенником в руке. Все старое здесь уже забронировано высокой расценкой. В этом отношении вспоминаю возможности нашего российского библиофила. Можно было за гривенник найти отраду очей и доподлинную пыль веков. Вы справедливо заметили в Вашем письме о недостатках типографской работы «Хроники». Досадно видеть такое любительское издание абсолютно обезображенным. Вся книга полна дактилоскопическими следами, а карты, клише пошли и совсем без приправки. А они, видимо, хороши, бумага неплохая, машина тоже, и вина – неумелость печатника. Я в настоящее время работаю над заданием: «Старый Нью-Йорк», или вернее: остатки старины меж небоскребья наших дней. У меня накопилось много рисунков мест в Нью-Йорке, ныне уже разрушенных самумом железобетонного строительства, и я мечтаю запечатлеть их в форме пары десятков выразительных холстов. Сейчас пишу угол Пятой улицы и района босяков, то, что в Москве когда-то было Хитровым рынком. Старину выразить в приемах архаического языка модерной школы. Я рожден был в деревне, и судьба теперь забросила меня в самое городское. Надо приспособляться к новым условиям, акклиматизироваться и отображать урбэм, город, трудность задачи меня увлекает. В этом году нет лишних денег, и мы никуда не поедем, сидим в городе. Маруся скоро посылает Вам пачку моих набросков различного качества и периодов. Кроме того, посылаем Вам оттиск, подписанный американской художницей Лу Осборн. Эта милая особа уже известна Вам по каталогам «Интернациональной группы». Наши дети вдохновенно работают над моторной лодкой три сажени длиной, которую они купили в неналаженном состоянии. Теперь на ней устанавливается 46-сильный мотор Окланда, и свои каникулы наша смена будет проводить на воде. Оба растут, один перерос папашу, а другой маму. Когда-нибудь, надеемся, Вам придется прочесть описание двенадцатисуточного путешествия Никифора Давидовича младшего по Штатам Новой Англии, каковое он проделал в прошлом сезоне и описал совместно с Марией Никифоровной. Осталось им написать один день. Он писал в дороге по-английски руководящий дневник, а теперь они разделали матерьял более выразительно. У мальчика есть хорошая наблюдательность, заправленная долей украинского наследственного юмора. Как поживает рожденный 9 июля, в месяц жаркого Льва, юный Голлербах? Я тоже был рожден по старому стилю 9 июля. Получили ли Вы когда-либо посланную Вам тетрадку моих автографов, черновиков, стихов и набросков, что вам послали мы осенью прошлого года?

Если Вам не трудно присылать иногда какие-нибудь книжки и, возможно, это печатанное в России до 1840 года, то пришлите мне иногда что-нибудь, я взаимно буду Вам высылать подобный же доступный мне по затратам матерьял в обмен. У меня нет здесь ни одной старинной русской книги, что меня печалит.

Нежный привет от меня и Марии Никифоровны Вам и Вашей семье.

Давид Давидович Бурлюк.

Продолжение следует…