Тернистый путь в искусстве. Часть восьмая

Двери знаменитого Ленинградского института театра, музыки и кинематографии приветливо распахнулись перед нами, началась учеба. Студенты из союзных республик Коми-Пермякии, Удмуртии, Чечено-Ингушетии, Карачаево-Черкессии, Калмыкии, Тувы, а также из зарубежных стран Вьетнам, Корея, Китай, Болгария – все молодые, красивые, амбициозные, полные сил. Первые дни – знакомства, зарождение дружбы… Институт похож на улей, в который уместилось несколько роев: пчелы жужжат, едва умещаясь в нем. Жизнь кипит! В такой атмосфере невозможно не творить!

Режиссуру преподавал Аркадий Иосифович Кацман – худощавый, темпераментный человек лет тридцати пяти-сорока, с роскошной кудрявой черноволосой шевелюрой. Честно говоря, в первое время с ним было нелегко, он был очень требовательным. Показываешь этюд, сначала по его реакции кажется, что понравилось. Он задает вопросы, якобы не понял. Потом начинает выискивать в этюде слабые места, эти недостатки все увеличиваются и, в конце концов, от этюда ничего не остается. А иногда он с самого начала не церемонится, лицо его все мрачнеет и мрачнеет, еле дождавшись завершения этюда, возмущенный чуть ли не до слез, как закричит, дескать, как можно так плохо работать! Возможно, он излишне увлекался критикой, потому что частенько Товстоногов давал стертым Кацманом в порошок этюдам противоположную оценку. Как-то такое случилось и со мной. Этюд, подготовленный на зачет к концу семестра, Кацману не понравился, а Товстоногов на зачете сказал:

– Сайфуллин, ты свой этюд можешь продавать. Профессионально сделано!

Ребята направили недоуменный взгляд на Кацмана. А он развел руками, подняв вверх подбородок, типа это же Товстоногов, хочет – хвалит, что я могу сказать? И все же требовательность Аркадия Иосифовича сослужила нам очень хорошую службу, прежде всего не позволила лениться. Каждый день он давал нам задание на дом: написать этюд на 2–3 листах, естественно, по всем правилам, с завязкой, кульминацией и развязкой. Короче, небольшая пьеса, миниатюра. Иногда всю ночь бродишь по коридору, схватившись за голову, ищешь сюжет, и ты не один такой. Просим друг у друга помощь: «Помоги. Дай какой-нибудь сюжет. Голова не работает. Кацман завтра меня кончает!»

Актерское мастерство преподавала Ода Израилевна Альшиц, удивительно обаятельная женщина. С ней тоже мы работали над этюдами, но актерскими. Разница между ними в том, что главное внимание уделяется не содержанию этюда, как в режиссерских, а исполнению. С Одой Израилевной я сделал две роли: Сергея Луконина («Парень из нашего города» Константина Симонова) и Джона Проктора («Салемские ведьмы» Артура Миллера). Работа в Салаватском театре в качестве актера не прошла даром.

С начала третьего курса актерское мастерство начала преподавать исполнительница возрастных ролей в БДТ им. Горького Мария Александровна Призван-Соколова. Ода Израилевна, к нашему великому сожалению, ушла на пенсию. Мария Александровна работала с нами над дипломным спектаклем «Мать» по драме Карела Чапека. Я играл одного из сыновей Иржи. В пьесе, кроме Матери и ее младшего сына Тони, все роли эпизодические. Героиня – Мать. Ее муж погиб на войне. В сценах, где Мать предается воспоминаниям, он разговаривает с ней. В начале пьесы сыновья все живы, они по одному уходят на войну и погибают. Каждого из них Мать тщетно старается не отпускать туда, но машина войны уже запустила свои жернова, нет сил, которые бы их остановили. Разговаривая теперь уже с погибшими сыновьями, Мать ругает их за то, что не послушали ее. Заканчивается спектакль проводами младшего сына Тони. Мать играла студентка из Осетии Роза Бекоева. Спектакль очень понравился студентам и получил высокую оценку учебной комиссии.

«Театральная мекка»

Театральная жизнь Ленинграда в 1950-е – 1960-е годы бурлила, как кипящий котел, и в этом котле варилось творчество мастеров, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю театрального искусства нашей страны. Замечательный мастер сцены, актер, режиссер, педагог Леонид Вивьен осуществлял художественное руководство Пушкинским театром – «режиссерской меккой» Ленинграда. В эти годы начиналось творчество подлинного лидера Театра им. Ленсовета Игоря Владимирова. Само понятие «режиссерская школа» связано с именем режиссера, художника, педагога Мара Сулимова, творившего в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской. Слишком ярко и слишком смело работал Николай Акимов, восстановивший все свои запрещенные во время войны постановки в созданном им Театре Комедии. А Большой драматический театр им. М. Горького под художественным руководством Георгия Товстоногова был маяком для всех театров не только Ленинграда, но и Москвы. В этом смысле Ленинград, действительно, был «театральной меккой». Первый спектакль, который я посмотрел в БДТ, был «Иркутская история». До этого я еще не прочитал пьесу, но с произведениями драматурга Алексея Арбузова был знаком. В психологической драме не было ему равных. Такую пьесу, да еще ставит Товстоногов! Главных героев играли Иннокентий Смоктуновский – Сергей, Татьяна Доронина – Валя, Павел Луспекаев – Виктор. Пытаться описать пережитые во время просмотра спектакля эмоции бесполезно. Разве что привести очень простое сравнение: после того, как пропарятся березовым веником в бане, обычно говорят, как будто заново родился. Конечно, никто не помнит, как он себя чувствовал, когда только родился. Это сравнение появилось потому, что невозможно описать то счастье, которое ощущаешь после бани. Что-то подобное было и со мной! Баня – оздоровление тела, спектакль – оздоровление души. Когда я вышел на улицу после спектакля, все вокруг вроде то же: те же улицы, те же дома, но что-то изменилось. Прохожие, идущие мне навстречу, такие родные, хочется сказать им что-то теплое, доброе. Такой спектакль пробуждает в человеке самые святые чувства, запрятанные где-то в потаенных уголках души. Как жаль, что сегодня нет творцов, которые могли бы поставить такой спектакль.

Чацкий Товстоногова

Про спектакли, которые я посмотрел в БДТ за все четыре года учебы, можно было бы написать отдельно большую книгу. Мне это не по зубам, однако о некоторых, оказавших на меня особенно сильное впечатление, хочется рассказать.

Как-то встретил в Уфе на улице, около Дома Актера, своего преподавателя по училищу Галляма Саттаровича. Я был на зимних каникулах. После теплых приветствий Галлям Саттарович спрашивает:

– Правда, что у Товстоногова Чацкого играет Юрский?

Я как раз перед отъездом смотрел «Горе от ума» А.С. Грибоедова.

– Да, – отвечаю.

– Он же вроде умный человек, и все туда же, новаторством увлекся, – продолжает Галлям Саттарович.

– Я спектакль смотрел, он потрясающий, а Юрский там бесподобный, – не унимаюсь я.

– Юрский? – он посмотрел на меня, запрокинув голову с недоверчивой улыбкой, мол, кому ты рассказываешь, потом стал перечислять известных актеров, игравших Чацкого, в том числе П.С. Мочалова, В.И. Качалова. Я не всех их знал, а тех, кого знал, не видел. Думаю, Галлям Саттарович тоже не видел, читал о них, скорее всего, в рецензиях. В училище он делал со мной финальный монолог Чацкого. Только сейчас я понял, что он от меня требовал тогда. Мне сейчас надо объяснить ему, не обижая, трактовку Товстоногова:

– Перечисленные Вами артисты играли Чацкого типическим героем. На сцену величественно входил красивый светский лев во фраке и, сняв цилиндр, преклонив живописно колено, целовал руку Софьи: «Чуть свет, и я у Ваших ног!» Вы же меня так учили? А Юрский с растрепанной шевелюрой, волоча за собой по полу плащ, долго бежит по окружности поворотного круга, проносится через множество дверей, комнат, и запыхавшийся, буквально споткнувшись, падает в ноги Софьи, сидящей в кресле, срывающимся шепотом он произносит знаменитую фразу.

– А что разве не сыграл бы так Лавров или Стрежельчик?

– Чацкий Товстоногова и внешне не красавец, трактовка того требует, и жанр меняется: до этого игралась комедия, а Товстоногов ставит трагедию. Давайте вспомним название пьесы – «Горе от ума». Раньше в финале Чацкий разоблачал фамусовское общество и уходил со сцены победителем, так ведь?

– Ну да.

– Юрский на самом пике своего монолога падает в обморок, на сцене почти сто человек. После долгой паузы он приходит в себя, ползая по полу, еле находит свой плащ: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок. Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок! – Карету мне, карету!». Эти слова он говорит не тем людям, которые находятся на сцене, для него никого вокруг нет, он приказывает себе и уходит со сцены, еле волоча ноги. На портале освещается лозунг: «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом!», Александр Пушкин. Товстоногова вызывали на ковер к Н.С. Хрущеву и заставили снять этот лозунг. Ну как?

– Да… – озадаченно произнес Галлям Саттарович.

Не знаю, согласился со мной или нет мой учитель, он приумолк, погрузившись в какие-то свои печальные мысли.

Потрясающее впечатление произвели на меня спектакли Товстоногова «Варвары» (драма М. Горького), «Я, бабушка, Илико и Илларион» (комедия Н.Д. Думбадзе), «Скованные одной цепью» (киносценарий Н. Дугласа и Г. Смита). А какие артисты! Павел Луспекаев, Татьяна Доронина, Владислав Стрежельчик, Ефим Копелян, Сергей Юрский – все они являются достоянием России в сфере театрального искусства.

«Артур Уи»

На постановку пьесы Бертольда Брехта «Карьера Артура Уи» Товстоногов пригласил польского режиссера Аскера. На репетиции никого не пускали, в том числе и студентов. По обыкновению спектакль сдавался на полный зал, даже критики по пригласительным билетам принимали его со зрителем. Нас, студентов, тоже пригласили на сдачу. Содержание пьесы – политического памфлета – о том, как приходит к власти тиран. Предприимчивый человек Артур Уи, пользуясь доверчивостью добрых людей, поднимается по карьерным ступенькам вверх все выше и выше. Через короткий промежуток времени он становится тираном. Спектакль Товстоногова – о приходе к власти фашистов. Артур Уи – это Адольф Гитлер. Его играл Евгений Лебедев в гриме Гитлера. Сюжет спектакля построен следующим образом: одна группа обманутых людей ставит тирана на ступень выше, другая, убрав с дороги первую, поднимает его на следующую ступень. Таким образом, в результате обмана, предательства Артур Уи поднимается на самую вершину пирамиды. В финале – в центре сцены стоит высокая трибуна, Артур Уи произносит речь, состоящую, так же как у Гитлера, из истерических агитационных призывов. Закончив, он успокаивается, выходит из-за трибуны, подходит к авансцене и отдирает приклеенные усы. Короче, Лебедев выходит из образа Гитлера и уже он сам, Евгений Лебедев, по-дружески тепло и спокойно произносит шепотом: «Микробы, из которых все это выросло, живут среди нас. Берегитесь!». Я никогда ни в каком театре не слышал таких громких аплодисментов. Сначала была тишина, она показалась чересчур долгой. Затем аплодисменты, нет, не аплодисменты – взрыв. В зале взорвалась бомба. Да, взрыв! Длительный взрыв!

Продолжение следует…