Неповесть. Часть семьдесят вторая

Лакуна

У нас существовало множество интересных развлечений, таких, например, как игра в «Чепуху», когда каждый на своём листочке пишет предложение, которое прячется за загнутой полоской листка, а на виду остаётся только вопросительное слово к следующему. Листочки путешествуют по кругу до полного заполнения, затем их разворачивают, и кто-нибудь зачитывает. Почти всегда такое коллективное творчество безумно смешно. Далее уже то же самое, но в стихах: тогда пишется четверостишие и верхние две строчки прячутся за сложенной бумагой, этот способ требует уже какого-никакого интеллектуального усилия, поскольку нужно писать в рифму и соблюдать заданный размер стиха.

Сначала оговаривают «Рыбу», т. е. шаблон, например, простейшее: «мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…». Эти упражнения расширяли словарь, приучали видеть смешное, и являлись отличным развлечением. Даже если мы и выпивали, сие не было целью и поэтому пили чуть-чуть, разве что в праздники побольше, но без скандалов, разборок, и вообще излишнего шума. А то вдруг на Пасху изобрели изготовление (роспись) сигарет гуашью, ну и яйца расписывали соответственно. В училище все спрашивали, где мы такие сигареты купили, а мы важно сообщали, что, де мол, из-за границы привезли. Там же в Салоне обсуждали и свои творческие планы, а мы с Серёжкой ещё и разученные песни исполняли. Часто рисовали друг друга и делали акварельные портреты. И читали вслух стихи свои и из книг.

Такого понятия как скука у нас не существовало.

Лакуна

Остальное свободное время уходило на музыку и поиск других музыкантов, странно, но в училище мы никого не так и не пригласили в наш будущий band, а всё упорно искали на стороне. Упорно репетируем, увеличиваем репертуар, записываем исполнение, чтобы корректировать и исправлять ляпсусы. Я создаю электробанджо из большой консервной банки из-под сельди и где-то подобранного грифа от маленькой кварт-гитары. Сергей по моей просьбе вытачивает на заводе длинный болт, нарезает на нём резьбу и вскоре инструмент готов. Далее устанавливаю на нём звукосниматель. Банджо звучит что надо, как консервная банка, и звук был весьма драйвовый. К тому же инструмент получился маленький и прочный (он со мной прожил довольно долго, до середины семидесятых). На нём играть легко (гриф маленький и довольно узкий).

Ещё мы с Серёжкой повадились делать речевые записи только что придуманных сюжетов (позже это назовут Happening). Для записей использую магнитную ленту, на которой уже невозможно писать музыку, а тексты записываются более-менее. Разобрать слова можно с большим трудом, но нам процесс нравится, и то что получилось в конце концов. Сюжеты сплошь детективные, но напоминают современную «Наша Russia», всё предельно глупо, но смешно, потому что мы играем не понарошку, а стараемся изобразить всю эту белиберду как на радио, т. е. всерьёз. Приносим наши опусы в Салон, там смеются меньше, оттого что не всё разбирают, и ещё мы лезем со своими комментариями.

Образец текста за кадром: (после длительной возни и дикого хрипения, раздаётся стук упавшего тела) – но шпион ещё не хотел умирать, он встряхнулся, вскочил и в свою очередь обхватил ладонями ненавистное горло чекиста Сергеева (опять звуки борьбы, хрипение, грохот падающих тел, сочувственное мяуканье хозяйской кошки и беззаботное пение канарейки, потом три выстрела и тишина).

После записи мы прослушиваем всё вместе и ржём.

Вся жизнь – театр.

Лакуна 

Осень летит, скоро уже опять снег. Пишу композиции гуашью на больших картонках дома, первая, естественно, дорога на кладбище, залитая солнцем (почему это в молодости столько внимания этой тематике?). Следующая работа про любимую Москву – пейзаж: вид на современную высотку из железнодорожной выемки с крупным осенним снегопадом. Множество вариантов композиции в гуаши, в три цвета: белый, чёрный и красный, сюжет: осенний дождь в городе, отражения в лужах, витринах, облетающий клён, женская фигура в плаще и с зонтом, всё это в стадии нашлёпков, эскизов, до окончательного варианта дело так и не дошло.

Обещают уже со следующего семестра нам масляную живопись, а пока на постановках в классе вконец обрыдшая акварель. Писать то ей легко и это раздражает, хочется и очень чего-то неизведанного. По истории искусств выбрались из средневековья и бодро изучаем Высокое Возрождение, какой замечательный период универсалов и гениев. Завидую Боттичелли, так непревзойдённо и убедительно, а главное безумно красиво (а ведь по рисунку всё неправильно). Приходит мысль – можно всё, главное чтобы творение было убедительно и обязательно содержало логику уже внутри себя, такую логику отрицать извне уже невозможно. И ещё – живопись должна быть прекрасна и звать ввысь, а не констатировать наличие уродств (никогда уже не смогу понять никакого Клее или даже Босха или Пикассо, Босх вообще мне напоминает более всего журнал «Крокодил» потому что нам показывают всего несколько плохих репродукций). Мой кумир теперь – Микеланджело, Да Винчи почему-то не так нравится, а Рафаэль совсем (скорее всего из-за нарочитой театральности и избытка сладости). Опять же Джорджоне и Тициан, тоже не вполне заставляют резонировать (хотя нужно списать эти несколько негативные чувства на любование репродукциями: и не всегда качественными, и не в размер, и не в материале). Впоследствии мне повезло увидеть «Мону Лизу» тут уж мой бедный язык не в состоянии описать, что она со мной сотворила за тот час с лишком, пока я с ней общался, именно общался, я знаю, если бы ещё минут сорок, то она бы заговорила.

Теперь мы изучаем ещё и начертательную геометрию – запутанную дисциплину. Всё вроде понятно, но уж больно много эпюров, которые приходится чертить постоянно. Вскоре будем ещё и перспективу изучать.

В нашей аудитории насупилось фортепьяно – к нему нет допуска, даже настройщику, потому что мы постоянно торчим там.

Учёба не напрягает, но времени крадёт много.

Лакуна

Серёжка трудится на заводе, и вот уже готовы две тяжеленные заготовки под гитары-доски, они выфрезерованы из текстолита и довольно большие, у каждой вверху изогнутый рог, а внизу выемка, чтобы удобно было играть в верхнем регистре, теперь осталось найти железки для крепления струн, изготовить подставки (для поднятия струн над ладами и декой), изготовить звукосниматели (по два на один инструмент). А это нужно найти магнит и намотать вокруг него изолированную тончайшую проволоку и намотать её нужно очень много (а она рвётся, зараза, и приходится начинать опять). На все эти манипуляции уходит месяца три и только к Новому году, появляются первые результаты.

Внезапно выясняется, что звукоснимателем может служить головной телефон, у которого снимается мембрана (берётся только тот тип устройства, у которого высокое сопротивление). А так как там только два выхода магнита, то требуется установить их три (чтобы под каждой струной находился магнит). На бас-гитару хватает и двух. В корпусах делаются выемки для установки регуляторов тона и громкости, а также схемка, которая ими управляет. Эти выемки поверх закрывает фальшь-панель из полированного оргстекла, там же находится и разъём для кабеля, транспортирующего сигнал, не сразу, но очень скоро выясняется, что кабель нужен экранированный и струны должны быть заземлены. Первые сравнительно чистые звуки послышались только уже весной, но за это время мы уже более-менее освоили инструменты и попривыкли и к весу, и к особенностям крепления их на теле. Ну, ещё некоторое время мы пытаемся довести внешний вид этих сооружений до некоего блеска (на таких уродах только панкам играть бы, но до панков ещё бездна времени впереди).

В радиокружке я теперь озаботился приготовлениям к изготовлению некоего агрегата для включения в него наших «красавиц» (у них ещё и названия были, но я их не вспомню уже никогда); агрегат этот должен быть уже с вмонтированным туда громкоговорителем (теперь такое называют «комбик»). Начинается этап поиска мощных громкоговорителей, но стране тотального дефицита сие весьма не просто, и уходит ещё много времени пока что-нибудь стоящее подворачивается мне. Так что первое время продолжаем подключаться к магу и проигрывателю. Не помню, писал ли я уже, что теперь у меня есть проигрыватель грампластинок, новейший «Аккорд» за баснословную сумму в пятьдесят пять рублей, в нём мощный динамик в четыре (!) ватта, который хорошо слышен, и более-менее воспроизводит звуки нижнего регистра, чего были лишены мои прежние системы воспроизведения, в силу этого к «Аккорду» подключается Серж (как он себя теперь называет, а я становлюсь Полем, от французского, дабы никто не заподозрил меня в Маккартнизме). Мы уже придумываем название нашей будущей рок-группе – это будет группа «Гёзы», я как раз тогда открыл для себя Шарля де Костера, а вскоре выходит и замечательный фильм о Уленшпигеле. Итак: «Пепел Класса стучит нам в сердце» и требует создания собственного рок-энд-ролла, правда, с этим довольно худо – ничего путного не выходит, и приходится петь чужое. Наш новый товарищ Зет начинает петь в кабаке «Аг Идель», Петров играет в Башкирии, а мы пока только у меня дома.

Музыкой сердца уже переполнились.

Продолжение следует…