Моё северное сияние – слияние любви и надежд. Часть четвертая

Кем только я не работала на Севере? Я работала даже охранником в строительной компании “Стройинвест”, платили 5 тысяч за месяц – мизерную зарплату. Охранники дежурили одни сутки, два – отдыхали. База была большая, находилась на окраине города, ночью страшно было охранять, особенно когда полярная ночь. Думала, зачем рисковать и иду на обход: громко пою, стучу палкой. Около базы, в водном бараке, жили белорусы, рабочие. Они рассказывали про меня анекдот. Мол, иду я и громко пою: “Кусты – это роща, канава – граница, а мы пограничники – смелый народ, базу охраняем – надежный народ, никто не проскочит, никто не пройдет!”

Сзади стояли избушки, где мы отдыхали днем, а в отдельной комнате жили киргизы – наемники, они ночами досаждали нам шарканьем ног – бесконечными хождениями. Всё время приходилось открывать и закрывать ворота. И мы, сторожа, договорились, замок слегка повесить на них. Часто нас проверяло охранное ведомство, вовремя нажмём или нет “кнопку тревоги”. Киргизы запросто лезли через ворота, мне надоела их наглость, взяла и намазала все солидолом. На следующий день прибежал киргиз, спрашивает, чем же мы намазали им штаны, не отстироваются. Я говорю: “Вы сами себя намазали, нечего лазить на запертые ворота.”

Подошло время отпуска. Денег отсчитали мне всего восемь тысяч за эти бессонные тревожные ночи на холоде и пустыре. Это было горько и смешно. Подумала и подала заявление в прокуратуру. Адвокат был в шоке. Оказывается, сторожам оплачивали только за 4 часа работы в сутках, а за остальные 20 часов деньги хозяева приписывали себе! Я пошла к начальнику “Стройинвеста”, хотела решить вопрос мирно, но куда!? Он наорал на меня, обозвал всякими унизительными подлыми словами, визжал, как последняя алкашка-баба на перекрестке, и выгнал-вытолкал меня из кабинета. Я сильно обозлилась на этого горлодера. Ох, как научились эти хамы безнаказанно унижать-грабить киргизов и узбеков, теперь взялись за нас, башкир!

От злости я подала в суд. Тут угрозы на меня посыпались со всех сторон! Даже друзья испугались, говорят, тебе с ними не тягаться, ведь они под защитой мэра. А я упрямая: довела дело до суда и высудила от наглой компании свои кровные тридцать тысяч рублей. Мне, конечно, предложили уволиться. Я отказалась, платить-то они будут уже по полной, тем более зарплату за одну смену повысили до десяти тысяч руб. Дык! Они решили мне отомстить: в мою смену устроили кражу, ущерб оценили на двадцать девять тысяч руб., но я доказала, что это специальный подвох, провокация. Доказала, что нет моей вины, и после этого ушла с работы. Слышала, через несколько месяцев у них все провалилось.

Бегства и мытарства

В мае 2005 года хозяйка устроила меня на работу – баклаборантом в санэпидстанцию. Зарплату обещали 5000 руб. Когда я устраивалась, заведующая станции позвонила главврачу Казымской участковой больницы. Хотела узнать, какая я работница. Главврач ответила, что я трудолюбивая. Ведь нас воспитывали-подбадривали в детстве: “труд – города берёт”. Я быстро научилась новой работе, однако напарница моя часто уходила на больничные, и мне приходилось иногда допоздна делать анализы, иногда заменяла санитарку, то есть проводила полную санобработку лаборатории, научилась работать с автоклавом, дезинфицировать препараты и приборы. Как лаборант-санэпидемиолог, каждые 10 дней работала в местном краеведческом музее, обрабатывала старинные экспонаты в хранилище и архиве, уничтожала бактерии. Это очень опасная работа: страшно было, не дай бог заразиться, ведь в них сохранились бактерии чумы, холеры, оспы, дизентерии и многие другие очаги бедствий. После проведения чистки тщательно обрабатывали посуды: колбы, пробирки, а перчатки уничтожали.

Напарница всегда находила повод отказаться от этой опасной работы, а я молча работала, через два месяца могла самостоятельно выполнять работу. Врач-бактериолог стала хвалить меня, а напарницу ругала за постоянное отсутствие на работе, и за то, что иногда работает спустя рукава. Все эти замечания обернулись против меня: начались интриги, косые взгляды, мелкие укольчики. В коллективе работали родственники заведующей, получалось, что целый клан окопался в санэпидстанции, они зарплатой не обижены, а я получала мало, да и воспитана была по-другому. Трудно было писать плохие анализы, не могла спокойно смотреть, как ни за что наказывают штрафами продавцов. Мне не по натуре такая наглость и предвзятое коварство. Ведь не секрет, что продавцы давали им взятки и т. д. Я видела, что “чистейшеё снаружи” предприятие “грязнее всех изнутри”, и я уволилась.

Неужели всё это было написано у меня на роду...

Получив долгожданные отпускные, я поехала на родину, в Башкирию, к своим детям. С младшим сыном приехали в Уфу, он поступил в Уфимский авиационный институт. Чтобы меньше тратить деньги, я нашла семью нянчить ребенка бесплатно, чтобы разрешила пожить с сыном. Он ходил на подготовительные курсы, поступил в коммерческое отделение. Все сказалось на моем здоровье: попала в республиканскую больницу, на операцию. Во время тихого часа пошла на прием к зам. министру образования Башкирии посоветоваться насчет дочери, говорю ей: “Помогите, дочь моя учится хорошо, талантливая. Но отец пьёт, семья наша распалась, и дочь нуждается...” Она помогла устроить её в школу-интернат – РХГИ имени Касима Давлеткильдеева, в городе Уфе. После операции денег не было, пришлось в подвале одной уфимской аптеки и больницы делать клиентам массаж. Оплатила за учебу сына, купила все необходимое дочери, со слезами на глазах уехала снова на север, в Казым. Надо детей учить! Чтобы встать им троим на ноги, нужны деньги. Зарплата в Казыме меня не устраивала... Связана работой руками-ногами, вкалывала день и ночь, а карман пустой. Сдала больничные листы. Уволилась.

Новые зигзаги судьбы

Уехала обратно в город Белоярский. Прописки нет, работы нет. Сняла квартиру. С утра до ночи бегала по квартирам делать массажи, убирала квартиры, ухаживала за тяжелобольными, летом полола огороды. Во всем себе отказывала, одевалась в то, что люди давали, иногда голодная была. Познакомилась с сыном участника ВОВ, он был лежащий, ухаживала за ним семь лет, стал как отец родной. Платили они за месяц семь тысяч, когда уезжали отдыхать в отпуск, оставляли 50 тысяч. Эти деньги шли на учебу моих детей в институте и школе-интернате. А деньги, заработанные массажем и уколами на дому, оставляла на пропитание, на одежду детям. Сыновья мои тоже старались, летом зарабатывали на стройках, дочь на каникулах отдыхала и жила у моей родной сестры в городе Сибае.

В 2005 году я взялась ухаживать за одной женщиной. Рак. После её кончины её муж уехал на вахту, на три месяца оставил мне квартиру. Когда он приехал домой, удивился – кругом цветы, чистота, порядок. В свободные минуты я вязала ему носки, варежки в благодарность за бесплатное проживание. Так и жили, я в одной комнате, он в другой. Днем и вечерами я – на массаже, на уходе за больными. В 2011 году с ним зарегистрировали брак. К этому времени старший сын после армии работал анестезиологом в г. Уфе, сноха училась в мединституте. Младший сын окончил университет, приехал ко мне, устроился работать инженером. Дочь после 9-го класса забрала к себе, она в 10-м классе стала учиться в Белоярской школе.

Башкортостан – колыбель моя, а Север – моя опора

Город Белоярский стал для меня городом-пристанищем. “Белояр” на башкирском звучит “Акъяр”, так называются районный центр и несколько деревень и местностей в моем Башкортостане. Нужда или, как говорят башкиры, Нужа-бабай вытеснил меня из родных Уральских гор, однако Судьба, если сказать по-башкирски, Язмыш-узмыш привел меня к Белояру – Акъяру, то есть белому яру, светлой черте... месту под северным солнцем.

Я смотрела на землю хантов и ненцев, которая страдала от нашествия других народов, и я сама была одной из “переселенцев”. Я чувствовала себя сосланной из родных Уральских гор на тундру, непрошеной гостьей на этой суровой и прекрасной земле... под северным сиянием.

Когда я, оставив дальние стойбища деревни Нумто, бесконечные безденежные заботы в селе Казым, причалила к тревожной и напряженной суете города Белоярский, веслами моей лодки были отчаяние и надежда. Никто меня не ждал с распростертыми руками, никто не обещал золотые горы. Я сняла жилье и занялась своим “бизнесом”, массажем на дому. “Не дай бог жить на квартире, не дай бог держать квартирантов”, есть такое народное изречение. Хозяйка коттеджа, в котором я снимала комнату, сильно обидела меня. А мне же идти некуда, ведь я у неё жила и работала на неё, как прислуга: убиралась в доме, работала на огороде, по субботам топила для хозяев баню, где они отдыхали с друзьями, затем мне приходилось чистить и убирать за ними. И вот сижу я на скамейке, реву белугой. Вспомнила, что еще у сына проблемы, в сердце такая тоска по детям. Все, думаю, утоплюсь в реке Казым, устала жить, унижаться... Тут подходит ко мне какая-то незнакомая женщина, расспросила про мои беды-печали и пригласила меня в молельный дом. Пошла я за ней, продолжая плакать уже оттого, что чьё-то тёплое слово, как солнышно, греет мою душу и растапливает лёд в моем сердце. Я долго молилась и полностью успокоилась. И вот с тех пор я стала мечтать о мечети. С каждым новым человеком я говорила про это, доказывала, как нам всем необходим дом Аллаха.

 Продолжение следует...