Мир второстепенных героев, или Онегин из двухтысячных. Окончание

Багров как Онегин

Одним из мест, в котором Багров переживает свои странные видения и испытывает внутреннюю потребность проснуться, является театр. И в этом нет никакой случайности. Театр дает возможность на время стать наблюдателем, увидеть кого угодно, даже и самого себя, со стороны.

А мы с вами давайте посмотрим на Багрова, сидящего в кресле зрительного зала. Ему скучно, он приходит в театр не из желания получить эстетическое удовольствие или культурно обогатиться, он не понимает, чему радуются зрители, он уже все это видел много раз. Он приходит в театр, потому что это часть его работы, часть почти обязательного ритуала. Кто еще так «обязательно» ходил в театр, чтобы почувствовать в нем особую скуку человека, которому все известно?

Евгений Онегин.

Эта параллель может показаться странной, но только на первый взгляд. И театр — лишь одна ниточка, соединяющая двух типичных представителей своего времени. Стоит присмотреться повнимательнее, и Багров обретает все более знакомые каждому из нас черты. Как та звездочка Банникова мелькнула в лице Залесова, так и Онегин вдруг начинает отражаться в лице Багрова, словно один смотрит в другого, как в зеркало, но измененное эпохой.

Помните, как Онегин собирал себя в свою светскую, обязательную, но такую скучную жизнь?

Он три часа по крайне мере

Пред зеркалами проводил

И из уборной выходил

Подобный ветреной Венере,

Когда, надев мужской наряд,

Богиня едет в маскарад.

Багров, словно ироничная, искаженная копия Онегина, с утра вытаскивает себя из кровати и идет в уборную, чтобы «фырчать, кряхтеть, откашливаться, выплевывать, полоскать, обтираться», чтобы «страшным усилием всего организма» приводить себя в бодрствующее положение, потому что так надо. Ему приходится прилагать усилия для самых простых действий — натянуть брюки и сменить унылое выражение лица на маску человека, которого долг зовет. В этих сценах утренних ритуалов, которым и Александр Пушкин, и Айдар Хусаинова в своих произведениях уделяют очень много внимания, противопоставлено буквально все: убранство комнат, внешний вид персонажей, условия жизни, уровень благополучия.

Онегин, хозяин «заводов, вод, лесов, земель», и Багров, которого нельзя назвать даже хозяином своей собственной жизни. Первый абсолютно понятен своему окружению, а для второго нигде нет места.

Онегин — пустой человек, который не умеет любить, не ценит красоту, не замечает хорошего к себе отношения, видит вокруг себя не людей, а маски. И Багров, который не пуст, а опустошен, «разучился» любить, потому что был отвергнут, «разучился» замечать красоту, потому что выживает, пытается увидеть за масками людей, но люди не открываются.

Онегин красив и хорошо сложен, он представляет собой идеальный внешний образ мужчины своего времени. Багров почти всегда помят, лохмат, не идеален, и это тоже среднестатистический мужской образ конца девяностых-начала нулевых. Пока Онегин перебирает туалеты, Багров пришивает петельку к пальто и этим удовлетворяет свой интерес к какому-то порядку.

Онегин избалован, пресыщенность рождает в нем скептицизм по отношению к тому, что его окружает. Он перебирает людей и события, как одежду в гардеробной. Багрову, наоборот, недодали. Он недолюблен, недоласкан, недокормлен. Он не может выбрать, потому что никакого выбора нет.

Один считает себя выше остальных, а самооценка другого, наоборот, неоправданно низка.

Одному достается чистое и искреннее письмо Татьяны, а к другому заглядывает на минуту бунинская дурочка.

Условия развития персонажей противоположны, но они оказываются в одной точке, словно один вышел из минуса, другой из плюса, а сошлись оба в нуле — в ключевом вопросе, который поставила перед ними жизнь: как и зачем, когда незачем. Это одиночество, в котором у тебя нет даже самого себя, приходит и из сильного плюса, и из сильного минуса.

Почему нам так важно увидеть это сходство, заметить в нем замысел творца? Потому что это все объясняет: развитие героя, способного превратить жизнь в судьбу, не совсем зависит от обстоятельств, которые привели его к этому нулю. Герой выходит из тени второстепенности, когда он переживает кризис мировоззрения и ищет цели за пределами тех рамок, которые дала ему жизнь. И Онегин, и Багров в конце концов начинают ощущать одно и то же — необходимость отказаться от общепринятых норм и искать свой индивидуальный опыт. В конце романа и Пушкин, и Хусаинов показывают своих героев духовно обновленными. Онегин приходит к этому через крушение своих надежд, но он, открывший в себе способность сопереживать и чувствовать, безусловно, становится более целостным. Багров же находит себя на вершине мифической горы Каф-тау, на границе между миром людей и миром демонов, и его открывшаяся способность видеть развилки судеб, перестраивать пространство, слышать голоса, показывает нам, что самое главное в его жизни все же произошло — Багров понял, что у него есть возможность выбирать. И это нам важно запомнить, прежде чем мы вплотную приблизимся к пониманию того, кто же такой Багров.

Чему еще может научить нас параллель двух персонажей из разных эпох? Тому, что у каждого времени есть свой типичный представитель, который однажды прозреет. Но что он увидит, что поймет, что изменит — это зависит от нас, потому что именно мы — каждый — наполняем свою эпоху идеями.

Багров как поэт

В этом спектакле — и в начале его, и в конце — есть то, что осталось за пределами сцены. Мы почти ничего не знаем о том, что случилось с Багровым до того, как он обнаружил себя стоящим посреди улицы, совершенно обесточенным, отключенным от собственных чувств. Вообще-то такое происходит с людьми, пережившими что-то ужасное, но автор оберегает глубинное личное своего героя и не дает нам никаких подсказок.

Тем не менее мы можем принять это некое безусловное событие за точку отсчета, сдвинувшую Багрова в направлении к внутреннему кризису и проживанию его. И путь его у нас на ладони, он подробно изложен. А вот финал снова выходит за пределы сцены. Получается, что перед нами проходит только некая дорожка, дорога из цветного кирпича.

И все же совершенно очевидно, к чему приходит Багров. Он становится поэтом.

Все, что происходит с ним в романе, все эти видения, странные ощущения, открывшиеся суперспособности — это поэтическое разворачивание картины мира. И если представить себе черный шар, преследующий Багрова, разноцветные баталии остроконечных линий в небесах, вспышки просветления, угадывание судеб, растворенные стены домов — как поэтические образы, — то к ним вообще больше не остается никаких вопросов.

«И звезды медленно, как мины, к нам поднимаются со дна», — написал Айдар Хусаинов в одном из своих самых известных стихотворений «Ночные пловцы». Эта космологичность, фантастичность образов, присущая ему, открывается и в Багрове. И все же Хусаинов себя с Багровым растождествляет, вводя в сюжет романа свое поэтическое камео. А это значит, что Багров — поэт начинающий, открывающийся, он еще не осознал себя в полной мере творцом, но уже вот-вот, еще чуть-чуть…

В одной из сцен романа Багров находит в кармане пальто неизвестный ему флакончик, открывает его и пытается заглянуть внутрь. Помните, как Алиса открывала флакончики и находила то, что лежит за гранью логики? В конце романа мы видим, что с Багровым произошло то же самое — его мир расширился, но не математически, как у Алисы, а поэтически:

«Мир словно взорвался перед ним, вспух, как чудовищный и прекрасный цветок многомерного пространства и времени. Вся его грусть, и печаль, и обиды, и горечь существования, все претензии, мечты и надежды, вся боль и вся радость вспыхнули разом, словно из тесной коробки черепа он вырвался на волю, словно зажглась сверхновая звезда и в ее ослепительной вспышке жизнь стала совершенно другой, и в ней открылись такие горизонты бытия, что просто захватывало дух.

Багров увидел, что он стоит на горе Каф-тау, что вся жизнь лежит перед ним как на ладони от чудовищных глубин до самой горней высоты. Но он понимал также, что все это открытие далось ему непросто, что вся эта вспышка скоро закончится, и тогда его мир может погаснуть, сожженный лучами сверхзнания, сверхведения и страшного воздействия со стороны. Он раскинул руки, и новое знание подсказало ему, что нужно сделать, чтобы спасти свой мир и остаться в живых».

Багров как литературная категория

Айдару Хусаинову удалось показать человека в его многослойности: не только таким, какой он дома, на работе, в кругу друзей, как это принято было, например, в советской литературе. На примере Багрова мы увидели, каким может быть человек, когда ему одновременно и смешно, и страшно, когда он любопытен и нерешителен, когда ему лень, но при этом нужно думать о важных вещах, когда он зол, но нельзя это показывать. Это та самая светотень, та самая уязвимость, делающая людей близкими. Багров — не идеален, автор не старается его приукрасить, сделать честнее, смелее, добрее, опрятнее, чем он есть. Он учит нас тому, что существует безусловное принятие человека со всеми его гранями. Может быть, читатели романа и не захотят быть похожими на Багрова, но они безусловно полюбят его, потому что в каждом из нас есть немного Багрова, этот сложный персонаж способен стать литературной категорией, подобно героям самых известных произведений.

Роман «Культур-мультур» можно условно отнести к огромному пласту постмодернистской литературы, которая начала развиваться после начала Второй мировой войны — как ответ на глобальный шок, на очень сильное разочарование в гуманистических идеях. Новая культура отвергала формы, каноны, рамки, зашивала душевные раны черным юмором и абсурдом. Иногда авторы так заигрывались, что оставляли своему читателю или зрителю слишком много места, забывая о том, что вообще-то искусство — это миссия, а создатель искусства — это проводник, и его задача заключается в том, чтобы к чему-то вывести. Любой абсурд, любой хаос, любые игры в искусстве должны бережно подводить к смысловой двери, где находится ответ на вопрос: зачем все это? ради чего? что с этим делать? как быть?

«Культур-мультур» и ставит эти вопросы, и ответы на них дает. И все же я говорю об условном отнесении романа к этому течению, да и к любому другому тоже, потому что мне кажется, что он родной, родственный, свой — для уфимского читателя и не только. А то, что тебе кажется родным, нельзя «препарировать» и «соотносить». Самое главное — это понимать, что в нашем городе был рожден образец настоящей литературы, роман, который ставит во главу угла важные ценности — человечность, поиск себя, необходимость подниматься над мирской суетой, над своим эго, ставить цели выше самого себя и вырастать до них.