Тернистый путь в искусстве. Часть десятая

По учебному плану студенты пятого курса должны работать в каком-нибудь театре над дипломной работой и получать зарплату. В моем случае – работать в своей республике, в Уфе или Салавате. До этого еще целых три с половиной года. В летние каникулы можно найти какую-нибудь работу, а зимой? Надо посоветоваться с учителями. Может быть, в институте найдется работа. Разговор предстоит с Георгием Александровичем. Только побаиваюсь, вдруг он тоже скажет: «У тебя трое детей, возвращайся домой». Тогда конец. Ему перечить у меня смелости не хватит. Сначала посоветуюсь с Марком Львовичем. Он мягкий человек, поймет, я у него в любимчиках. В этот же день он назначил мне встречу. Разговор был коротким:

– Учебу не бросай. Работать где-то в стороне и учиться тебе будет тяжело. За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Я поговорю с Клитиным, может быть, в институте что-то найдется. А потом, ты говорил, что в Башкирии много театров. Не увлекался переводами? Найди хорошую пьесу, переведи и предложи театрам. И еще, у тебя очень хорошие в драматургическом аспекте этюды, может, пьесу попробуешь написать?

Он говорит, а у меня сердце бьется, вот-вот выпрыгнет из груди. Действительно, я ведь занимался переводами, вроде получалось. Все, я даже знаю, с какой пьесы начну. Когда смотрел в Ленсовете спектакль по пьесе А. Сафронова «Миллион за улыбку», подумал, что она очень подходит для репертуара Салаватского театра: комедия, действующих лиц всего пять, зрителю понравится. Конечно, это не та пьеса, которую бы одобрил Товстоногов, драматурга Сафронова он не признает. Ему говорить не будем, главное, пьеса нужна Салаватскому театру. Попросить пьесу в Ленсовете и – скорей за работу. Вешать нос и хныкать больше не будем.

Я – драматург

Перевод идет гладко. У автора длинные ремарки – характеристики образов. Для театра, возможно, они не столь важны, автор написал их для читателя. Перевод ремарок несколько приостанавливает темп работы, а диалоги идут, как по маслу. Через несколько дней прочитал переведенную пьесу студенту театроведческого факультета Фазылу Нуриеву – единственному знатоку башкирского языка в институте:

– О-о... малай. Замечательно!

Говорят, аппетит приходит во время еды. Первый перевод пьесы вселил в меня уверенность в своих силах. Планирую написать пьесу, ее сюжет по ночам снится, это меня торопит. Как-то мой земляк, нефтяник, рассказал мне одну историю о трубоукладчиках, она и ляжет в основу сюжета. Наконец-то, сел писать. Оказывается, с трудом дается начало: напишу – вычеркну, напишу – вычеркну, а в голове все готово. Как-то заходит ко мне Леша Елшанкин. Я ему рассказал о своих планах, о сюжете. Он, по своей привычке, начал сильно хвалить. Оценка творчеству у него короткая: либо – гениально, либо – мура. Мой сюжет он нашел гениальным и предложил свою помощь:

– А как мы будем писать вместе, ты же башкирский язык не знаешь? – спрашиваю я.

– По-русски обговорим кусок, и ты напишешь по-башкирски.

Действительно, работа как будто сдвинулась с мертвой точки. Конечно, мы были недостаточно требовательны к себе, но как бы там ни было, как сядем писать, так и напишем одну сцену. Всякое было, но мы довольно быстро завершили работу. Таким образом, в моем багаже на летние каникулы две пьесы: перевод и оригинальная пьеса «Ночной Урал». Обычно композитор назначается до начала работы над спектаклем. В этот раз получилось наоборот. Музыка спектакля звучала у меня в голове еще во время написания пьесы, мало того, она помогала мне писать. Это – композиция Тагира Каримова «Ночной Урал». Название композиции стало названием пьесы.

Пьесу прочитал в Башакадемтеатре, ее приняли к постановке. Режиссер – Шаура Муртазина, художник – Галия Имашева, композитор – Тагир Каримов. Исполнителей главных ролей выбирали вместе: Ильшат Юмагулов, Хамит Яруллин, Муллаян Сяргулов, Ляля Ахтямова.

Начались репетиции. В музыкальную композицию «Ночной Урал» были вплетены шумовые эффекты – вой бурана, волков, шум падающих деревьев. Получились удивительно богатые вариации в исполнении Тагира Каримова и Дианы Нурмухаметовой. Декорации Галии Имашевой были исполнены в романтическом духе: в двух-трех метрах от портала с центра сцены виднеются вьющаяся меж гор тропинка, одна выше другой, горные вершины и сосновый бор. Когда поворотный круг сцены вращается, на одном из изгибов тропинки появляется жилой барак рабочих, на другом – контора бригады. Героев спектакля Галию и Сабира ночью в пути застает сильный буран. Представьте себе такую картину: поворотный круг вращается, несколько деревьев одно за другим, падая, как будто исчезают в горах, другие уносятся в небо, бесконечно кружится снежный буран. И все это происходит под вышеописанную музыку. Природа бушует. Сила ее ярости ничем не измерима. Пьеса сама по себе такой успех не предполагала. Он случился благодаря талантливой постановочной группе: режиссеру, художнику, композитору, артистам. На сдаче спектакля прозвучали и критические замечания. Короткое выступление драматурга Асхата Мирзагитова осталось в памяти слово в слово: «Этот спектакль показал нам неограниченные возможности сцены. Вы скажете, что это заслуга театра, не драматурга, но вдохновил театр на такую постановку драматург, значит, поверил в силы театра. Сколько минут идет сцена бурана, не знаю, я все это время сидел в напряженном волнении. Буря на сцене поднялась! Все перевернулось! Спектакль состоялся! Молодцы. Всех поздравляю».

Дела налаживаются

После того, как спектакль был поставлен в Башакадемтеатре, я прочитал пьесу «Ночной Урал» Рафаэлю Аюпову, сменившему на посту главного режиссера Салаватского театра Халита Усманова. В следующем сезоне там тоже поставили спектакль «Ночной Урал». В этот же год постановка спектакля была осуществлена в Татарстане в Альметьевском театре. Марсель Салимжанов заканчивал учебу в ГИТИСе, «Ночной Урал» был его дипломным спектаклем. Пьесу ему предложил Альметьевский театр. В то время мы еще не были знакомы с Марселем. Постановка моей первой пьесы в трех театрах всколыхнула во мне большие надежды. Теперь уже продолжение учебы не стоит на повестке дня.

«Миллион за улыбку» прочитал Нажибу Асанбаеву. Он тогда был директором Салаватского театра.

– Прямо сейчас не могу сказать, когда мы поставим спектакль, но перевод заберем. Очень хорошо перевел, как песня, – сказал он.

Спектакль поставил я сам через пару лет по возвращении в Салават. С театром связь никогда не терял, мои работы всегда принимались. На следующий год привез перевод комедии Андрея Макаенка «Левониха на орбите». Коллективу пьеса очень понравилась, и я, продлив каникулы, поставил свой второй спектакль в Салавате. Артисты Салаватского и его зритель соскучились по комедии. Играли спектакль несколько сезонов. Вскоре по просьбе Сибайского театра поставил «Левониху на орбите» и там в летние каникулы, гастролируя вместе с ними. В Салавате главные роли исполняли Г. Насырова, Р. Баянов, Б. Калимуллин, Р. Сайфуллина; в Сибае – Г. Ирназарова, З. Ханов, К. Хусаинов, Ш. Сиражетдинова. Каждый играл по-своему. Жанр спектакля дает неограниченные возможности для артиста. В то время башкирские драматурги писали большей частью лирические музыкальные комедии. А это – сатирическая комедия, играли ее, используя эксцентрические приемы. Для артистов это было новшеством.

На четвертом курсе написал драму «Умырзая». Но с ее постановкой я не спешил. Героиня – 14-летняя девочка. В наших театрах я не находил исполнительницу этой роли, а без главной героини успех спектакля под вопросом. Пьеса написана по всем канонам драматургии, она мне очень дорога. Решил поставить позже, когда будет возможность сделать правильный выбор везде и создать все условия для успеха спектакля.

Смерть отца

11 апреля 1961 года я получил телеграмму о смерти отца. О том, что у него очень плохое состояние здоровья, знал. Отец прожил долгую, насыщенную интересными событиями жизнь. Можно было бы и спокойней принять это сообщение, но, оказывается, это невозможно. Чувства в это время берут верх над разумом. Телеграмму мне вручил Женя Шифферс, всего два слова: «Папа умер». Ноги подкосились, я онемел. Видимо, мое состояние проявилось внешне, Женя схватил меня обеими руками, резко повернул к себе и хорошенько потряс меня:

– Держись, старина, держись!

Эти тихо от сердца сказанные слова привели меня в чувство. Взяв разрешение в деканате, поехал в аэропорт. Самые надежные рейсы Москва – Ленинград, летают каждый час. Через два часа после получения телеграммы я был уже в Москве, только аэропорт Уфа не принимал. Придется ехать поездом. Эх, этот Казанский вокзал – муравейник! Пока через плотную толпу пробьешься к кассам… Показав телеграмму, взял билет без очереди, завтра в 12 часов буду в Уфе. Как обычно, забрался на верхнюю полку и погрузился в свои мысли. Вспомнил последнюю встречу с отцом. Возвращаясь в Ленинград после зимних каникул, решил навестить родителей. Госансамбль танца Ф. Гаскарова, в котором младший брат Фаваз работал баянистом, как раз был в Уфе, поехали вдвоем. Увидев нас, отец обрадовался. Он очень изменился, уже не ходил, говорил с трудом, лежа в постели, молча смотрел на нас. Утром, прощаясь с нами, отец сел в кровати:

– Доброй дороги вам, дети. Счастливого пути.

Мы вышли во двор. Проходим мимо окна. Отец, опираясь обеими руками на подоконник, смотрит на нас, а лицо… Это лицо я никогда не забуду, оно все время у меня перед глазами…

Когда поезд стал приближаться к станции Чишмы, я забеспокоился. А где мне выходить? В Уфе или Чишмах? В последние дни отец лежал в больнице в Уфе. Телеграмма отправлена из Уфы. Хоронить, конечно, будут в деревне, в этом я не сомневался.

Если Всевышний желает наказать человека, сначала лишает его разума. Почему я решил, что меня ждут в Уфе? В 11 часов подъезжаем в Чишмы, там поезд некоторое время стоит. Выхожу на перрон, оглядываюсь. Если они в деревне, кто-то должен встретить меня в Чишмах. Встречающих не было, и я проехал в Уфу. Добрался до Флюра-апы, а там одни дети:

– Все уехали в деревню хоронить дедушку, – слышу их голоса из какого-то нереального пространства.

Как обухом по голове! Откуда-то изнутри меня вырвался вопль, я выскочил из дома, как ошпаренный. Не успею… Знаю я деревенских стариков, начнут торопить…

Уфа шумит. Гагарин полетел в космос. Отец знал, что идет подготовка полета человека в космос. Очень интересовался: неужели произойдет такое чудо. Вот, сегодня это чудо произошло. Гагарин в космосе, а отец уже не узнает об этом никогда, всего один день не дожил до потрясшей бы его новости.

Добрался до Чишмов, звоню, отвечают, что скоро будет машина, просят ждать на вокзале. Апрель, распутье, в то время дорога до Чишмов была проселочной. Долго ждал машину. Как я себя казнил, что проехал в Уфу! Отца в любом случае повезли бы в деревню.

Наконец машина подъехала:

– Они меня дождутся? – спрашиваю у шофера.

– Не знаю, я там не был.

Машина, прыгая на ухабах, разбрызгивая в разные стороны грязь, добралась до деревни, а вот и кладбище. Быстрей! Быстрей! Народу много, все стоят молча. Уже тишина и покой. Слышно только как хазрат читает погребальную молитву. Я подбежал – похоронили. Черная горка земли, пригревшись под апрельским солнцем, источает пар. Без сил я упал на могилу отца.

Когда вернулись домой, мама говорит:

– Никогда отец не плакал, а в тот день, когда вы с Фавазом уехали, рыдал навзрыд. Понял, что видел вас в последний раз.

Конечно, понял. Я тоже понял, и Фаваз. Мы тогда до Чишмов ехали, не проронив ни слова.

Продолжение следует…