О поэтессе-кадентке и её замечательной подборке

 1

Прекрасные стихи не хочется комментировать. Так иные стихи поэтессы вполне классичны и вызывают у читателя со вкусом эстетическое наслаждение:

Как девочка, вдали от торных троп

брожу дорожками своих видений.

Наград и славы не ищу я, чтоб

остаться истинной в своих стихотвореньях.

 Это можно взять и девизом ко всей нынешней достойной подборке Светланы Гафуровой. Здесь её поэзия, ясная и «поздняя» по смыслу своему, совсем не заигрывает с читательской массой, тем более уж не заискивает перед досужим читателем. Она достаточна искренняя, чтобы вызвать в читателе, как вызвала во мне, невольное сочувствие, соучастие, радость. А порой и пронзительное – до тоски! – такое чувство одиночества вдруг проглядывает в правдивых, беспощадных строчках поэтессы, такая неутолённость страстной души той земной любовью, которой такая душа никогда и не может насытиться, что мне хотелось даже повыть на луну за компанию. Но это не значит вовсе, что в поэзии Светланы нет гармонии. Вот такого согласия, как в приведённой мною в начале строфе, может быть, в иных других стихах поэтессы и нет, но вообще она, осмысленная в какой-то мере созвучность и слаженность, бесспорно, есть, неравномерно разлитая по всей подборке. А отсюда и тоска, подобная духовной жажде – чувственная, страстная, женская. И эту тоску в стихотворениях примиряет более всего одна нетривиальная, проникновенная любовь героини строф к природе. В меру, отпущенную автору стихотворений, осмысленно-прочувствованное в целом бытие. Тоска только и толкает, ведёт к гармонии. (Сытому – зачем стихи и сладостные звуки? Ему хватает новостей и бутербродов.) Но только такая гармония, рождённая из непереносимой тоски, и есть Поэзия как искусство слова. И совершенству её нет предела.

2

Сколько вкусных образов в этой связи возникает в тексте Светланы Гафуровой.

Совесть нынче в очень большом дефиците.

Там, за забором высоким, о чем вы молчите?

Впрочем, зачем я опять и опять сотрясаю воздух?

Там, где алмазно и вечно сверкают звезды.

Там, где колышутся в ряд зеленые туи

И благодать ночная несет свои свежие струи...

Манера поэтессы достаточно узнаваемая, чтобы обычный читатель стихов не растерялся от новаторства. И в то же время каденция её стихов – прямолинейная, слишком напористо-эмоциональная, чтобы читатель, взыскующий углублённо-жизненных смысловых хитросплетений успел опомниться и начать их взыскивать.

Я назову такую поэтессу с такой манерой – каденткой, по аналогии или в отличие от иных небезызвестных декадентов.

Такие стихи как в этой подборке не противоречат привычному ожиданию массового читателя и выигрывают на этом поле у новационной, более необычной и разработанной, неожиданной, изысканной даже в своей простоте поэзии, тем более, что строчки Светланы с первого стихотворения сразу же идут в атаку на сложность.

Простая я! Простая, как мычанье!

Мне не доступен изощренный звук…

Это вовсе не значит, что все или некоторые строки поэтессы совсем не изысканны, вовсе нет. Напротив, они всегда замечательны, а иногда чудесны.

3

Это наступление поэтессы с первых строк первого же стихотворения, надо полагать, ведётся не зря. Но оно направленно на какую-нибудь иную, скажем, более изощрённую интеллектуальную возможность или иную «продвинутость» в поэзии. Но трогает в этом стихотворении именно то, что оно в целом правдиво, а не просто надменно в своей подноготной, так сказать, простоте. И вот как оно заканчивается, при том что в начале оно набрасывается:

… Ах! Не было того и не случилось,

о чем так в юности мечтала я!

Нет, не сбылось и недополучилось

полета над обманом бытия...

Так всё же, не было чего: какого «полёта» или «обмана бытия» при всей правдивости талантливой поэтессы? Рискнём предположить, того «обмана», который и есть – высшая правда искусства. Правда-вымысел как парадоксальный, неутопический момент самой утопии. Момент реализуемого только в стихотворении и только на подлинном (наиреальнейшем) словесном материале величайшего желания-мечты поэта. Это примерно то, что у Беранже в знаменитом четверостишии названо «сон золотой». И это не простая иллюзия, но почти невозможная для среднего человеческого («малопоэтического») уха всё та же самая Гармония, явленная городу и миру в наиболее удачных стихах всей мировой поэзии в целом. Вот как это звучит у Беранже:

Господа, если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой.

4

Если понимать такой «сон» именно как органический синтез святой правды и неустанной мечты о прекрасной жизни.

Впрочем, только так это четверостишие Беранже и следует понимать. То есть, не как изоляцию одной правды (святой) от другой правды-мечты («золотого сна»), когда речь идёт об искусстве, о творчестве, а не просто об иллюзии или клиническом сумасшествии. В великих стихах ведь обе эти правды вдруг полностью совпадают. Простая правда и правда высшая – обе столь желанные поэту, «сыну гармонии», правды. Это одна, нераздельная в своей сущности, творимая здесь и сейчас поэтом в небывалом ещё до него сладкогласном звучании неложь. Оно, единоголосие это, из разноголосиц складывающееся, конечно, бывало и прежде. Но теперь, подхваченное и продолженное нашим поэтом, оно и зазвучало уже несколько иначе... Удвоилось, утроилось, бесконечно умножилось – но не погибло издревле для мира это святое звучание, новый, неслыханный (услышанный заново) звук. Если мир этот по-прежнему, по-древнему, ещё чуток и не вполне глух, оглушённый рёвом электросамокатов...

5

Так же это происходит и в лучших, звучных и образных строчках поэтессы Светланы Гафуровой. Не буду их все перечислять, тренируйтесь сами, любезный читатель стихов, оторвитесь на секунду «от газет» как суетного, бутербродного жанра.

Ибо подобные стихи есть и в этой нашей подборке.

Такие, например, как уже приведённые мной в самом начале удивительно прекрасные строки. Или вот это – чудное совершенно стихотворение – приведу я в завершение моего пролога:

Лето

Лето двигалось к концу.

Лето было мне к лицу!

Шляпки, юбочки, сандалии,

палантины вокруг талии...

………………………….

В голубой жаровне неба

сонно жарится желток...

Лета солнечная небыль

мне проникла в кровоток!

И это ли утопия!

6

Подобные блаженные строчки преодолели и земное притяжение, и тяжелейшую страсть. И они теперь только просветляют дух истинного поклонника поэзии без сопровождения этого сакраментального процесса хомячковым поглощением какого-нибудь попкорна и срывания всяческой шоколадной фольги. И здесь следует отставить молочную, генеральную или вставную челюсти, поскольку это уже не прозаические, не социальные только строчки, но это бесконечно дивные божественные энергии вдруг затанцевали в самих таинственных буковках и фонемах, как лёгкие бабочки или светлые ангелы на кончике иглы…

Такие стихи, конечно, вообще редкость величайшая. Ибо сколько же непереносимой, смертной тоски требуется простому человеку для солнечного и воздушного превращения всего этого в неземную уже прелесть и грацию. И сколько иных, по-настоящему тоскливых или элегических строк должен поэт извести прежде и попутно, и облечь все их в сладостное звучание… (которое чаще всего и различает-то лишь его одинокое ухо истинного музыканта слова, неслышимого миру-муравейнику). Одинокого – ибо производится подобное слово стихотворцем, жрецом прекрасного всегда «в тишине и в тайне», во внутренней сосредоточенности, и выпускается из печати в «хладный свет» коммерческих воздыханий, потребительских пыхтений и волшебного шелеста банковских карточек. Или грубой мечты обывателя, что то же самое, мой любезный читатель.

Стихотворения Светланы Гафуровой читайте здесь