Салават. Исповедь. Часть шестнадцатая

В конце 80-х – начале 90-х годов почувствовались ветры перемен. Это не прошло мимо и нашего Союза композиторов. До этого времени руководителем Союза был Роберт Хакимович Газизов. Первым предвестником перемен была статья в газете о Риме Хасанове. Это совершенно гениальный композитор. Рейтинг его произведений, закупаемых Союзом композиторов, был самый высокий, и, причем, заслуженно. И вдруг мы читаем статью о том, что Рим Махмудович пришел в министерство культуры и положил на стол все свои награды и грамоты и сказал: «Мне все это не нужно!».

Позже я пытался представить себе это событие. Я сначала испугался – это было из ряда вон «выдающийся» поступок. Трудно было тогда объяснить и представить себе подобное поведение, мотив и причины такого решения. Думаю, это было не самое правильное действие, как бы ни сложилась его дальнейшая жизнь. Но тогда на нас это произвело сильное впечатление.

Второй предвестник – это рокировка внутри Союза композиторов. После большого «вливания» в ряды СК молодых авторов произошло сближение Роберта Газизова и Рустема Сабитова. Для меня это было не важно – я и так находился «на коне», и со стороны наблюдал за «дворцовыми интригами». А потом произошла вообще удивительная вещь – видимо, не сошлись они по каким-то принципиальным вопросам, и возникла тема смены руководства.

Я был молод и горяч, а Роберт Хакимович был человек неординарный и вспыльчивый. Он мог в пылу эмоций что-то наговорить, но через минуту все забывал и обиду не держал. У него, как у любого руководителя, были свои «любимчики», и были и те, кого он за композиторов не считал. Порой разговоры в Союзе велись, как в младшей группе детского сада. У нас с ним было несколько стычек, и в среде творческих людей это нормально.

Но почему-то меня подхватило волной, и я поддержал оппозицию. Я сейчас об этом очень сожалею, и не потому, что меня не устроил следующий председатель СК Рустем Сабитов, а потому что мы выразили недоверие такому деятельному человеку, как Роберт Хакимович. У него масса достоинств. Он был очень дисциплинирован, всегда бывал на работе, умело решал вопросы административного характера, умел общаться с министрами и высшим руководством. Благодаря этим его качествам годы его руководства насыщены огромным количеством мероприятий, способствовавших качественному росту СК. Фестивали, концерты – без нас не обходилось ни одно значимое событие в республике и на уровне России.

Переизбрание Газизова шло через долгие собрания, борьбу. Он был и остается очень именитым композитором – его песни звучат, его Концерт для гобоя с оркестром был написан для оркестра Силантьева и с успехом был исполнен. У него очень хорошая музыка к спектаклям, которая созвучна театральному действию. Мы же, башкирский Союз композиторов, обошлись с ним неделикатно. Его сопротивление было отчаянным, а мы с молодым напором хотели перемен.

Приход Сабитова совпал с политическими изменениями в стране. Республика Башкортостан приобрела суверенитет. Началась политика национального подъема, и на этом фоне произошло много хороших дел. Наша культура обратила внимание на пройденный этап, на народное искусство, пение в частности. Мы на новом витке спирали попробовали связать наши народные традиции с профессиональным искусством. И благодаря тому, что правительство на уровне национальной программы стало уделять вопросам башкирской культуры особое внимание, в нашем искусстве начался новый подъем – и симфонической, и балетной, и оперной музыки.

Здесь обозначилась смена композиторских школ. Первые симфонии Рафаэля Касимова, работа в балетном театре Рустема Сабитова, балеты «Ходжа Насреддин» и «Аркаим» Лейлы Исмагиловой, появилась моя опера «В ночь лунного затмения». В эти же годы появились произведения Андрея Березовского, замечательная музыка к спектаклям и песни Нура Даутова. Это было прорывом нашего поколения.

Наши цели читались ясно – мы хотели внятно вывести культуру республики Башкортостан на уровень России. Мы хотели обозначиться в российском социуме как деятельная и интересная национальная единица. В общем, мы продолжали дело, начатое нашими предшественниками, композиторами старшего поколения. Музыкант-философ Рафаэль Касимов писал симфонии, как и Рауф Муртазин, Рустем Сабитов продолжил балетную традицию своего знаменитого отца, Наримана Сабитова. Я, хоть и не был учеником Загира Исмагилова, взялся за оперу. Мне эти поиски понятны и нравятся, хотя особенности мироощущения отражаются в творчестве у всех по-разному.

Мне в тот период перемен было некогда об этих вопросах задумываться. Я стал членом правления Союза композиторов, правда я потом надоел Сабитову своими вопросами, и он меня вывел из состава. У нас были разногласия, но я, к его чести, хочу сказать, что это очень интеллигентный и порядочный человек. Это тот случай, когда воспитание родителей и сам уклад его жизни, равно как и его творчество – лучшее свидетельство тому, что он является представителем КУЛЬТУРЫ. Есть черта, которую человек ясно должен чувствовать. Переступишь, и перейдешь в другое качество. Рустема Наримановича я наблюдал в разные периоды его жизни и видел в разных ситуациях, и он всегда вел себя достойно. Как бы нас не противопоставляли, мы люди одной закваски, Земцовской, люди одного полета, и в последние несколько лет мы все больше чувствуем близость. Среди композиторов дружба редкое явление, но я считаю своими друзьями Айрата Куагушева и Рустема Сабитова. Я им доверяю и знаю, что могу на них положиться и рассчитывать в трудную минуту.

Что касается этого периода, то несколько человек уехали из страны – Газизов в Америку, Наташа Победина в Испанию, Хасанов тоже уезжал, но потом вернулся – в Башкирии его любят. И хотя он по жизни непрактичный человек, но он гениален, и что бы он ни делал, я всегда к нему буду относиться с позиции уважения.

Но зато ряды СК пополнились музыковедами Лилией Латыповой и Галией Ахмадеевой, композитором Валерием Скобелкиным. Что касается меня, то деятельность СК на меня мало влияла. У меня не было амбиций, чтобы кем-то руководить. Мне просто было не до того. Я чувствовал себя востребованным композитором, и мне этого было достаточно.

Глава 16. Творчество и коммерция. День и «Ночь»

Летом 1992 года я познакомился впервые с Президентом нашей республики Муртазой Губайдулловичем Рахимовым. Я написал песню «Муртаза», и при встрече подарил ему кассету.

Тогда же я познакомился с Флюром Фаткулловичем Нурлыгаяновым. Он стал инвалидом и решил организовать Общество инвалидов и стал его председателем. В тот период я появился на его горизонте. Это было началом большого проекта, а вначале все хорошо – и финансирование, и здание, и удовлетворение всех просьб.

И вот на улице Октябрьской революции 63 А поселилось Общество инвалидов РБ, куда Флюр пригласил меня организовать студию. Потом там располагался Творческий центр «Салават». Главной целью этой студии стало написание фонограмм. Не буду говорить обо всех приключениях во время создания и формирования студии. Первый взнос в сто тысяч рублей Флюр Фаткуллович нам перечислил, а дальше мы были должны зарабатывать сами. По налогообложению нам полагались льготы, а заказчиков нужно было найти. Мы старались, и выходили из разных ситуаций всегда достойно, вплоть до 1997 года.

Мы обратились к спонсорам, купили аппаратуру, инструменты, оборудование и для того времени были неплохо упакованы. Это был хороший, светлый период в жизни, и песни полились рекой.

Второе – мы с Флюром Фаткулловичем пришли к Муртазе Губайдулловичу (именно тогда я и преподнес ему в подарок песню). Он, конечно, спросил, чем может помочь? Я сказал, что нужно мне расширить квартиру, на что он ответил, что с квартирой помочь пока не может, но предложил дать машину по льготной цене. Вопрос, а что я с машиной буду делать? Потом решил, что от таких вещей не отказываются, и я что-нибудь придумаю.

И вот в 1992 году в августе я впервые купил свою машину, шестерку. Это было почти подарком. Она была новенькая, бежевая, очень красивая. Кто садился впервые в новую машину, тот знает это чувство. И она не обманула мои надежды. Это была настоящая рабочая лошадка. Сейчас у меня уже двенадцатая по счету машина, и я узнаю их и кое-что понимаю. И стараюсь покупать светлые. И стекла не тонирую.

Творческий же центр «Салават» – это моя первая попытка заняться коммерцией. Тогда все вдруг обнаружили в себе способность чем-то торговать. Продавали все – кто во что горазд. И многим это удавалось, и за короткое время получалось заработать неплохие деньги. Это был период «бешеного рынка».

Как-то мне предложили выгодное дело. Сказали: «Есть экскаватор. Надо продать». Я со знанием дела сел на телефон и стал продавать. У меня спрашивают: «Грузоподъемность?» Я молчу. «Мощность двигателя?» Молчу. «Он гусеничный?» Не знаю. «Ну ладно», – говорит мне мой потенциальный покупатель. «А что делать?» – спрашиваю. «Сушите его», – отвечает.

Я и дальше предпринимал попытки заняться коммерцией, но они ни к чему не привели. Думаю, мне это не дано. Зато я умею общаться с людьми, у кого это получается. В разное время мы были связаны с людьми, которые занимались горюче-смазочными материалами, и они нам отдавали часть прибыли.

Это была одна грань моей деятельности.

Вторая – я столкнулся на новом этапе моей жизни с Радиком Гареевым. Его творчество было в самом расцвете, в зените славы. В оперном театре его имя собирало полные залы. В какой-то момент мы встретились в филармонии. Там в тот вечер звучали мои песни, и я слушал концерт. И тут прибегает Радик, и так взволнованно говорит: «Меня ставят директором оперного театра!» И тут же: «А ты что делаешь? Когда напишешь большую оперу?»

Он начал свою деятельность увлеченно. Тут же привез новых молодых музыкантов – Володю Белова, Хамита Ижболдина, приезжал Володя Храмов, вытащил из Перми нашего Валерия Платонова и пригласил в качестве главного дирижера. В это время пришел в театр и режиссер Рустем Галеев. Вызвал он и меня. «Вот тебе контракт. Пиши оперу».

Продолжение следует…