Биссер — искаженное башкирское название строительных
блоков «БЕССЕР». Да. А вы что подумали?
Посвящается Марине Будниковой
Эта книга — сборник коротких рассказов-воспоминаний, мыслей и зарисовок из жизни. Эта книга о времени, в котором я жил.
Это книга параллельного повествования к книге «АЙДА ИНДЕ». В этой книге содержатся краткие рассказы и заметки, пока не вошедшие в нить общего сюжета «АЙДА ИНДЕ», или которые уже туда вовсе не войдут. Или оттуда вышли, для сокращения оного и удобства чтения ленивым уважаемым читателям.
Если рассказ анекдот, то на нем в названии так и написано — анекдот. Если не написано — значит, не анекдот.
Если названия одинаковые и разные числа в конце, иногда это значит, что второе — продолжение первого. Иногда — что названия совпали.
Дата в тексте — дата событий текста, а не дата написания.
И последнее. В моих книгах есть секс, насилие, рок-н-ролл и нет ни капли нейросетей.
И грамотеи с указаниями по «ихним», несклоняемыми топонимами и прочим смрадом — в сад.
П.С.: если вам не нравится какой-то рассказ, смело перелистывайте его. Там есть еще множество других. Скучно не будет.
Глаз. 1980
Обречённый на долгую зиму город.
На углу у рыбного магазина, на перекрёстке Красина и Аксакова, на промерзлом ноябрьском асфальте лежит зрачком в небо одинокий рыбий глаз размером с голубиное яйцо. От какой-то большой рыбы. Рожденный вникать в темные океанские глубины, сейчас он должен бы отражать в себе холодное свинцовое уфимское небо. Но он отражает вместо этого чувство безысходности, смерть, одиночество и глобальное чувство моего детского голода.
Мне ехать до дома еще час. Одному. На трамвае, которого нет. Через весь этот холодный серый город на другой его восточный конец.
Лилия. 2010
Больше сыра — больше дырок. © Лилия
Женщина, как кошка. Команды понимает, но не выполняет.
Она стоит передо мной на кухне в моей рубашке на голое тело и улыбается, её глаза требуют немедленного секса. Я же должен, просто обязан ей объяснить, что-то, что она только что сделала на кухне, это неправильно. Я объясняю, мне кажется, что она ничего не понимает, объясняю еще раз — результат ноль. Мне это нужно во что бы то ни стало. Я начинаю объяснять с угрозами и на повышенных тонах. Я мужчина, она женщина. Должна же она сдаться. Так ведь нет!
— Лёша, я тоже тебя очень сильно люблю, — и она продолжает нахально улыбаться и ее глаза продолжают требовать немедленного секса.
Я тут же забываю, что я объяснял. И это становится настолько неважным, что даже в этом рассказе я не могу вспомнить, в чем была проблема.
Есть люди, с которыми невозможно ругаться. И мне везёт в жизни на таких людей. Надеюсь, и я потом смогу стать таким человеком. А ещё я в её честь уже хочу украсить стены в моём дому трехметровыми барельефными лилиями. Все стены. Но она про это не узнает. Потому что ветер уже уносит её далеко-далеко. В её собственную, отдельную от меня, жизнь.
…– Уи-и-и. Я помню, я помню этот момент. На кухне, крч, я посуду мыла.
— Не объясняй. В этом смысл.
— А, ок…
Школьный редактор. 1983
Что может быть загадочнее снежного человека в третьем классе советской школы? В тот год меня и еще несколько человек со школы отправляют сюда, во Дворец пионеров, на курсы редакторов стенгазет, к странному бородатому очкарику. Странный он потому, что вместо этих курсов по темным декабрьским вечерам, в огромном, угловом, с высоченными потолками кабинете Дворца, на втором этаже, выключает общий свет, зажигает настольную лампу на огромном столе посредине кабинета. И мы садимся за этот стол коленками на стулья, чтобы быть поближе к свету, а он вынимает из шкафа огромную толстую папку с тесёмками, раскрывает ее и начинает читать нам неизвестно где взятые журнальные и газетные вырезки про мистические необъяснимые явления, про руины древнего города, уничтоженные 10 000 лет назад ядерным взрывом, про снежного человека, про Бермудский треугольник, про исчезнувшие цивилизации и прочие загадки истории, которые сегодня, в 2020-х, в изобилии вываливают на помойные телеканалы.
Мы забываем про вечерний голод, про отсиженные, затёкшие ноги. Нам хочется знать таких тайн ещё и ещё. Пространство вокруг нас оживает всполохами событий, льющимися из этого ведущего.
Тогда же наше детское воображение живо подхватывает этот интерес к тайнам истории и подобной романтике, и мы много лет потом еще обмениваемся друг с другом статьями и книгами и обсуждениями на эту тему. Только став взрослым, я всё же задумываюсь — откуда этот червь накопал столько вырезок про всё это. Это же был 83-й год. Где там всё это печатали тогда? Ксероксов тогда еще не было. А на продукцию советских копировальных аппаратов эти вырезки не были похожи. Это были именно оригиналы статей.
Одно знаю точно, это не был журнал «Наука и жизнь». Ибо в году 87-м я при сборе макулатуры, в горах бумаги, в фойе школы обнаружил почти полное собрание этого журнала, за десятки лет издания, спрятал его сначала в укромном месте школы, в кабинете, от которого у меня был личный ключ, и в несколько приемов вывез всё это сумками домой, где за пару лет и перечитал и изучил все статьи этого наиинтереснейшего в моей жизни журнала. Ничего более интересного и познавательного я потом никогда не встречал… Загадка истории.
Бруки импортные… 3 штуки. 1999
Прошу свою женщину (теперь уже бывшую) погладить мне срочно костюмные брюки.
— Давай, не вопрос. Ща поглажу.
Через три минуты мне выезжают глаженые брюки с насквозь прожжённой утюгом штаниной.
Больше я никогда в жизни никого не прошу ничего мне гладить. И стараюсь покупать немнущееся.
Лилия 2. 2023
У Лилии какой-то интересный типаж внешности и характера, что его часто использует так или иначе кинематограф. Как только я встречаю такое в кино, то сразу скидываю ей:
— Ты везде ищешь меня? Я обязательно посмотрю…
— Мне тебя не хватает, — шучу я.
— Прости.
Парколес. 1990
В старой Уфе нет парков. Разве что парк Лесоводов Башкирии. Но он не близко от моего дома. Зато в качестве парков мы с мальчишками используем санатории и пионерлагеря на бровке городского полуострова. И гигантский лес вниз по склону. Лес со своими пространствами и путями, тайнами и секретами. В лесу есть своя пещера, заброшенные деревни, пляжи, места для рыбалок, шашлыков и распития пива. Ещё тут полно обвалившихся окопов. То ли с гражданской войны, то ли с уроков НВП окрестных школ. Неглубокие, для стрельбы лёжа. Десятки.
Пляжи в этом лесу со стороны города на Уфимке-Караидели сразу уходят на глубину и сопряжены с быстрым течением. Мы даже плаваем, спустившись в воду выше по течению, и выйдя из него ниже. Обратно идём по узкой тропке на краю обрыва, среди густого леса.
Витя рассказывает, как он служил в ГДР. Как на танке ездил в магазин за водкой и укладывал ящик бутылок в ствол танка. И как заправил однажды бензобак военного грузовика водой на колонке маленького немецкого городка, чтобы отвезти машину потом в мастерскую на проварку этого прохудившегося бака, а горожане, увидевшие это, подумали, что грузовик ездит на воде, как на топливе, не заметив второй бак, с другого борта машины…
Я сам ещё не служил. Но я уже прошёл тестирование в военкомате и на моём деле стоит штамп — «Команда 20а». Через много лет я узнаю в инете, что это означало отправку в ГДР. Элита Советской Армии. Но уже через год после Витиного рассказа ГДР больше нет. И я в армию тоже не иду…
…
Ближе к вечеру мы находим на берегу корягу или доску побольше, набиваем её берестой и хворостом, поджигаем и отпускаем вниз по течению, едва костёр набирает полную силу. Завораживающий языческий обряд, изобретённый нами самими. Гипнотизирующее зрелище работы двух стихий — воды и огня, в одной точке пространства. Особенно в сумерках.
На словах я Лев Толстой. 2023
Раньше ж оно как было. Один Пушкин, мильён читателей. А сейчас оно как? Пушкиных мильён, а читатель один. И тот может даже родственник. Тяжело сейчас поэту и писателю.
Шанс. 1985
В детстве кажется, что твоя жизнь будет бесконечной. И все важные дела можно откладывать бесконечно. И будет бесконечно много вторых шансов.
— Лёха, айда сегодня вечером мою девушку до дома провожать, — товарищ по школьному летнему лагерю, на пару лет старше меня, зовёт меня с собой…
Я плетусь в хвосте провожальной процессии по улице Гоголя и потом по Чернышевского к Карла Маркса и не понимаю, что я тут делаю. Дело не только в том, что я тут третий лишний. Помимо меня тут ещё несколько друзей и подруг. Дело в том, что девушка, которую мы провожаем, мне самому жутко нравится. Просто в силу своей молодости я не знаю, что с этим делать и стесняюсь. Она невероятно красива, и ещё выше меня на голову. И волосы светлые ниже плеч. И у неё такая милая улыбка. Но теперь мои чувства уже не имеют никакого значения. Ненавижу самого себя за то, что это не я её провожаю…
…1 сентября. Лето позади. Захожу в школу. Друзья. Делимся летними впечатлениями и историями. Мне тут же рассказывают про ту девушку, которую я вот так нелепо провожал до дома на чужом свидании:
— А Юля-то утонула. Поехала отдыхать куда-то с родителями и утонула.
С тех пор я никогда не стесняюсь сказать девушке, что она мне нравится.
Гипноз. 2008
В перерывах между синькой вдруг начинаю изучать гипноз. Ищу лёгкий путь для влияния на людей. Пути этого я не обретаю. Но зато узнаю́, что кино, литература, компьютерные игры — всё это разновидности гипноза. И если читатель, зритель или игрок не погружаются в волшебный виртуальный мир автора произведения, то это плохие произведения.
Через много лет знакомлюсь с работами Дробышевского, Савельева и других авторов. И составляю теорию, что эти отрасли искусства — системы внешнего моделирования виртуального мира. Куда человек может убежать и спрятаться от окружающей его стрессовой действительности. Вместо того, чтобы действовать по животной программе «Бей или беги». Как и любая внешняя система, эта система необходима человеку для выживания. Чтобы не поехала крыша.
Опять же, это сильно экономит калории. Посмотрел кино про приключения — и пережил их. И даже от кресла не надо отклеиваться. Мозг самого себя за эту экономию ещё и дополнительными ништяками удовольствия отблагодарит.
Продолжение следует…