Все новости
ВЕРНИСАЖ
21 Июня 2020, 20:00

Три шедевра, созданных в Уфе: «Видение отроку Варфоломею»

С картиной «Пустынник» уфимец Михаил Васильевич Нестеров в 1889 году заявил о себе как об интересном, самобытном и лиричном молодом художнике. Уже на следующий год он же создал своё самое известное произведение – «Видение отроку Варфоломею», – ставшее настоящим шедевром не только творческого наследия Нестерова, но и отечественного искусства рубежа XIX–XX столетий.

Как и «Пустынник», новая картина Нестерова имела под собой небезынтересную историю создания, описанную в «Воспоминаниях» художника. Однако прежде чем перейти к ней, стоит сказать несколько слов о сюжете, выбранном живописцем для его большого как по значению, так и по масштабам (161х214 см.) полотна.
Михаил Нестеров посвятил несколько своих произведений преподобному Сергию Радонежскому, жившему в XIV веке и основавшему Троице-Сергиев монастырь. В рассматриваемой нами картине Нестеров обратился к описанному в «Житии преподобного Сергия» эпизоду из детства святого, тогда еще носившего имя Варфоломей. Однажды отец Варфоломея послал его на поиски пропавшего стада, и, забредши во время поисков в лес, мальчик повстречал молящегося под дубом старца. На вопрос старца: «Что ты ищешь и чего хочешь, чадо?» Варфоломей ответил: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для этого я отдан был учиться. Сейчас душа моя печалится о том, что я учусь грамоте, но не могу ее одолеть. Ты, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте». Старец помолился за мальчика и дал ему отведать просфору – хлеб, употребляемый во время православной литургии. Согласно Житию преподобного Сергия, уже в этот же день Варфоломей смог читать. Именно встрече Варфоломея со старцем посвящено полотно, написанное Михаилом Нестеровым в 1889 – 1890 годах и, как и «Пустынник», находящееся ныне в Государственной Третьяковской Галерее в Москве.
Началу работы над «Видением отроку Варфоломею» предшествовала поездка Нестерова за границу, которую он осуществил благодаря тем деньгам, которые заплатил ему Третьяков при покупке «Пустынника». Сразу по приезде он принялся за этюды к своей первой картине из цикла, посвященного Сергию Радонежскому, а именно к «Варфоломею». Этюды к прекрасному, очень тонкому и лиричному пейзажу Михаил Васильевич делал в окрестностях Хотькова монастыря, неподалеку от которого временно поселился. Также Нестеров часто бывал в Абрамцево, где находилась усадьба, ставшая в конце XIX века местом встреч великих русских художников. Там он тоже находил красивейшие виды, которыми дополнял пейзажные этюды для своего полотна.
Несколько сложнее дело обстояло с поиском идеальной модели для отрока Варфоломея. Живописец уже полностью продумал картину, имел на руках этюды не только пейзажа, но и старца, но был обеспокоен тем, что не может найти подходящего прототипа для главного героя произведения. Наконец, модель была найдена: «И вот однажды, идя по деревне, я заметил девочку лет десяти, стриженную, с большими широко открытыми удивленными голубыми глазами, болезненную. Рот у нее был какой-то скорбный, горячечно дышащий». Нестеров быстро, в два-три сеанса, выполнил этюд с головы и рук девочки. Его работу с этой юной, болезненной, моделью можно сравнить с ощущениями, которые испытывал художник при создании своего «Пустынника» – он вновь нашел образ, который великолепно подходил для его картины. «Работал я напряженно, стараясь увидать больше того, что, быть может, давала мне моя модель. Ее бледное, осунувшееся, с голубыми жилками личико было моментами прекрасно. Я совершенно отождествлял это личико с моим будущим отроком Варфоломеем. У моей девочки не только было хорошо ее личико, но и ручки, такие худенькие, с нервно сжатыми пальчиками. Таким образом, я нашел не одно лицо Варфоломея, но и руки его».
В сентябре художник приступил к созданию самой картины. На тот момент он проживал один в пустой даче в деревне Митине, стояла унылая дождливая погода, питался живописец плохо – и решил уехать, или, как он сам писал «спасаться», в Уфу. Как и во время написания «Пустынника» Нестеров обрел в своем уфимском доме на улице Центральной (ныне улица Ленина) идеальные условия для работы: «…наш зал с большими окнами, абсолютную тишину, спокойствие». Дело шло хорошо, с рассветом живописец принимался за картину, но произошел неожиданный случай: когда часть пейзажного фона уже была написана, Нестеров, стоя на подставке, покачнулся, упал на картину и порвал холст. Это происшествие немало расстроило художника: пришлось заказать из Москвы новый холст и ждать его получения. Однако долгое ожидание окупилось – прибывшее полотно оказалось гораздо лучше по качеству, нежели предыдущее, работать на нем было приятнее, и Нестеров с новыми силами принялся вновь за картину. Работал Михаил Васильевич над «Видением отроку Варфоломею» с необыкновенным по силе творческим порывом. Как он сам писал в книге воспоминаний: «В те дни я жил исключительно картиной, в ней были все мои помыслы, я как бы перевоплотился в ее героев. В те часы, когда я не писал ее, я не существовал и, кончая писать к сумеркам, не знал, что с собой делать до сна, до завтрашнего утра».
Когда картина была окончена и семья художника положительно оценила ее, настало время покинуть Уфу и показать произведение в Москве. Нестеров остановился в том же московском номере, где он демонстрировал год назад своего «Пустынника» и начал принимать визиты от других живописцев. Похвалы коллег, особенно пейзажиста Исаака Левитана, очень ободрили Нестерова. Как и в прошлый раз, самой ответственной была встреча с Павлом Михайловичем Третьяковым. Коллекционер по своему обыкновению долго рассматривал полотно и после похвал спросил, может ли Нестеров уступить картину для галереи (стоит ли говорить, что ответ был утвердительный) и за сколько. Если Михаил Нестеров переживал из-за того, что назначил слишком высокую цену в пятьсот рублей за «Пустынника», то в этот раз, окрыленный успехом предыдущей картины, решил рискнуть еще больше «… очертя голову, назначил две тысячи рублей». Третьяков попытался торговаться с молодым художником, однако Нестеров твердо стоял на назначенной стоимости. Наконец, когда уже приближалось время отправки картины в Петербург на очередную передвижную выставку, Третьяков посетил Нестерова и объявил, что покупает «Видение отроку Варфоломею». Так еще одно произведение Михаила Васильевича Нестерова попало в коллекцию, ставшую позднее Государственной Третьяковской галереей, одним из главных художественных музеев нашей страны.
Полотно на выставке было воспринято неоднозначно. Многим оно нравилось, но то были, в основном, молодые художники. Мэтры, к сожалению, отнеслись к «Видению отроку Варфоломею» не столь благосклонно и даже пытались отговорить Павла Третьякова от приобретения картины. В чем же была причина такой реакции маститых живописцев и идеологов передвижничества на произведение Нестерова? Начиная с 1860-х годов, эти художники утверждали в противовес устоям академической живописи реализм, обращение к наболевшим темам сегодняшнего дня, критическое отношение к религии. «Видение отроку Варфоломею» казалось им нарушением всех принципов Товарищества, Нестерова обвиняли в «мистицизме». Противники картины хотели не только настоять на своем мнении Третьякову, но и убрать произведение с выставки вовсе: «…признали ее вредной, даже опасной в том смысле, что она подрывает те «рационалистические» устои, которые с таким успехом укреплялись правоверными передвижниками много лет; что зло нужно вырвать с корнем…». Однако мецената Павла Третьякова было нелегко переубедить. В нескольких уверенных, но вежливых словах он показал свою непреклонность: «Благодарю вас за сказанное. Картину Нестерова я купил еще в Москве и если бы не купил ее там, то купил бы ее сейчас здесь, выслушав вас, ваши обвинения».
Михаилу Нестерову пришлось пережить многое со своим «Отроком Варфоломеем»: долгие поиски модели, падение на картину, неоднозначные оценки и даже резкие нападки. Люди, совершающие прорыв в какой-либо деятельности, часто сталкиваются с непониманием – так же и Нестеров, который, несомненно, своей картиной влил поток свежего воздуха в русское искусство того времени. Он обратился к теме религии и трактовал ее без критики, без тени сомнений, как было принято в культуре второй половины XIX века, а с искренней верой. Противникам произведения это казалось каким-то фанатичным архаизмом, как и изображенный вокруг головы старца нимб. Тем не менее, уфимский художник не пал под напором критики и непонимания – на протяжении всей его долгой и плодотворной жизни тема веры и святости будет ведущей в его творчестве. Помимо религиозных сюжетов Нестеров также часто обращался к жанру портрета. Один из самых известных образцов этой стороны его творчества тоже был создан в Уфе.
Алиса ВАЛИАХМЕТОВА
Читайте нас: