Фрагменты из воспоминаний футуриста. Часть тридцатая

Письма

Э. Ф. Голлербаху

27

[1934, декабря, 10]

Дорогой Эрик Федорович!

Ваше милое письмо мы получили, рады, что рисунки доставили удовольствие. Закрылась выставка Бурлюка, она имела большой художественный успех. Статьи (если есть время) посылайте <в> «Искусство СССР». Я не знаю ничего относительно платы. «Кооператив» пока еще грузнет в грязи долгов «хозяев».

Мои сыновья Давид Давидович младший и Никифор Давидович в Нью-Йоркском университете (архитектор, второй — изучает американский журнализм), занятий там — гора, а терпенья и денег надо — тонны. Бурлюк — в новой серии работ «Цирк» и «Стил-лайф».

Вчера подарила Вашу «Поэзию» Мг. Шелли — помощнику Мак-Прайда — критик американского искусства — [часто тупой и тяжелый] (Это я зачеркнула мое мнение о нем, не надо…).

Дружеский привет Вашей семье и Вам от всех «американских» Бурлюков.

Наш адрес; 321 East, 10 St. New York City.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Из книги «Садок судей» I

 Op. 1.

Скользи своей стезей алмазный

Неиссякаемый каскад

На берегу живу я праздный

И ток твой возлюбить я рад

Давно принял честную схиму

И до конца каноны треб

Постигши смерть с восторгом приму

Как враном принесенный хлеб

Вокруг взнослися остро скалы

Вершины их венчаны льдом

В вечерний час хранят опалы

Когда уж темен скудный дом

Я полюбил святые книги

В них жизнь моя немая цель

Они полезные вериги

Для духа в праздности недель

И пусть к ночи стекло наяды

Колеблят легкие перстом

Храню единые услады

В моем забвении пустом.

Op. 2. Щастье Циника

Шумящее весеннее убранство

Единый миг затерянный цветах

Напрасно ждешь живое постоянство

Струящихся быстро бегущих снах

Изменно все и вероломны своды

Тебя сокрывшие от хлада льдистых бурь

Везде во всем красивость шаткой моды

Ах циник щастлив ты иди и каламбурь.

Op. 3. Затворник

Молчать возможно лишь в пещере

Там красный крик таить

Спасаться углубленной вере

Кратеры смерти пить

Книг запыленных переплеты

Как быстро мчатся корабли

И окрыляются полеты

От замурованной земли.

Op. 4.

Родился в доме день туманный

И жизнь туманна вся

Ношу венец случайно данный

Над бездной ужасов скользя

Так пешеход так злой калека

Косит на радостных детей

И зла над юностью опека

Случайной спутницей своей

Грозит глазам весело людным

Зеленым ивиным ветвям

И путь безрадостный и трудный

Влачит уныло по полям.

Op. 6.

На миг один владел тобою

Золотоокою младой

И холод бородой седою

Вот придушил своей бедой

Уста навек сомкнул бледнея

Стекать глазам он приказал

И зубы (белая аллея)

На череп страшный нанизал

Откроешь вежды не поверю

Твой смех завял навек

И я умру под этой дверью

Найдет бродячий человек

Склеп занесен свистящим снегом

Как груди милой белизной

Копыто оглашает бегом

Забытый путь свой путь родной

Проскачет мимо усмехнется

Сук траур путь из серебра

Подкова тяжкая сорвется

Крошится льдистая кора.

Бегущие украдкою часы

Op. 10.

Со звоном слетели проклятья.

Разбитые ринулись вниз

Раскрыл притупленно об’ятья

Виском угодил на карниз

Смеялась вверху колокольня

Внизу собирался народ

Старушка была богомольна

Острил и пугал идиот.

Ниц мертвый лежал неподвижно

Стеклянные были глаза

Из бойни безжалостно ближней

Кот лужу кровавый лизал.

Op. 13.

Твоей бряцающей лампадой

Я озарен в лесной тиши.

О призрак смерти пропляши

Пред непреклонною оградой

Золотогрудая жена

У еле сомкнутого входа

Теплеет хладная природа

Свои означив письмена

Слепые призрачные взгляды

Округло плавны купола.

Я выжег грудь свою до тла

Обретши брачные наряды

Об’ятий белых жгучий сот.

Желанны тонкие напевы

Но всеж вернее черной девы

Разящий неизбежный мед.

Op. 16.

Ты изошел зеленым дымом

Лилово синий небосвод

Точась полдневным жарким пылом

Для неисчерпанных угод

И может быть твой челн возможный

Постигнем в знак твоих побед

Когда настанет непреложный

Все искупающий обет.

Сваливший огнь закатный пламень

Придет на свой знакомый брег

Он как рубин кровавый камень

Сожжет молитвенный ковчег.

Op. 18.

Белила отцветших ланит

Румянцы закатного пыла

Уверен колеблется мнит

Грудь жертвой таимой изныла.

Приду возжигаю алтарь

Создавши высокое место

Я вновь как волхвующий царь

Сжигаю пшеничное тесто.

Иссохшая яркая длань

Тянись вслед за пламенем острым

Будь скорое горнее встань

Развейся вкруг пологом пестрым.

Твое голубое зерно

Лежит охлажденным налетом

К просторам небесным окно

Очнись же молитвы полетом.

Из книги «Энтелехизм»

Несколько слов по поводу моих стихов

Я, вероятно, никогда не знал кабинетной манеры писать вирши. Где кисель — там и сел. А жизнь в Нью-Йорке, с его воздушными дорогами, подземками, приучила к величайшему одиночеству, которое находишь в миллионной толпе.

Пора начать писать не стихи, а этюды, как это желают художники — непосредственно с натуры. Прилагаемые стихи написаны были на клочках бумаги, на переплетах книг, на бульварах, за углом дома, при свете фонаря… Писал стихи и на заборах — в Сибири. Где они? Кто их читает? Марии Никифоровне Бурлюк принадлежит честь приведения материала в вид, возможный для набора. Сколько подобного моего материала пропало ранее! Большинство этих стихов — «черновики», но, будучи набросаны с натуры, они отображают первое пламя чувства. Они искренни. Написаны эти стихи в Нью-Йорке в период 1923–1930 годов.

В конце имеются «избранные» стихи, некоторые из них написаны 20 лет назад. В стихах обильно применены «компакт слога».

Слова Апсейдаун

На трапециях ума словам вертеться вверх ногами

Прикажет логика сама, зеркальными родясь стенами.

В них отразятся словеса, заходят задом наперед

И там, где были волоса турчать умильно станет рот…

Пес на сердце

Сердце насос нагнетающий…

Младенец сосал

Наган… лосось…

В городах Революции

Револьвер…

Рев вер различных…

Вечер старины

Хинчилзар…

Вечер речей речитатив

На сердце вылез пес буржуазии

Бурлюк протестовал всем сердцем

И прозван футуристом был

Мост и торфа туф

На шесть фут

Но с прошлым связи нет

Сон прошлого

Отцы и дети…

Отцы крестьяне и мещане

Ни на чем

Дворяне презрены

И в автоостракизме

Им — катастрофой

Этот сдвиг

Мещан крестьянству

Светлой зорькой

Цветеньем роз

Но пса на сердце нет…

Нет теней…

Лишь радуги сиянье

Игу дар шил.

На морском бульваре

Матросы проходят

И кроют матом

Пьяные росы

Куря папиросы

А бухта в точь сором

Утыкана лодками

Что белый по ветру подол

Скамейки и тумбы

Прижавши череп черепу сидят

И запах сосны

Глядите на девок

Деваха

Рубаха

Идет раздеваться

Проведать

Приятели ласку

Девушка

Диво девчонка

Овидий

Ведь деву одев

Туманом вечерним

Напялит очки

Завонявшийся порт

Наляпан…

Девушку парень за

Талию держит

И ищет милых троп

До утробы…

А — аз — завяз

В сплетеньях фраз

Гудки и дуговые фонари

И ропот неизвестных пароходов

Оторопь и воды храп

Пыль на полу пыль на подолах

И полах пальто

Пыль и костыль что прилип

К подмышке калеки

Прыгай кузнечиком, Прыгай!

Жертва бойни, что выгодой миру

Дана для банкиров купцов толстосумов.

Пыль на полу и

На полах пальто

Отляпать

Полипа

Холопа…

Странная поза

Поза у нищего. Угощение

А зоб винищем залит

Злится он, что не дают

Ему монет. Просит

Напрасно. Обшарпан.

Обтрепан. На улице

Где целует ветер

Девушек в коленки

Подлец…

Однообразная манера

Улица полна призраками и тенями

Бродят парадоксы. Редко встретишь мысль.

Имени нет, нет выражения глазах мираж

Я и не жарил… Сказал…

Сказал… Вы серые сыры

Сытая скукой. До отказу набитая

В течение целого дня я не встретил

Человека с лицом Не было литер

Голые все… Мочил…

Фабричный Ландскеп

Бутыли остыли или труб

Шесть музыкантов фабрики

Шесть фабричных музыкантов

Шесть труб над корпусами зданий

Музыкальные арии Дымные арии

Мелодии траура полные печали

О судьбе тех что с шести часов утра

До заснувшего солнца. До солнца ушедшего спать

Вертят руками как рычаги

Машин без устали не из стали

Бутыли дыма трубы дымных музыкантов

Вместо арий — дымные усы

Ветер их закрутит Ветер завертит их.

Парикмахер ветер тот Рехамкирап ретив

А эти музыканты что, играют марши дыма

И шрамы неба на неба лице тюарги

Из-за стен кирпичных стали в ряд

У реки желтеющей Китаем ели щи лежали.

Из бутылей в небо вьется дым Вьется лентами седыми

И мутнеет небо и мы здесь

Нуарк бросим, сев в вагон вес ногав

Дама с толстыми ногами через мост поедут мимо музыкантов

Шестерых, что играют дыма траурные марши

И шрамы на лазурь те марши… Марш. Марш.

Этюд на Баттери

Небо как призма лучи разложило

И мальчик воскликнул заря

и чулки оправляет дева

Глядя на луч и на черный дым

Что медом по небу намазан

Не замай… Отче

Желтый и красный исчезли

Вечер как нищий бредет

Ищи… не надо речей. Вечеру отдан……

Автомобиль

Перпетуум мобиле… бомы босяки

Ему терпеть… Богатому не терпится в

уме и на яву… Автомобили.

Самодвижение вечное

Я и не жив… Домас

Бегут мимо Содом устремленно

Гудут… туго приходится бедняку

Когда смотрит богача в авто

И забиты сплошь втритны…

Половою мишурой…

Продолжение следует…