27 ноября 2008 г.
Одна моя восторженная студентка не по-детски заинтересовалась то ли философией, то ли мной. После разговора с ней, я подумал, что, быть может, такие увлечения у них проходят, как проходит вера в любовь.
Увидела у сестренки выданные ей в университетской библиотеке учебники по анатомии, прижала один из них к груди и расплакалась: всегда мечтала стать врачом, а сейчас...
И вот я сижу, вернее, она, напротив меня. Губошлепка работает с утра до вечера, она смотрит на меня. Даже ногти накрасить некогда. Искусство присутствия.
Думая о ней, я понимаю, в чем тут “фишка”, почему меня мучает мысль, что я как-то не так живу. Они живут так, как будто... жизнь не связана с искусством. Я же живу так, как будто нахожусь в каком-то фильме, о котором если можно было бы рассказать, то не стоило бы и вообще его снимать. Или как в книге... Этот фильм и книга не имеют никакого отношения к обыденной жизни. Действие – как аналог текста, действия. В кино все обязательно обретает какой-то смысл, законченность. И длится полтора-два часа, чтобы на что-то рассчитывать. Его нужно смотреть, а не строить планов. Смотреть, пока оно иначе не посмотрит тебя. И она нажимает на паузу видеопроигрывателя. А, может быть, на самом деле мне просто жаль жизни. Она снова нажимает на паузу... Ах, сколько раз с тобой в кино, мы не уходили из кинотеатра сразу же после окончания сеанса и когда зажигают свет в зале, а слушали музыку в титрах, каждый думая о чем-то о своем... Разве ты не замечаешь, что многие современные фильмы заканчиваются как-то странно, то есть, как бы плохо. Ведь это хороший признак. Но в жизни люди не ведут себя как в кино, в жизни нет многозначительных задумчивых пауз. Может, это потому, что в жизни нет таких удивительных людей, по крайней мере в том месте, где проходит моя жизнь...
Эту мысль я поймал когда-то в Турции, в номере отеля. И я как тот аниматор, т. е. ди-джей, развлекающий отдыхающих весь сезон. Люди приезжают и уезжают, но увеселительная программа остается одинакова. Анимасион ти-и-м, е-е-па-а!
Не люблю, когда одно и то же. Каждый раз одна и та же дорога домой, код от двери подъезда не меняется никогда, дома одна и та же посуда, тело, слова. Все одно и то же. Один и тот же я, одна и та же ты.
Шло все нехорошо, а вышло и вовсе плохо. С кем-нибудь.
Когда я перенервничаю, то закрываю глаза и представляю планеты в черном космическом пространстве, с гулом летящие по своим орбитам, и как же далеко от одной до другой.
Мама: «Фу, накурился снова весь! Ты когда перестанешь, а?»
Я: «А когда ты перестанешь в квартире пукать, а?»
В квартире – постирушечки. Сестра заглянула в мою комнату и сказала, что мусоросборник от пылесоса хоть бы кто вытряхнул – там из пыли можно делать гнездо.
Мой антивирусник в компе каждые полчаса уведомляет всплывающей подсказкой о том, что “сигнатуры угроз устарели”.
Когда родители собираются уезжать в деревню, мы с сестрой провожаем их соответственно баяном и освежителем воздуха для туалета аэрозольного типа.
Ты, ты купила на распродаже тонкое платьице и теперь сидишь следишь в инете за расписанием погоды, когда можно будет надеть...
Ладно хоть преподам в университете не нужно здороваться со студентами за руку, как со взрослыми. Вешалка на кафедре в университете продолжает каждый раз ударять меня током.
Лежу и думаю о всякой ерунде. Надо же, у меня дом под номером 112 и у нее. Только у меня по улице Д.И. Менделеева, а у нее – по Проспекту Октября. От Аграрного университета, начала Проспекта, до Городского совета, где ее дом – далеко и куча остановок. А от Монумента Дружбы, начала моей улицы, до Хлопчатобумажного комбината, где живу я – совсем рукой подать, откуда такой счет, неужели за счет частных домов вдоль Сергиевского кладбища? Надо будет потом по карте посмотреть...
Ну да, я научный сотрудник в Академии наук. Но с кем же, или с чем я должен сотрудничать?
Почему слова “желательно” и “желатин” так похожи?
После этой ночи, сидим утром пьем чай. «Я сегодня крепка скала, т. е. крепко спала». Я смотрю на ее платьишко и спрашиваю: «Ты так пойдешь на работу?» «Да, сегодня жарко будет».
Хочу, чтобы мы были такая же органичная пара, как эти утренние телеведущие, рассказывающие по очереди новость и посматривающие улыбчиво друг на друга.
– А откуда такая информашка, откуда прогноз, а?
– Иди-ка, не мешай-ка, мыслем югала, мыслэм...
– О чем думаешь, не слышишь ничего? А зачем ты меня тормозом нажимаешь.
– А куда ты зажигалку дела? – А чья она? – Его, её, наша, их... – Зато ты мою игрушку выкинула в форточку.
По утру он курит в окно, на улице идет стройка, работает кран. Она, заметив, что его нет рядом, пришла за ним, обнимает его сзади, чтобы не мешать курить. «Смотри-ка, уже 5-й этаж начали строить, смотри-ка, сколько строителей работает, элитный дом, квадратный метр, наверное, стоит столько, сколько твоя, то есть, моя жизнь не стоит... А сколько кретинов потом там будет жить...» «И что теперь, ты сам такой же кретин».
Понимаешь, они так гоняются за деньгами потому, что боятся, что им кто-то сделает плохо, они прикрывают свои тылы, наращивают силы для будущей войны.
Извращенец. Он нашел странный клад, обнаружил. Что его возбуждает, когда ее губы медленно и отчетливо произносят “рыбьи глаза” и всегда просит так...
У меня бывает так, что приду смотреть телевизор, просижу полчаса и понимаю, что телик-то не включила. Или выйдешь на улицу в аптеку, пройдешь мимо, повернешь и опять пройдешь мимо. А сегодня со стола убирала и свой телефон туда же, в холодильник убрала...
Она сказала «в том, что я пишу есть свой стайл», н-да, так и сказала, стайл...
Помнишь, как мы мечтали, чем бы занялись, если бы поувольнялись со всех наших работ.
Он бредит (во сне?): ты мой друг, да, но я раб лампы, я джин... И все твердил во сне: «Нафига это все надо, нафига это все надо...»
А помню, как пришла устраиваться на работу, в первый день увидела, как тамошние девки срутся меж собой и больше не приходила туда: упаси господь работать в таком коллективе. А если бы можно было, когда не хочется, не идти на работу, но и зарплату бы тогда не платили за этот день, ты бы, наверное, усердно пользовался этим правом, да ведь?
Когда были детьми, в библиотеке скучающие сотрудники нам заплетали косички. Книжки выбирали самые потертые, ведь раз зачитаны... Продолжает рассказывать о себе, о своей молодости, вздыхает: «Блин, такой бандиткой была, столько девчонок научила курить».
В конце разговора с ней я понимаю одну вещь. Чем откровеннее мысли и чувства, направленные к тебе, тем больше обреченности причинить боль. Чем откровеннее, тем вернее уходят от тебя люди. Чем откровеннее, тем меньше вероятность оставаться впоследствии хотя бы друзьями. Казалось бы, открываясь кому-то... Чем откровеннее... Как-то слишком мы с тобой стали знакомы, не стоит. Наверное, садизм и откровенность как-то связаны друг с другом. Откровенность за откровенность.
Ты стараешься как можно чаще и дольше быть со мной, чтобы я как можно меньше был с другими. Я встречалась с ним тогда, когда было удобно нам обоим.
Мы снова поссорились и расстались с тобой. Ты — почти ненавидя меня, я — не желающим тебя больше никогда видеть. Задумавшись, я стою и курю на шиномонтажке, ожидая своей очереди на смену резины у колес летних на шипованные зимние. Замученный и грязный монтажник из Средней Азии спрашивает, балансировку делать или нет? Я — клиент, независимо от того, сколько я обидел девушек. У нее не укладывается в голове, как они вообще могут делать ему балансировку, такому мерзавцу, который только использует людей. Я и сам когда-то удивлялся тому, как у таких мудаков есть вообще работа и жены, и как с такими вообще можно жить…
Я стою и курю, и я уже не так уверен в том, что я обычный клиент. Смотря на мокрые колёса разных приезжающих машин, я вспоминаю, как тогда мы с ней попали в ДТП и долго стояли на дороге растерянные, и все проезжали мимо, притормаживая и посматривая на нас с любопытством. Но что они могли сделать, что могу поделать я?
Я подбираю варианты: перестать общаться слишком близко, ибо что бы я ни делал, я обречен причинять боль. Не лезть в душу, ничего не обещать, быть отстранённым, чужим, непонимающим, ведь ничего не забывается просто так… Как в той поговорке: если на вас очень сильно обиделись, значит когда-то вы делали этому человеку слишком много добра.
Но через много лет, жили вместе почти год, опять ушел, ничего толком не объяснив, в мессенджере статус «депрессия», смотрит на пакет, который передала его мама, там большая странная рыба, мешок сахара и красивая мочалка… Она думает непонимающе: как вообще такому уроду можно передавать мочалку…
Я меняю масло в машине, ты где-то смотришь фильм ужасов, где старушке пускают кровь; кровь старушки черна, как стекающее из картера двигателя отработанное масло…
И расставались с такой небрежностью, с кучей ошибок. Каждый хотел, чтобы ему было не больно и с какой-никакой правотой.
Я читаю твое «последнее» сообщение: «Спасибо за всё. Мы многому научились друг у друга. Прости, прощай». Неужели все вот так вот просто перечеркивается у людей, ведь знакомы 8 лет, столько всего вместе пережили. Так решительный поступок, будто самоубийца в последний момент. И все из-за какой-то неистребимой ревности, живущей в тебе. Но решение принято. Что ж, прощай. Ведь в море, конечно, много других рыб. Но, приручив одну из них, все повторится снова, просто рядом с тобой будет другой человек. Это как бросить курить — сначала тяжело, а потом нормально, привычно. Вот как наказывают в тюрьме лишением свободы, так же и мы друг друга отсылаем подальше. Но все это не имеет значения по сравнению с тем фактом, что жизнь протекает очень быстро и неожиданным пониманием, как много того, что больше никогда не повторится.
(Лексика, синтаксис и орфография авторские).
Продолжение следует…