Неповесть. Часть десятая

Лакуна

Двор огорожен высоким забором из новых строганных жёлтых досок, ворота тоже дощатые с калиткой, высокие и всегда на запоре, в дальнем от нашего подъезда углу помойка и зимой гора сгоревшего шлака из котельной, там особенно интересно и грязно.

Здесь уже была детская площадка с песочницей. Сколько замков и крепостей с подземными ходами и гротами было мной тогда построено. Но всё же возня в песочнице рано или поздно приедалась, и тогда мы отправлялись за ворота, даже если калитка была заперта на висячий замок. Мы перелезали через высоченный наш забор или в забытую оставленную незапертой калитку и отправлялись в опасные путешествия по соседним дворам.

За воротами, налево деревянный двухэтажный дом, в нём на втором этаже с наружной лестницей живёт Генка – один из моих тогдашних друзей, мой ровесник или на год помладше.

Дальше: старый одноэтажный каменный дом с коридорной системой и крытым синим деревянным крыльцом и открытой верандой, там живёт Сашка Шустов, он младше меня на год, но выше на голову.

За воротами, уже по улице Цюрупа, торчит водоразборная колонка, кран которой нам удаётся нажать только с большим трудом, т. к. там очень тугая пружина. Вода под большим напором, шумя низвергается на асфальт и наши ноги, но кажется необыкновенно вкусной, когда пытаешься поймать струю губами, вися всем телом на ручке, и она необычайно холодна, так, что ломит зубы.

Потом, уже по улице Цюрупа, 4, стоит каменный особняк, где живёт шустрая Виолетта – девица сильно постарше нас; дальше вправо двухэтажный дом с мезонином, где живёт наша домработница Марзия-апа и некто Флюр – шпана из старших подростков (естественно я пишу только о тех, кого ещё помню, жителей в наших дворах было много больше).

A ещё дальше: некое подобие забора с постоянно поломанными воротами, отделяет наш двор от двора Цюрупа, 6.

Влево от ворот длиннющий сарай-дровяник для жителей всего двора Цюрупа, 4, трава перед ним усыпана кусками коры, щепками, опилками, а за сараем вправо и назад, напротив нашего дома, саманный двухэтажный барак с постоянно отваливающимися от стен кусками глины, в котором живёт Витька Петров на первом этаже и ещё гопник Рим и какие-то пацаны, этих не помню – они были либо старше, либо много младше. Барак этот был выстроен ещё во время войны для эвакуированных из Ленинграда и Карелии. В нём два подъезда, нет никаких удобств, он был выстроен наскоро, туалет с выгребной ямой во дворе за домом. В каждом подъезде внутри всего по одной кухне на весь этаж. Жильё жуткое и таких тогда было множество.

Вот мой новый мир внутренний и внешний.

Лакуна

Снова о кино: вся страна смотрит сериал о Тарзане (ну и я тоже), в алейке на всех деревьях болтаются вопящие дети, все в Тарзана играют, время это характеризуется большими дырами на штанах, которые зацепляются за торчащие сучки и рвутся. Всё тело в синяках и царапинах, потому что с деревьев мы падаем постоянно. Ещё все пытаются приладить верёвку на дереве так, чтобы можно было качаться на её конце или на привязанной перекладине. Многие девчонки изображали Читу и подружку Тарзана и присоединялись к нам. В аллейке постоянно стоял гвалт: горланили и дети и птицы.

Вот происхождение слова «Тарзанка».

Лакуна

В нашем доме, под вторым подъездом, слева сараев нет – там котельная центрального отопления со стоящей рядом с домом квадратной высокой трубой. Труба осенью, зимой и весной дымит то бурым, то белым.

Зимой рано утром, когда ещё темно, из котельной выносят шлак и золу и высыпают прямо в снег. Клубы пара, угли ярко светятся, и даже пахнет как-то не так (у нас сжигали брикеты то ли торфа, то ли бурого угля).

У входа в котельную свалена огромная куча этих брикетов, которая к весне уменьшается и исчезает в мае, а осенью приезжает самосвал с топливом и с грохотом выгружается (слово было самое новое – самосвал). Бегаем смотреть на это удивительное зрелище – много грохота и бурой пыли, аж до второго этажа.

Шлак постоянно дымится, как вулкан и если его расковырять появляется даже расплав ярко-оранжевого цвета, особенно это красиво в сумерках и последующей зимней темноте.

Во втором подъезде, на втором этаже живёт злющая тётка, которую мы прозвали «Жирная Антилопа», нас она перманентно гоняет из двора на улицу, и от кучи шлака, и от помойки, и вообще она не любит детей во дворе и даже за его пределами.

В саму котельную заходить и вовсе нельзя и страшно – там копошатся, какие-то очень чёрные дядьки – кочегары, которые кричат на каком-то «иностранном» языке и кидают лопатами брикеты в топку или что-то пьют, кашляя, из грязных жестяных кружек. Ещё на двери обязательное: «Посторонним вход воспрещён!» Кроме топок, гудящих от ярого пламени, там множество труб, на многих торчат круглые приборы с грязными стёклами, за которыми дрожат чёрные и красные стрелки. Сама же котельная грязная, закопчённая, с жёлтыми лампами, горящими даже днём и всё равно ничего не освещающими.

Поскольку нас прогоняют постоянно от котельной, мы, понятное дело, пытаемся проникнуть внутрь и подсмотреть дотоле невиданные процессы.

Истина – запретное необыкновенно притягательно.

 Лакуна

Под центральной частью дома подвал – дровяник, где жильцы хранят дрова на зиму и всякое ненужное барахло (отопление у нас центральное, но готовим и моемся мы, сжигая дрова в плите на кухне и в колонке ванной). В этом подвале некоторые сараи выходят дверями к продольным, узким, маленьким окошкам под потолком, а некоторые внутрь. Все сараи сбиты в одну доску в напуск из двадцатки, т. е. из тонкой не строганной доски, лишь двери были остроганы, чтобы не нахватать заноз, наверно.

В сарае Загафурановых – он на светлой стороне – было много интересного, кроме дров: хранилось сразу несколько протезов ноги, т. к. отец их был инвалидом Гражданской войны, а так же офицерская сабля в ножнах (она тупая и годится только для парада). Кроме того, там было множество всяких полезных вещей (по нашему мнению), крышки больших алюминиевых кастрюль, годные для щитов, всякие металлические стержни и деревянные балясины и старые трости, а главное подростковый велосипед – предмет моей особенной зависти.

А в нашем сарае хранились мои санки, лыжи и велосипед (трёхколёсный и скоро сломавшийся) – и то и другое страшно тяжёлое и неуклюжее, и только дрова, и ненужное барахло, старые бумажки и тряпки – обидно…

Несмотря на это, все сараи заперты от кого-то на различные висячие замки.

Во внутренних сараях очень темно и, естественно, страшно.

Наш сарай тоже внутренний, на двери его прибита синяя табличка с номером вверху. Этот закуток зовётся «темнушка» и как бы является воплощением пещеры индейца Джо из книг Марка Твена. Главная моя мечта тех лет – фонарик «Жучёк» с педалью, которую нужно постоянно нажимать, чтобы генератор вырабатывал электричество, а вот батарейки такому фонарю не требовались и это делало его «вечным» (как мне тогда казалось).

К тому времени я уже прочёл Тома Сойера и Гекльберри Финна в детском варианте, такие книжки с многочисленными картинками тогда выпускались для малышей с целью приохотить их к классике, ещё из этого цикла помню такие же: «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Гаврош» и «Козетта» Гюго, и «Детство Тёмы» Гарина-Михайловского, «Детство Никиты», «Как ни в чём не бывало» А. Толстого. Очень нравилась мне и книга Мало «Без семьи» и «Серебряные коньки» (автора, к своему позору, не помню, какая-то англичанка), а также «Мишкина каша», «Архимед Вовки Грушина», «Витя Малеев в школе и дома», «Алёша Птицын вырабатывает характер». Любимые книжки я перечитывал по множеству раз, с удивлением обнаруживая в них много нового после каждого прочтения.

Естественно – в темнушке «поселились» бандиты. Ведь совсем неподалёку от нашего дома располагалась тюрьма, её даже было хорошо видно в окна дедовских кабинета и спальни, а также кухни, а если посмотреть в старинный, зелёный от патины, бабушкин театральный бинокль, то можно разглядеть и заключённых, выглядывающих из зарешёченных окошек. У деда тоже был бинокль фирмы «Карл Цейсс», большой и тяжёлый, зато он увеличивал много сильнее, а в перевёрнутом виде уменьшал очень сильно. Вполне возможно, в окнах с решётками и не было видно заключённых, т. к. окна в камерах располагались под потолком. Но нам постоянно мнились беглые преступники…

Нам было необходимо в это верить.

Лакуна

О выключателе на стене у входа мы всегда забываем, и дотянуться до него не получается (да и лампочку всё время кто-то крадёт), но мы частенько лазаем в подвал – играть в разведчиков и пугаться. Такой роскоши как карманный фонарик нет ни у кого из нас, вернее у Загафурановых есть шикарный, китайский (который светит в «точку»), но батареек к нему не напасёшься, правда иногда удаётся стянуть свечку из кухни, но со спичками постоянная проблема, поэтому так и лазаем в темноте почти на ощупь.

Или Юнер водит нас в свой сарай и хвастается перед нами своими богатствами, а мы делаем вид, что нам начхать, но жутко завидуем.

Пол был отсыпан серым шлаком и гравием. На дверях сараев красовались синие бирки с жёлтыми номерами квартир. В подвале всегда прохладно, даже летом в жару, сыро и пахнет мышами, пылью и кислятиной, и живут там серые мыши и крысы, а также бездомные облезлые кошки, которые на них охотятся. Коты из нашего подвала частенько становились отцами изнеженных элитных котят наверху.

Окна полуподвала узкие, грязные и были вровень с землёй, поэтому и на светлой стороне всегда было довольно сумрачно.

Запретная и притягательная страна, и она совсем рядом.

Лакуна

Наша улица – бульвар, но никто её так не называет, а называют «алейкой».

«Алейка» эта тянется по улице Тукаева вверх от нашего дома до ЦПКО им. Матросова и вниз, с загибом вправо, до входа в парк им. Салавата Юлаева прямо на высоком берегу реки Белой. «Алейка» огорожена невысокой (примерно с метр высотой) кованой оградой с пиками через каждый три четверти метра. На перекрёстках «Алейка» заканчивается вращающимися металлическими турникетами, которые отчаянно скрипели при повороте, потому что быстро ржавели, а смазать их не находилось охотников. Внутри ограды была неширокая асфальтированная дорожка, по краям которой были вкопаны через небольшие интервалы скамейки без спинок, выкрашенные голубым колером, а рядом стояли жестяные, в виде двух встречных усечённых конусов урны. По периметру «Алейка» засажена колючими кустами акации, а вдоль центральной дорожки высажены липы. Мы любили на турникетах кататься, как на карусели, при этом ржавые прямоугольные рамки отчаянно скрипели, поэтому прохожие постоянно нас прогоняли. Постепенно турникеты исчезли и оставались только их ржавые оси, потом и они исчезли, а позже и ограда сгинула, и скамейки…

Через «Алейку», напротив нашего дома типография обкома КПСС, в длинном жёлтом одноэтажном здании. В том же дворе живёт в каменном двухэтажном доме Ильяс Киекбаев – мой одноклассник по начальной школе.

Далее двухэтажный дом Муфтия и его четырёх жён с гаражом для его четырёх автомобилей (говорили, что у него и свой самолёт есть, поскольку командовал он не только на территории СССР, но и в Иране, и в Афганистане – именно так было написано на металлической табличке на фасаде особняка). Дальше вниз был парк при соборной Мечети, огороженный белым кирпичным забором в 2 метра высоты под зелёным жестяным козырьком, видимо с погостом (я так там и не был никогда, только в проём ворот глядел – стеснялся). После мечети несколько частных домов с большими садами, они и поныне там.

По нашей стороне улицы, ниже нас, одноэтажный кирпичный домик Немтыря, потом двор с двухэтажным грязным домом в форме буквы «Г» – Тукаева № 31, там, на втором этаже, тоже жил позабытый ныне мой приятель (никак не могу вспомнить его имя, кажется Фаниль), я даже нередко бывал у него в гостях. Лестница там была широкая, грязно-коричневая, деревянная, со страшно скрипящими ступенями. В глубине двора стояли ещё какие-то строения, а позже там выстроили баню.

На углу улицы Новомостовой два кирпичных двухэтажных дома ХIX века с несколькими мезонинами, с наружными коваными лесенками или металлическими площадками ведущими туда, а также несколькими флигелями, каменной аркой между ними и сохранившимися остатками шарниров ворот, с кованым крыльцом на улицу, и живописным и грязным внутренним двориком с двумя чахлыми деревцами в глубине – там, в одном из мезонинов жилище Славы Королёва.

Продолжение следует…