После обеда брат повел своих гостей в самый большой магазин Мраково. В магазине он первым делом спросил Банат, что из одежды ей нужно. Девочка, которой очень полюбились красные тряпичные туфельки с ремешками и маленькими выпуклыми красными пуговичками, ответила, что ей нужны красные туфельки, как у Райли, и красная лента для прилично отросших уже волос. Когда в ее руки попали такие заветные вещи, предел ее мечтаний, да вдобавок брат купил ей игрушечное зелененькое ведерко, маленький резиновый мяч с полоской и красный свитер с зелеными полосочками на лифе, почувствовала себя будто взлетевшей на седьмое небо, где, по словам матери, обитали ангелы и на Луне была девочка по имени Зухра. Не было в тот день счастливее ее человека на всей Земле, наверное…
На радостях она даже не заметила ни черного костюма отца, ни красивого коричневого пиджака и большого красивого Павлово-Посадского кашемирового платка матери, купленных братом в подарок родителям. Она все время думала: «Оказывается, у моего брата очень много денег, ой-ой-ой! Вот я тоже, когда вырасту, как брат, выучусь на большого «нащальника». Алла бирха (даст Аллах), заведу себе большущий кошелек, заработаю много-много денег, положу их в свой кошелек и буду своим родственникам разные подарки покупать. Для этого, конечно же, я буду очень старательно учиться. Ученый человек, оказывается, имеет много денег…»
Из Мраково путники возвратились в Абзан на попутной машине в кузове, а дальше до своей деревни добирались на солярковозе Булат-агая. Оттого, что телега была нагружена полными бочками горючего, взрослые путники, сойдя с телеги, шли пешком в гору, чтобы лошади было легче тянуть воз. Один раз и Банат бежала в гору рядом с телегой. Наконец, они приехали домой после первого дальнего путешествия в жизни маленькой девочки.
Первая в жизни фотография
Когда путники заехали в деревню, на главную улицу, увидели интересную картину: рядом с домом Гульямал-иняй собралась толпа народу. К решетке дома были приставлены срубленные ветки ивы, и по команде какого-то незнакомого Банат мужчины нарядно одетые люди по очереди становились перед ветками, а тот незнакомый мужчина сам вставал у треноги, к вершине которой был прикреплен какой-то черный аппарат с маленьким, зияющим, блестящим окошечком. Он накидывал на свою голову и на этот странный аппарат какой-то черный платок и командовал стоящему перед аппаратом односельчанину, чтобы тот изображал улыбку на лице, потом щелкал непонятно чем.
Потом он скидывал с головы платок и велел уходить улыбавшемуся, затем на его место вставал другой и изображал на лице довольную улыбку. Банат и ее мама среди толпы заметили Гульшат и Файзу, слезли с солярковозки, подойдя к своим, тихо спросили, что тут происходит. Те ответили: «Мы фотографируемся! Вон сын Гульямал-иняй Арслан приехал в гости с Украины, привез с собой фотоаппарат и теперь делает снимки односельчан на память. Оказывается, он после войны остался на Украине, в Харькове, женился на медсестре, выходившей его, раненного на фронте. Вон, у ворот дома стоят два мальчика городских, это его сыновья, которые ни одного слова по-башкирски не знают, потому что жена Арслан-агая – марья сукынган (крещенная кафыр). Давайте мы с вами вместе снимемся».
Когда дошла их очередь, Файза, Гульшат, мама и Банат тоже встали у решетки, украшенной ивовыми ветками, и сфотографировались на память. Банат, конечно, не понимала, что такое «карточка», но, когда на следующий день сестры за четыре яйца выкупили у Арслан-агая четыре снимка, она обрадовалась, увидев себя, стоящей на стуле среди своих сестер и мамы в новеньких своих туфельках, подаренных братом, и с бантиком на волосах.
Все остались довольны своим изображением, кроме сестры Гульшат, застеснявшейся своего круглого лица, поэтому со всех снимков содрала ногтем свое лицо. Все успокаивали ее, говоря, что лица у всех башкирок похожи же на полную луну, круглые, никто же не горюет из-за этого, но сестра осталась безутешна и долго расстраивалась…
Сенокос
Вот подошло время сенокоса. Однажды рано утром отец дал всем трем дочерям косу, каждой по росту: кому – шестерку, кому – семерку, кому – восьмерку, а сам взял десятку и велел всем идти в Балтугай, где были их сенокосные угодья. Только Банат с матерью остались дома. Уставшие от кошения сена работники возвращались домой, когда роса высыхала, пили чай и отправлялись на боковую на часок. Спустя некоторое время сестры принимались за домашние дела, а отец отправлялся на зерноток, куда приходили после утренних работ женщины. Они, подоткнув подолы своих длинных платьев, ногами месили глину с соломой, потом обмазывали ею стены амбаров, куда осенью положат на хранение семенное зерно. Банат тоже крутится тут же, она, как и другие детишки, подтаскивает комки готовой глины своей матери, трудящейся тут же с другими колхозницами.
Солнце начинает сильно пригревать, оно уже стоит прямо над головами работниц, и тут к амбарам подъезжают Ибрагим-агай со своей женой Мадиной-кашеваром. Женщины, вымыв свои вымазанные в глине руки, садятся за стол, установленный в тенечке, начинают хлебать горячий суп, разлитый в алюминиевые тарелки Мадиной-апай. И детишкам выделяют горячий суп с хлебом. Затем в алюминиевые кружки разливают чай и, долго дуя на него, женщины с удовольствием пьют чай с китайской заваркой и прошлогодней душицей.
После чая отец Банат собирает остатки нарезанного хлеба, кладет их в белый холщовый мешок и вешает его на крюк в стене, чтобы мыши не добрались до хлеба. Ибрагим-агай в это время грузит большие металлические бочки на свою телегу и со своим «Сапдержи» выезжает с зернотока. Он направляет лошадь к речке Ергаиш, чтобы успеть привезти воды для женщин, работающих с глиной, потому что им постоянно нужна вода, чтобы не прерывалась работа ни на минуту.
После обеда, уставшие от постоянного нахождения под палящими лучами солнца, детишки ложатся на кучу соломы в тенечке и засыпают, на несколько минут ложатся рядом с ними и матери. После кратковременного отдыха женщины снова принимаются мазать стены амбаров и щели в ларях для хранения зерна. Эта тяжелая работа продолжается в течение недели или десяти дней в зависимости от количества вышедших на работу женщин: ведь им кроме колхозных работ надо еще и для своих коров сено заготавливать на зиму, поэтому они иногда пропускают рабочие дни. А если начинается дождь, все молятся, чтобы он лил как можно дольше, потому что в дождливые дни никто не занимается обмазыванием стен домов глиной и кошением сена, можно заниматься домашними делами, которых невпроворот в крестьянской семье. Кто-то занимается чисткой сараев от слежавшегося под подстилками для коров навоза, кто-то убирает из погребов остатки прошлогодней картошки, пустившей в темноте длинные бледные ростки, готовя место для будущего урожая. Короче, работы полно, лишь бы хватило рабочих рук.
В такие дни сестры Банат занимаются уборкой в доме, в летнем домике, стиркой. Мать Банат обычно делает масло из сметаны, собранной в течение последней недели. Девочке очень нравится смотреть, как из сметаны получается масло: вот мать приносит из погреба несколько горшков сметаны, ставит на нары большой алюминиевый таз и большой деревянной ложкой выгружает из горшков сметану, потом этой же ложкой начинает пахтать масло. Загустевшая сметана вначале плохо поддается движениям рук матери, потом сметана размягчается и начинает плюхаться об стенки тазика, в этой массе начинают появляться маленькие белые пузырьки, потом они собираются в мелкие ручейки и стекают на дно таза, а белая до этого сметана вдруг начинает на глазах желтеть, собираться в непонятные бесформенные комочки. Банат, только этого ожидавшая, засовывает в массу маленькую ложку свою, зачерпывает полную и отправляет ее прямо в свой рот, зажмуривает от удовольствия глаза: ах, как вкусно!
Мать продолжает собирать масло, и вот, наконец, в тазике большой ком масла. Мать выливает из тазика пахту в специальный горшок, потом велит Банат налить в тазик холодной колодезной воды, начинает мять и крутить масло своей большой ложкой. В ведро с помоями отправляется первая после этого смыва вода, потом процесс мытья повторяется еще несколько раз, и, когда масло полностью очищается от пахты, мать достает ком масла, отжимает его от воды, кладет его в большую миску. Потом сливает воду из тазика, кладет обратно масло в тазик, добавляет в масло немножко соли, пробуя на вкус, чтобы не пересолить, и лепит из кома большой круг, потом кладет его на чистую разделочную доску. Так получается несколько кругов масла.
Когда вода окончательно стекает из кругов, масло кладут в глубокую кастрюлю и отправляют в погреб, на полу которого лежит до сих пор не оттаявший, вырубленный еще зимой из Ергаиша, лед. Здесь масло долго хранится, Банат знает, что им будут лакомиться домашние до следующего лета. А мать каждую неделю добавляет в большие кастрюли новые круги масла... Потом этим маслом будут маслить блины, которые взрослые будут печь в долгие зимы, да еще добавлять масло в пшенную кашу, кладя в середку ее, и масло будет выглядывать оттуда на домашних, как летнее, яркое, желтое солнце.
А еще девочка любить смотреть, как делают корот из катыка. Вначале взрослые делают катык, его едят со сметаной и хлебом, а когда он начинает закисать, выливают его в большую деревянную кадку. Почти каждый день добавляют туда новую порцию закисшего катыка, и когда кадушка наполняется катыком, разводят огонь в очаге, куда обычно Банат приносит с дровяника легкие, сухие ивовые дровишки и щепки. Обычно мать наливает закисший катык в огромный двухведерный котел, потом зажигает огонь в очаге и начинает усиленно топить дровишки в очаге под котлом. И вот катык начинает закипать, он булькает вначале, потом на поверхности его появляются пузыри, они начинают лопаться, потом катык начинает «бегать», как змейки, в это время надо успеть убавить огонь под котлом, иначе кипящий катык вырвется на волю, зальет весь очаг.
Мать обычно берет в руку огромный ковш с длинной ручкой и помешивает всю эту кипящую массу, не давая катыку вылиться за борт котла. Катык обычно долго кипятится в котле, на медленном теперь уже огне, но все равно за ним нужен глаз да глаз. Обычно мать, если у нее есть другие неотложные дела, подзывает к себе Гульшат и просит ее, чтобы та смотрела за котлом. Спустя некоторое время вся эта кипящая масса обретает желтый цвет, и тогда из-под котла выгребают весь жар, отправляют его в нутро печи, потому что скоро подоспевшее тесто поставят туда, чтобы испечь из него знатный деревенский хлеб.
Мать запретила Банат, крутившейся тут, в летнем домике, возле очага в ожидании свежего корота, брать из котла горячую еду, поэтому девочка вынужденно идет к иве, под которой отец делает деревянные вилы и грабли для уборки сена. Банат с умным видом рассматривает отцовы новые орудия труда, а потом садится на веревочные качели и начинает качаться.
Продолжение следует…