Моё северное сияние – слияние любви и надежд. Часть вторая

Перестройка. Беженцы из Карабаха, затем из Таджикистана. Стало сложно работать. В деревне стали жить много приезжих, численность населения увеличилась. Молодежи было плохо, система всеобщего воспитания и образования разваливалась на глазах, никого из руководства района и страны не интересовало их будущеё, но одни мои фронтовики показывали пример стойкости, трудолюбия.

Пьянство тоже процветало. Начались отравления суррогатами. Мой муж превратился в пьяницу и дебошира, мне пришлось подать заявление на развод, и я с тремя детьми на руках осталась одна. Мальчиков своих я повезла сдавать экзамены в кадетскую школу-интернат в город Ишимбай. А через два года уехала в село Мраково, в центр Кугарчинского района, чтобы дочь могла получить хорошеё образование в школе-гимназии. Работала медсестрой массажного кабинета. Днём работала в больнице, вечерами бегала по домам, делала массаж. Надо было платить за учебу сыновей в кадетской школе – ежемесячные взносы за их питание, за обмундирование, да и дочь побаловать хотела, она подрастала, нужно было купить одежду, обувь, чтобы не оставать от жизни.

Познакомилась с клиентами – северянами из Нижневартовского района, из поселка Ваховск. В отпуск ездила к ним, чтобы подзаработать массажистом. Там одна женщина и сказала: “Что ты мучаешься, давай переезжай в деревню Нумто, работай там фельдшером”. Отправила письмо главному врачу Белоярской городской больницы. Когда пришел положительный ответ, хватилась от страха за голову: старший сын сдал экзамены в медицинский институт, в бюджетный не прошел, поступил в Сибайский медколледж. Младший сын пока учился в кадетском. Дочь еще была школьницей. Решила её оставить у свекрови, матери её отца.

Уехала одна в неведомые северные края. Убежала от безденежья, от разочарований.

Добраться до... Нумто

Главный врач отправил меня заполнить обходной лист в Казымскую участковую больницу, предупредила, что надо приехать вечерним автобусом. Утром, в 11 часов – лететь вертолетом в Нумто. Торопясь, решила сократить путь: от пожарных, где подписывала обходной лист, до больницы – нужно перейти большую канаву. Днем бегали ребятишки, играли в хоккей. Дело было в апреле, когда дошла до середины, провалилась под лед. Дно было болотистое, с каждым движением засасывало. В отчаянии бросила сумку на берег. Сама себе говорю: “У тебя дети, ты должна выйти, башкиры не сдаются”. Еле-еле ногами нашла корень дерева, выползла, бегом в больницу. Там отогрели. Главный врач Валентина Григорьевна оставила ночевать в больнице. Утром машиной скорой помощи увезли в город Белоярский. Дали три буханки хлеба, палку колбасы, продукты. В Белоярском получала медикаменты, вакцины, инструментарии и в аэропорт. На вертолете летели два часа. Оглушенная звуком вертолета, растерянная, прилетела в деревню Нумто. Вот и добралась... Счастье мое, ау-у!.. Но не видно его, не слышно, кругом на тысячи верст – тундра.

Поразила природа, олени. Раньше оленей представляла большими, а тут они – как телята...

“Вера строит, неверие разрушает”

Увидела медпункт. Сердце ёкнуло: окно разбито, подушкой закрыто, печь черная, грязная, обои отклеились, шкафы, двери поломанные. И здесь разруха и беспредел, как будто не было ни коммунистического воспитания, ни советской власти... Долго сидела в шоке, потом говорю, ничего, мои родители войну пережили. Держись, будь сильной. Вот так начиналось знакомство.

В деревне пятнадцать домов, постоянно живут восемь семей, остальные – по стойбищам: работают чумработницами, оленеводами, то есть пасут оленей. Как жили тысячи лет, так и живут – охотятся, рыбачат. В деревне народ появлялся один раз в месяц, в остальное время – они на стойбищах. Расстояния между ними большие, от сорока до ста километров... В деревне некоторые работают: одна семья, муж и жена, оба электрики; еще четыре семьи – пожилые пенсионеры, живут семья продавца магазина, семья старосты, семья санитарки.

Потихоньку привела в порядок медпункт, очень помогла санитарка, так я начала работать. По четвергам прилетал вертолет, привозил почту, продукты в магазин, медпрепараты, пассажиров. Дети из Нумто учились в селе Казым. Вертолетом привозили бесплатно их из интерната. Вот был праздник для детворы во время каникул! Они целыми днями гоняли вездеходы, катались на оленях вдоль деревни. Здесь нет телег на колесах, зимой и летом одни сани и нарты. Народ здесь вольный, когда трезвые – как дети, а выпьют – боевые, задиристые, часто при разборках доходило дело до драки. В первые дни, когда они дрались, я вмешивалась, окатывала их водой. Потом надоело, и я спокойно их обрабатывала раны, зашивала, лечила.

Особенной заботой были окружены дети и беременные женщины. Прививки, питание, уход. На оленях, вездеходах ездила к ним. Приходилось роды принимать, при всех случаях оказывать медпомощь. Удивительно было, что простудными заболеваниями местные редко болели. Я и сама, бывало, в мороз пройду по воде по колено, но не болела ни разу. Вода в озерах местами выходила из-под льда, а пьяный проводник Каюр иногда налетал на неё, и мне приходилось таскать карликовые березки под колеса вездехода, потом толкать его и ехать дальше. А там, в тайге, избушка охотника, нетопленная, ледяная. Проводник шел рубить дрова, а я топила печь – буржуйку, растапливала снег для чая, нужно еще помыть пол, посуду. Здесь такой закон: каждый обязан заготавливать дрова, сушить их для других, так же оставлять чуть-чуть продуктов. Спала я на нарах, на оленьих шкурах. К утру печка остывала, волосы были аж ледяные, приклеивались. Вставала, топила, кипятила воду для чая. Кисы мои сушились наверху, на гвоздях. Завтракали, оставляли спички, соль, сахар, сухарики, банку сгущенки и трогались дальше. Приезжали в стойбище, я осматривала ребятишек, делала им прививки, беременных женщин брала на учет, оставляла всем лекарства.

Куда не должна ступать моя нога...

Кругом тайга, тундра, мелкие озера, болота. Самое главное – озеро Нумто, это святое место, заповедник. Озеро Нумто – это национальнальная гордость хантов и ненцев. Озеро огромное, посередине – остров, туда не должна ступать женская нога, так как считалось, что остров – сердце Нумто. Оказывается, тайга – это и есть кладовая, настоящая кладовая солнца, как и окрестил её писатель Пришвин, в ней растет всё: брусника, клюква, черника, голубика, грибы; в тундре – морошка. Воздух чистый, ядрено звонкий и божественно светлый – из-за кедра. Кедры стоят вековые! Как мачты кораблей...

Я носила мужскую малицу и кисы. Мужчины одевали малицу – это шуба с шапкой, а женщины – сохе, это нарядная шуба, украшенная шкурами песец или лисиц. Малица очень удобна. Кисы – это обувь из оленьих шкур, сшитые до бедра, как болотные сапоги. Легкие. А еще одевают бурки, они до колен, красивые. Женщины их украшают бисером или узорами. Для получения прочных натуральных красок они варили березовую кору, и получался деготь коричневого цвета, им женщины рисовали узоры на кисах.

Природа красивая, тишина зимой звенящая. Зима долгая, нудная. Морозные дни продолжаются целых шесть месяцев, я очень тяжело переносила месяц декабрь. Морозы до -60⁰, полярная ночь. В первые дни играло северное сияние, кажется, что земля с небом в одно соединились. Потом привыкла. Красота неземная. Завораживающая картина. Солнце повернулось к земле, чуть пригрело, уже все тает. Вечная мерзлота плачет, говорят ненцы, когда вся земля покрывается талой водой. Весной всё цветет быстро из-за белых ночей. Прилетают утки, гуси, лебеди. Лето обманчивое, то холодно, то тепло. Жила я в деревянном доме. Весной посадила два ведра картофеля, лук, их мне прислали вертолетом. Земля – глина и песок. Натаскала ил со дна озера – удобрение отличное.

Север даром не кормит

Зарплата была маленькой, так как не было у меня северного стажа, по моему заявлению всю зарплату отправляли родным для содержания моих детей в Башкирии. Первый месяц голодала. Однажды упала в обморок. Дети увидели, побежали к своим матерям: “Тётя врач упала”. Женщины принесли мне оленьи рога, говорят, что они целебные, жареные, уговаривали кушать. Конечно, я их отблагодарила, сказала, что потом съем. После этого продавщица магазина Галя Пяк предложила мне нянчить её детей за еду. Пришлось мне научиться рыбачить и охотиться. Ходила в болото по колено в воде и собирала ягоды. Клюкву, бруснику сдавала в магазин в обмен на продукты. После, по ходатайству Гали, предложили мне ещё работу на полставки в метеостанции: описывала погоду, измеряла температуру, мерила уровень снега и воды на озере, определяла направление ветра и в конце месяца вертолетом отправляла отчеты.

Так же предложили работу почтальона. Это был кошмарный день для меня. Надо было сортировать почту, пересчитать переводы, пенсии, посылки и т. д., а люди с 45-и пастбищ приезжали, все торопятся, кричат, требуют... Закрывалась на ключ, приводила все в порядок и пускала по пять человек. Когда они, довольные, разбежались в магазин, по домам, я готовилась к следующему их штурму. Они покупали в магазине мешками продукты, сахар, крупы, муку, масло и другое, а потом собирались в медпункте, встречались друг с другом, делились новостями, брали лекарства, перевязочные материалы. Ханты, как нация вымиряющая, получали медикаменты бесплатно. Просто расписывались и брали. Для них не имело значения понятие о режиме работы. Могли ночью прийти, благо, что белые ночи стояли летом, а зимой – полярная ночь. Ноябрь, декабрь, январь – сутками ночь, без солнца. В январе – в полдень – где-то с 13 часов до 14 часов становится светло. Потом день потихоньку прибавлялся. А мне все равно приходилось сутками работать.

Однажды пришлось ночевать в тундре, спали рядом с оленями. Собаки грели ноги, олени грели со всех сторон, снизу оленьи шкуры. Ехала в тот день на плановое обследование в 45-е стойбище, оно от деревни в 100 км, а до охотничьей избушки далеко.

Письма, статьи, фотографии из семейного архива Анисы Миндеахметовны Иншаковой

Продолжение следует…