Неповесть. Часть семидесятая

Лакуна

Вот и утро. Нас собирают на току, где в землю вкопаны столы и лавки под навесом – это место наших сборов и питания (как раз вчера мы его опробовали). Вокруг бродят водоплавающие гуси и куры (эти плавать не умеют), которые очень любопытны и уже заранее чувствуют поживу.

Бригадир читает краткий курс уборщика картошки (как ходить вслед за «Мацепурой» или Картофелеуборочным комбайном); «мацепуры» этой мы так и не увидели, а вышеупомянутый комбайн стоит тут же неподалёку. Бригадир нас подводит к нему вплотную, и с гордостью показывает на этот взлёт конструкторской мысли инженеров Ростсельмаша. Огромное количество ремённых передач, шестерёнок, всяких кулачковых и эксцентрических переходов, всё сооружение высотой почти с двухэтажный дом с собственным дизелем и кабиной пилота под грязным брезентовым козырьком. Все механизмы обнажены и освобождены от предохранительных крышек и колпаков (Российская деревня – не место для техники безопасности!). Однако бригадир коряво и бормовато нам зачитывает памятку по ТБ, а после просит стоявшего поодаль механика:

– А ну-ка, покажи студентам, как комбайн работает, пусть усвоят, куда не надо руками лезть – молвит наш бригадир и механик запускает дизель, который отчаянно дымит несколько минут и только после третьей попытки заводится и громко визжит на больших оборотах, но потом тарахтение выравнивается, и он начинает басовито гудеть. Механик тянет на себя какой-то рычаг, и все шестерни начинают вращаться с разной скоростью и разным скрежетом (как видно, смазывались они давненько), что-то двигается поступательно, что-то пребывает в подозрительном покое.

И тут начинается Цирк Советского периода: бравый механик слезает с высокого сидения, подбирает с земли лом, и не смущаясь нашим присутствием, вводит его между зубцами ближайшего узла… раздаётся отчаянный скрежет, на траву выпадают остатки зубчатой передачи, комбайн в ответ оглушительно чихает и останавливается.

– Всё сломался, – горестно сообщает механик, – придётся лопатками выкапывать.

Немая сцена...

Слава советским механизаторам!

Лакуна

По случаю поломки комбайна нас кормят усиленным завтраком (ну очень сытным и вкусным) и ведут к складу, где каждого наделяют лопатой, ведром, напильником и рукавицами (под роспись). Примерно через полчаса подгоняют тележку, прицепленную к «Беларуси», погружают туда нас, пустые мешки и звеньевую, которая должна нас обучить как её (картошку) выкапывать, отделять от земли и ботвы и складывать в ведро, для дальнейшей транспортировки в мешок, мешки складывать в бурты, а после загружать ими грузовик, или, скажем, ту же тракторную тележку, которая нас доставила на поле.

Едем на поле под шуточки парней, девчонки (некоторые) отчаянно боятся ехать стоя, не держась (никаких приспособлений для этого просто нет). Боязливые пытаются сидеть на перевёрнутых вёдрах, но всё время с них валятся, под смех остальных. Тележка будет посещать поле несколько раз за рабочий день, и забирать наполненные мешки для взвешивания их и складирования. Для погрузки-выгрузки из наших рядов выделяют нескольких мальчиков. Это элита, которая стоит и курит большую часть рабочего дня и лишь несколько раз занимается трудом на благо общества, да ещё и катается на тележке взад-вперёд. Я в бригаде грузчиков, ещё Мишка Зеленин и Валерка Васильев (я самый нахальный, Мишка самый здоровый, а Валерка у нас КМС по боксу, ему заниматься надо, чтобы вес держать); вроде и ещё кто-то был, но сейчас я уже не помню кто. Впрочем, из элиты я вскоре отбываю, вспомнив свой знаменитый ножной способ уборки картофана. Просто при таком распорядке работать можно лишь до обеда. В паре со мной работает и Валерка.

Вторая осень начинающих художников.

Лакуна 

На току стоят весы, на которых взвешивают мешки, на каждый вешается бирка с весом и мешок зашивают большущей иглой, в которую вставлен пеньковый шпагат. Бригадир заглядывает в каждый перед зашиванием, проверяя, не попала ли земля. От веса собранного за день определяется и заработная плата нашей бригады будущих художников. В первый день работают ещё не очень споро, поскольку все мы (или почти все) давно такого труда в городе не нюхали (а некоторые ещё и с бодуна). Предстоит нам убрать картофель на поле длиной почти полтора километра и шириной метров восемьсот, тогда, якобы, нас отпустят по домам.

В два часа дня нас собирают и везут на ток пообедать, кормят опять сытно и вкусно (и даже добавку дают, сколько захочешь). Потом опять в поле и почти дотемна. Потом ужин и свободное до утра время для кайфа и развлечений. Вечером снова поход в магазин, приобретение пойла и распитие его в той же компании.

Жизнь теперь наша течёт по такому распорядку.

Лакуна

Сония, наша квартирная хозяйка, несмотря на постоянные причитания и обиды на квартирующих у неё мальчишек (которые спят и видят, как её оплодотворить и сбежать в город), ведёт себя совершенно неадекватно причитаниям. Разгуливает перед нами либо совершенно нагая (поздно ночью, якобы в туалет), либо слегка прикрытая, и при этом ещё и глазками стреляет. Мы же всего-навсего молодые мальчишки, не слишком обременённые моралью и нравственными понятиями. Ну, нет у нас пока никаких фундаментальных устоев, мы одинаково падки и на грех и на благое, не видя разницы. Падение наше происходит уже на третью ночь, а вскоре Сония ещё и свою младшую сестру приглашает (той на вид вообще лет пятнадцать, но уже и водочку с нами пьёт наперегонки и всё остальное по полной программе). Теперь в светёлке висит на стене «График соития», исполненный живописно, а в погребе не переводится охлаждённое спиртное купленное или принесённое деревенскими.

Короче, праздник, который теперь всегда с тобой.

Лакуна 

Деревенская молодёжь как-то индифферентно реагирует на наше появление в деревне, ни тебе стычек, ни свар (особенно в первые недели). Мы сами по себе и они соответственно. Хотя время от времени кто-то совершает диверсии и довольно опасные.

Валерка со вторым парнем жил по другому адресу, и почему-то они предпочли спать на сеновале над сараем, поспать они оба любили, а тут ещё и значительные физические нагрузки, поэтому я ходил их будить. И вот однажды обнаружил прямо под лазом на сеновал хорошо замаскированную борону остриями вверх. Длина такого зуба сантиметров около двадцати, даже страшно представить, что было бы при прыжке фактически со второго этажа вниз на борону эту.

Спасибо Богу и Ангелам-хранителям, что я первый нашёл сей капкан.

На полях работы продолжались дней десять подряд, пока стояло чудесное «бабье лето», которое в Башкирии просто прекрасно.

Гуси, которые горя любопытством и чувством голода, бродили по нашей «столовой» уже безо всякой опаски и даже дерзали лезть чуть ли не в тарелки, выглядели весьма аппетитно, и это обстоятельство подогревало некоторые греховные замыслы в наших бедовых головах. А тем временем, уже где-то через неделю, в Сельмаге постепенно иссякли запасы крепкого алкоголя, и приходилось отовариваться у местных самогонщиков или покупать экзотические вина, попавшие в этот заповедник, видимо, по ошибке.

В те годы, в связи с уборочной кампанией, прекращался подвоз спиртного и табачных изделий в город и республику, а если учесть, что в Уфе тогда ещё не было своей табачной фабрики, то кризис весьма болезненно сказывался на нас (курильщиках), а самосад деревенский иначе чем «горлодёром» и не мог быть, однако, приходилось смолить и эту гадость. Повторялась история прошлой осени, однако в этот раз наши наставники сами сгоняли в город и отоварили и нас страждущих.

На танцульки в деревенский клуб мы не ходили. Внутри нашего коллектива в ту осень не было каких-либо особых отношений между полами (нас вполне удовлетворяли наша квартирная хозяйка с сестрой в разном составе пар, а что творилось у остальных, мне не ведомо, вернее не интересовало). Картошку мы убрали довольно быстро (за пару недель), но тут подоспел турнепс, а колхозники ещё не наотдыхались, так, что мы провозились с корнеплодами, аккурат до первого октября, когда и нас, наконец, выпустили восвояси.

В этой стране было принято сначала копать, а потом учиться.

Лакуна

Интродукция:

В колхозе уже на второй день Виктор Иванович застаёт меня в Сельмаге за покупкой водки, следует разнос и конфискация греховного пойла, однако я оговорил условие добровольной сдачи напитка (в городе, по первому моему требованию). Пришлось покинуть торговую точку и пережидать уход начальства и уже после брать снова тот же литр (я же был просто олигарх с большими деньгами, о чём уже написано выше). Следующие походы за горячительным пришлось корректировать предварительной разведкой местности. Праздник продолжался и вскоре все просто крепкие напитки были нами истреблены, и началась экзотика – мы начали распивать ликёры и марочные вина, которые были завезены в деревню уже давно, но совершенно не стимулировали колхозников даже пробовать – дорогие и сладкие.

Мы охотно угощали всех любопытных и нашу дорогую Сонию, но мужикам не нравилось, а Сонечка выпивала пару рюмочек и всё (более всего она любила самогончик, который вливала в себя из гранёного). Тяжкое бремя пьянства легло на наши хрупкие плечи, и мы с честью несли нашу карму по всему селу и даже за околицу. Естественно во хмелю мы буйствовали и безобразничали, вот, например, такая картинка: любопытная курица забрела в сени, а нам привиделось, что это мячик футбольный и мы забавлялись с бедной птицей, покуда она не вылетела вместе с оконными стёклами наружу, отчаянно кудахча на всю деревню (стыдно и сейчас). Кроме того мы устраивали театрализованные сеансы сексуального плана при свечах (этакий деревенский ночной клуб). Сокурсники часто приходили к нам в гости выпить и потрепаться, и всем чрезвычайно нравился наш «График соития».

Самая настоящая сельская богема.

Продолжение следует…