Тернистый путь в искусстве. Часть четырнадцатая

Вернулся к артистам. Репетиция завершилась, они сидят и уютно беседуют. Сегодня играем «Красивые берега Узени». Как, интересно, воспримет спектакль зритель? Смешная комедия, много музыки, танцев. Это единственная пьеса известного сатирика Агиша Гирфанова. История ее постановки такова.

– Я написал очень интересную комедию, давайте прочитаем вместе, – обратился ко мне автор.

Прочитали, вернее, читал он. На живописных берегах реки Узень расположилась животноводческая ферма колхоза. Действующие лица: девушки-доярки и парни-пастухи. Шутки, игры, смех – все это в пьесе имеется, нет только главного – драматургического конфликта, нет авторской мысли. Непонятно, о чем эта пьеса, где-то напоминает комедию А. Атнабаева «Близнецы».

– Нам комедия, конечно, нужна, – говорю я, – однако для того чтобы ваше творение стало пьесой, надо еще основательно над ним поработать.

– Все, что в моих силах, я уже сделал, а в остальном очень надеюсь на вашу помощь. Мне рекомендовали вас как большого профессионала в драматургии, я ведь сатирик, не драматург, – отвечает он.

– К сожалению, прямо сейчас не получится, я очень занят.

– Не убивайте, пожалуйста, я же не тороплю. Это моя единственная пьеса, я мечтаю увидеть ее на сцене, – настаивает автор.

Он с такой детской непосредственностью, со слезами на глазах, умоляет меня – я сжалился. Бесконечно счастлив тот, кто воплотил свою мечту в жизнь. Почему бы не помочь ему? Это же в моих силах.

– Давайте попробуем поговорить с артистом Шамилем Рахматуллиным. Может, он поможет, – говорю я.

– Я согласен с любым вашим решением, только без моего участия, я сделал все, что в моих силах, на большее не способен, – отвечает он.

Пьесу взяли к постановке. На доработку пришлось подключить немало сил, Рахматуллина тоже впрягли. Музыку, как всегда великолепно, написал Шамиль Кульборисов, Гали Насипов изготовил подходящую декорацию. Главный герой спектакля – всегда довольный собой заведующий фермой Хатим, угодливый перед начальством, подчиненных держащий в ежовых рукавицах. Он влюблен в доярку Алию, и мечется между возлюбленной и невестой Янгабикой. Накануне поездки на море по выделенной как передовику производства путевке, видит сон: сидит он в окружении танцующих вокруг него в прозрачных шелках райских девушек. Спектакль получился красочным, зрелищным. В Казани зритель смотрел его с удовольствием, но в обсуждениях наших гастролей критиками прозвучало много хвалебных слов о спектаклях «Матери ждут сыновей», «Утренний туман», «Одна любовь и сто влюбленных», «Соседи», «Смелые девушки», а «Берега Узени» мы могли бы, оказывается, и не привозить. По мнению критиков, он выбивается из репертуарной политики нашего театра.

По возвращении из Казани

Салаватский театр я вывозил на гастроли в Казань дважды, и оба раза они прошли успешно, однако однозначно трудно определить, в который раз успешнее. В первый раз от периферийного театра на колесах никто не ожидал таких достижений, сыграл еще эффект неожиданности. Во второй раз Салаватский театр приехал в Казань уже признанным в театральных кругах России профессионалом, ясное дело, от него ожидали большего. Конечно же, успехи были и во второй раз, в противном случае критики обязательно высказались бы. Однако ожиданий было больше, во всяком случае критические замечания, особенно по поводу вышеназванной комедии, было достаточно.

По возвращении в Салават пошел в горком к Л.Х. Аминеву. Судя по нашим прошлым встречам, он показался мне человеком душевным, участливым. Расскажу, думаю, об удачных гастролях.

– Здравствуйте, я к Лерону Хамитовичу, – поздоровался я в приемной.

– А его нет, он в отпуске, – ответила секретарь.

– Когда он вернется?

– После отпуска он уезжает на учебу.

– Жаль. Успехов ему. А кто будет на его месте?

– Не знаю.

Мне стало грустно. Не с кем даже поделиться нашими победами в родственной республике. К министру после того телефонного разговора заходить совсем не хотелось. Пойду только в том случае, если сам позовет. Мне с ним не о чем говорить. Короче, надо проводить коллектив в отпуск, да и самому пора.

Осенью собираюсь начать работу над постановкой «В ночь лунного затмения» М. Карима. Эта идея появилась у меня давно, но неожиданно получила ускорение в то время, когда мы с Асхатом Мирзагитовым работали над его драмой «Бахтигарей». В Башакадемтеатре она была уже поставлена.

– Прочитай, пожалуйста, не торопясь, Вазих, – обратился он. – Столько сил я потратил на эту пьесу. Не вышло. Ты видишь все недостатки, от тебя ничего не скроешь. Постановка в Академтеатре была неудачной. И артистов обвинял, и режиссера поругал, про себя, конечно, а потом понял, в большей степени виноват сам. Слишком многое хотел сказать в одной пьесе, а получилось не про это. Каша, словоблудие. Прав старший брат, краткость – сестра таланта. Свежая мысль нужна. Пьесу надо оживить.

Пьесу прочитал, вернее, я ее читал раньше и еще тогда решил, что не буду ставить. Придется еще раз прочитать. Конечно, он прав, вина в нем самом. Только почему, интересно, очевидно не готовую пьесу в Академтеатре решили поставить? Видимо, авторитет автора замазал им глаза. Через неделю пошел к автору со своими предложениями. Он слушал внимательно, с каждым новым замечанием лицо его становилось все мрачнее, критику мою воспринимал тяжело, мне показалось, даже рассердился на меня. После того как я завершил, он долго молчал, затем плюнул, обращаясь к кому-то, вскочил и некоторое время ходил взад-вперед по комнате. Наконец, остановившись напротив меня, громовым голосом произнес:

– Будем работать!

Поработали. Если скажу, что совместное творчество двигалось, как по маслу, совру. Асхат Мирзагитов, конечно, был очень требовательным человеком по отношению к себе, но еще больше – по отношению к другим.

«В ночь лунного затмения»

Мои мысли в то время занимала будущая постановка спектакля «В ночь лунного затмения», в частности, очень важный его компонент – музыкальное оформление. Сижу, как я обычно это делаю, в фонде радиокомитета, подбираю музыку. Внезапно зазвучала мелодия, которую я раньше не слышал, но она в то же время так знакома! Что это? Откуда она льется? С небес или из-под земли? Почему она меня так волнует? Снова прокручиваю пленку, снова слушаю, то прибавляю громкость, то убавляю. Когда она звучит едва слышно, особенно таинственна. Она точно соответствует словам героя трагедии Акъегета: «Откуда звучит эта рвущая душу мелодия?»

Вот теперь я понял, что мне не хватало во много раз виденных постановках знаменитой трагедии в разных театрах, мне не хватало этой мелодии. Можно сейчас же приступать к постановке, а «Бахтигарей» подождет. В голове уже рождалась зрительно-звуковая формула образов: Дервиша будет играть Рим Баянов, Дивану – Фуат Ахметов, Танкабику – Галия Амирханова. Сообщение о постановке коллектив воспринял с огромной радостью. Для художественного оформления спектакля пригласили Галию Шакировну Имашеву. Она, как известно, работала совместно с режиссером Ш.М. Муртазиной в первой постановке «В ночь лунного затмения» в Башакадемтеатре. Образные, добротные декорации первого спектакля, на мой взгляд, не совсем соответствовали жанру трагедии. Может быть, поэтому Имашева все эти годы не прекращала работу по совершенствованию художественного образа спектакля, создала несколько макетов сценического оформления, один лучше другого. Для нашего спектакля она нашла вариант, точно соответствующий музыкальному образу нашего спектакля. Артисты работали вдохновенно, спектакль получился потрясающим, работа над ним запомнилась, как прекрасный сон. На премьеру приезжал Мустай Карим. Он пожал руки каждому исполнителю, особенно хвалил Дервиша и Дивану, коллективу выразил слова благодарности:

– Я смотрел очень много постановок своей трагедии, ближе всех мне постановки наших национальных театров, – этими словами он завершил свою речь.

Бедствие театра

В тот год рано началась зима. Она была суровой, морозной, снежной, с частыми буранами. В один из дней в ноябре разыгралась сильная метель, которая к ночи превратилась в ураган. От ударов ветра дребезжали окна, и вдруг раздался оглушительный взрыв, затем другой, третий, как будто город подвергся бомбежке. Что могло так сильно взорваться? Даже если бы свалилась крыша дома, она не произвела бы такой грохот. Наконец я понял – это разбиваются окна нашего театра. В то время театр занимал для репетиций застекленный фасад большого пятиэтажного дома, на третьем этаже которого я проживал. Выходит, ураган бомбит наш театр. Стихия разыгралась не на шутку.

Утром, когда буран поубавился, вышел на улицу. Разбито восемь стекол, осколки, как огромные глыбы льда, грудой лежат внутри и снаружи здания. В каждый образовавшийся проем можно въехать в здание на большой грузовой машине. За помощью побежали в горком, принял нас новый первый секретарь Фарит Хабибуллович Хамзин. Как только мы рассказали о нашей беде, он тут же позвонил руководителям организаций, которые могли бы установить стекла в срочном порядке. Мы побежали снова в театр. Все три зала завалены снегом. Холодно, везде как на улице. Однако мы не отчаиваемся – сам первый секретарь пообещал срочную помощь в пожарном порядке. Пообещать-то он пообещал, но секретарь горкома не будет лично устанавливать стекла. Начались наши хождения по адресам исполнителей: приезжаем на завод – нет стекол, стекла появились – нет крана, чтоб грузить их, кран появился – нет машины, чтоб доставить стекла на место, а машина должна быть оснащена специальным оборудованием для перевозки крупногабаритных стекол. Ну, а когда все оказалось в наличии, нет специалистов, которые могли бы установить эти стекла.

Пока мы бегали по всем инстанциям, наступила весна, и весеннее солнышко наконец-то утеплило наш театр. Четыре месяца репетировали в холодном здании в тулупах и валенках. Укрытие от ветра соорудили, но от холода спастись не удалось. Мне досталось больше всех. Артисты утром на репетиции, вечером на выездном спектакле или наоборот утром на выездном спектакле, вечером на репетиции. Я же сижу практически на улице целый день, за ночь даже грелками не могу прогреть озябшие ноги, кашель, насморк не прекращались даже весной. Между репетициями каждый день бегал в поликлинику. Врач, очень милая женщина, наконец, как-то обрадовала:

– Лечись, не лечись, процесс уже не остановить, у вас хронический бронхит.

Оказалась права. Летом, упорно стараясь побороть болезнь, я еще гастролировал, а осенью, образумившись, лег в больницу.

До этого, сразу же после завершения гастролей, меня, директора и парторга театра пригласил к себе Ф.Х. Хамзин.

– Я вас пригласил, чтоб сообщить радостную новость. О нашем театре готовят большую статью в центральной печати. До этого о Салаватском театре ведь не было статей в московских журналах? – торжественно начал он наш разговор.

– Изредка бывали, обычно после приезда к нам критиков, выходили либо похвальные, либо критические статьи. Первых было больше, – отвечаем.

– Это были статьи об отдельных спектаклях. На это раз заказан очерк о театре, его истории, успехах, репертуаре, артистах. Автором очерка должен быть первый секретарь горкома КПСС. Понятно? – секретарь направил на нас испытующий взгляд. – Кто может написать такую статью?

– Только Вазих Кашапович, – отвечают ребята.

– Да? Ну, что? Договорились, товарищ Сайфуллин?

– Я вообще-то собрался в отпуск, товарищ Хамзин.

– Задержитесь на пару дней.

– Каким должен быть объем очерка?

– Пишите, не ограничиваясь, чем больше, тем лучше, там посмотрим. Успехов!

Пришел домой и сел писать. День прошел безуспешно: начну и бросаю, начну и бросаю, не идет, да еще кашель допекает. Решил дать себе выходной, имею право. Конечно, дело нельзя затягивать. Завтра уже меня Райса и дети ждут в Уфе. Приготовил себе на вечер добротный суп по-татарски. Разве руководитель театра должен встречать свой отпуск, скривившись, задыхаясь от кашля, за письменным столом? Он сегодня должен сидеть за праздничным столом в уютной компании. Выпил пару рюмок, хорошенько поел, настроение как будто бы поднялось. Не заметил, как подошел к письменному столу, в голову пришла хорошая мысль, дай, думаю, начну. Даже не заметил, как увлекся, к ночи большая часть очерка была написана. На следующий день, завершив, поставил точку. Позвонил секретарю:

– Очерк готов, читать будете?

– Сейчас к вам подъедет Стародубцев – специальный корреспондент «Советской Башкирии» в Салавате, отдайте статью ему, – отвечает секретарь.

Спецкор подъехал очень быстро, прочитал, не спеша.

– Хорошо! – говорит. – Все понятно и складно.

Он пожал мне руку, положил рукопись в портфель и ушел.

Продолжение следует…