Перерыв продлился лишь столько, что коню не хватило бы времени напиться, как уже пошла вторая волна. В этот раз плотов было неисчислимо много, так много, что они покрыли всю поверхность воды. Арагуты наступали как туча саранчи, казалось, давление их непреодолимо. Хармадам удалось поразить и отбить первые ряды, затем они начали отступать на гору, к крепости. Такова была тактическая хитрость — выманить врага на открытое место, на склон горы. Все вышло как и было задумано. Увлёкшись атакой и ошибочно полагая, что противник разбит, отряды наступающих погнались за ними. Но стоило достичь середины склона, того места, где рос кривой раскидистый дуб, как на них с горы покатились тяжёлые бревна. Вперемежку с брёвнами, сверху летели огромные камни, полились потоки горящей смолы. Словно проснувшийся на горе вулкан извергал из себя потоки лавы. Опять захватчики были вынуждены откатиться назад. И тогда сверху на них снова налетали отважные защитники крепости.
К тому времени, когда туман полностью рассеялся и солнце ушло в зенит, натиск арагутов ослаб, а к вечеру штурм полностью стих. Бодархан был в бешенстве. Самолично изрубил нескольких бежавших назад бойцов. Требовал от своих командиров стегать плетьми и гнать назад отступающих, но ничего не мог добиться. Его войско оказалось не в состоянии взять крепость лобовым штурмом.
Бодархан не ожидал встретить столь мастерски организованную оборону. Он привык сражаться в открытом поле, на бескрайних степях, там где его всадники были быстры и манёвренны, а преимущество было очевидным.
Собрав оставшихся командиров, учинил разнос. Разбушевавшись, при всех отстегал одного из них плёткой. Однако, как бы там ни было, Бодархану было понятно, что в лоб эту крепость не взять и прежде чем предпринять очередной штурм, стоило бы получше изучить систему обороны и надёжность укреплений.
Рамгун же со своими людьми торжествовал свою первую победу. Несмотря на понесённые защитниками крепости потери и ранения, он был доволен результатом. Главному командующему велено было собрать и подсчитать оставшиеся силы.
Зильбар было строжайше запрещено принимать участие в этой схватке. Ее во главе женского отряда оставили в резерве. Если бы дошло до того, что враг преодолел склон, достигнув стен города, тогда никуда не денешься, пришлось бы и им вступить в бой. Однако, пока дело до этого не дошло.
Воспользовавшись установившимся затишьем, Рамгун снова велел собрать народ на площади, обратившись к соплеменникам с пламенной речью:
— На нашу землю ступил страшный враг! Их божества не похожи на нашего Огненного бога — Тенре. Они несут чуждые нам святыни. Их символ — яростный хищный зверь. Вот, посмотрите сами, как отвратительно он выглядит!
Вид Рамгуна был неистовым, разгорячённым.
— И стрелы у них другие, не как наши трехгранные, совсем другие. Они захватчики. И пришли сюда отнять нашу землю! И до того, как они достигли наших краёв, много земель успели отобрать, покорили живущие там народы, прогнали с родных мест…
Главнокомандующий, сделав взмах берёзовой дубиной — сукмар, обратился к вождю:
— Падишах! Позволь нашим людям дать настоящий отпор врагу. Мы сами готовы пойти в атаку! Зачем нам ждать когда они снова нападут на нас? Прогоним их с нашей земли навсегда!..
Однако Рамгун молча выжидал, когда тот закончит говорить. Его спокойный рассудок взял верх.
— Нет, мои кровные братья! Стоит нам выйти в ровное поле, там они нас разобьют. Они привыкли к битвам на равнине, их много, они идут как нашествие саранчи. Мы можем их убивать, только заманивая в леса и в горы. Так победим!
После первой битвы установилось длительное затишье. Обе стороны беспрестанно изучали силы друг друга. Хармады что ни день, то вылавливали лазутчиков с того берега, сажали их в зиндан или убивали на месте. В лагерь урагутов тоже стало не просто попасть, опасно было даже приближаться. Они на выстрел не подпускали к себе никого из посторонних, а если хватали шпионов, мучили их и убивали. Пленников с продетыми в деревянное ярмо руками и головой оставляли умирать на земле от голода и жажды. Открытых боев и столкновений не происходило. Но напряжение висело в воздухе, в домах и в душах поселилось состояние войны.
Рамгун все ещё не оставлял попыток собрать соседние племена и получить военную поддержку от табынцев. Но посланники приезжали ни с чем, племена табынцев были разбиты и загнаны в горные леса, и не было у них войска, достаточного для боя на равнине.
Зильбар, целыми днями не снимая с себя воинских доспехов, обходила крепость помногу раз, осматривая укрепления, таково было поручение отца. Отец старался не упускать ее из виду, рассказал обо всем случившемся ее матери. Командующий Ранур тоже при возможности старался держаться рядом, то протянет руку для поддержки, то для опоры подставит плечо. Только она никак не реагировала на эти, пусть неуклюжие, но знаки внимания. Так и оставалась совсем к нему холодна. Ранур терзался, не зная как быть, но виду не подавал.
Между тем, по срокам, пришла пора возвращаться из дальнего похода торговому каравану, который ушёл в южные края ещё полгода назад. Их следовало перехватить раньше в пути, прежде чем они придут прямо в лапы к врагу. Нельзя было такого допустить.
Рамгун решил отправить Зильбар вместе с надёжным отрядом дальним путём в обход через реку Кугидель. Он надеялся, что если загрузить ее обязанностями, она отвлечётся, возможно развеется страсть внезапно сковавшая ее сердце.
Зильбар со своим отрядом отправилась навстречу каравану. Проведя в пути несколько недель, им удалось найти и перехватить его далеко впереди, не встретив нигде вражеских постов. Расспросила соплеменников, держащих дальний путь о пройденных дорогах, увидела сложенный в сохранности товар. В свою очередь огласила известие об обрушившемся несчастье, по причине чего придётся идти обходным путём. Когда они благополучно достигли притока Кугидель и собирались переправиться на другую сторону, как вдали был замечен вооружённый отряд.
Зильбар со своей дружиной развернули боевой строй, приготовившись биться насмерть. Кони, подстёгиваемые стременами, нетерпеливо хрипели, готовые рвануть навстречу врагу, но тут до нее издалека донёсся голос:
— Зильбар!
Ее чувства в один миг вновь смешались в водовороте эмоций. Первый порыв она едва сдержала в себе, может, почудилось, что это ветер говорит голосом Сарыхана. Она не поверила своим ушам, но в следующий миг уже разглядела в скачущем всаднике знакомую фигуру. Теперь все остальное стало для неё безразлично.
— Сарыхан!
Сама того не замечая, она вырвалась далеко вперёд. Два всадника быстро сближались для убийственной схватки, как казалось вначале. Воины, с обеих сторон ожидая исхода, приостановились, замерли, держа наготове сукмары и обнажённые сабли. Только оба жеребца, летящих навстречу друг другу, словно вдруг почувствовали, что скачут не для того, чтобы убить или быть убитыми, уже не издавали первоначальный яростный храп, готовые кусать лицо врага, даже ход их стал плавным. Да и кони остальных всадников вдруг как-то успокоились, ничего не понимая, нерешительно затоптались на месте.
Два воина, девушка и парень, словно вовсе не из двух разных враждующих сторон, встретившись на середине поля, остановились на расстоянии вытянутой руки и смотрели друг на друга, не отрывая глаз. Сарыхан готов был взять ее за пояс и посадить рядом на своего коня. Да она и сама была не против прильнуть к его плечу… Увы, но обоим было совершенно ясно, что сделать этого нельзя.
Они понимали, что каждый из них совершает преступление по отношению к своему роду. Вместо того, чтоб драться и убивать противника, они сейчас улыбаются друг другу, не в силах оторвать взгляда. Их спутники с обоих сторон не могли понять, что сейчас происходит, но чувство какой-то теплоты словно пробуждалось и внутри них.
Первым тишину нарушил Сарыхан.
— Зильбар…
— Сарыхан…
Этими словами все было сказано. Они этим все объяснили друг другу.
Но вот они снова развернули своих лошадей и поскакали в разные стороны, каждый к своему отряду. Снова ёкнуло в сердцах джигитов: «Будем биться?» Но нет. Стычки не произошло, отряды во главе своих командиров разошлись в разные стороны.
Караван торговцев, сопровождаемый отрядом Зильбар, перебрался известным им бродом на другой берег Идели и вскоре вернулся в крепость. Уже завидя их издалека, забили гулко барабаны, зазвучали сурнаи, встречая долгожданных сородичей.
Рамгун остался доволен дочерью и с радостью встретил путников, вернувшихся с удачной торговлей. Выменянные на меха, мёд в далёких странах, сукно, инструменты и другие товары, были розданы старшинам родов с тем, чтоб они могли сами распределить по необходимости. Украшения были переданы вождю и его жене, жёнам старшин, дочерям. Своей любимой дочери Рамгун преподнёс зеркало в золотой оправе.
После того как закончились подношения и раздел товаров, когда разошёлся народ, Зильбар со страхом подошла к отцу и рассказала ему все без утайки. Рассказала о том, что снова едва не попалась в руки джигитов Сарыхана вместе с караваном и что было после того. Много всего видавший в жизни Рамгун совсем помрачнел: это, выходит, уже не игрушки, между этими двумя действительно настоящая любовь. Вот тебе снова на! Так что же делать? Воевать или все же пытаться примириться? Знает ли отец Сарыхана — жестокий Бодархан обо всем этом? Если узнает, что сделает с сыном, как отнесётся к его поступкам? Сам Рамгун ничего не мог придумать в этой ситуации, голову снова заволокло туманом, завихрились, запутались мысли…
Как быть с врагом и можно ли считать его врагом? Эту загадку он не в силах один носить в сердце, открыл жене Замбиле. Быть может она сумеет убедить дочь внять голосу разума? Однако никакие разговоры не помогли, стало ещё хуже. Теперь уже ни прежние заботы по защите крепости, ни воинские тренировки не могли унять ее душу, она словно потеряла ко всему интерес. Взгляд ее заволокло дымкой, на сердце лёг тяжёлый камень, разрывалась душа.
В какие-то минуты она готова была броситься в Идель и плыть на другой берег. Ей было теперь все равно, враг ли там, ждёт он ее ли нет, хотелось одного — видеть Сарыхана, стоять напротив него, не отрываясь глядеть в его лицо, рассматривать его густые брови, глубокие чёрные глаза на смуглом лице.
Продолжение следует…