Онтогенез мой. Часть четырнадцатая

А кафе «Огонек» – это, конечно, наше все. Чуть затрепыхается в кармане рублевая монетка, не занесенная в финплан – кушать пельмени. Со сметаной, с томатным соусом, а то и под пиво. Бутылочное, продавали в отдельном буфете этого богоугодного заведения. Но сибаритствовать с пивом не сповадился. И вот почему. Сижу как-то, медленно смакую пельмешки, прихлебываю пиво – жизнь удалась и все такое. Подсаживается за столик бабушка. Ласково-ласково все расспросила, кто такой, откуда, потом мягонько так перешла в наступление: вот, сыночек, ты такой симпатичненький (с этим не мог не согласиться!), такой молоденький (киваю головой чуть менее охотно, мне уже скоро 20!) и уже покупаешь пиво, а ведь так люди становятся алкоголиками. И попросила не пить. Спасибо, дорогая бабушка, ведь может статься и так, что уберегла ты меня от алкоголизма в будущем. Это уже сам потом чисто эмпирически подметил: чем раньше начинают, тем больше вероятность потом спиться. В том числе, увы, на примере многих и многих товарищей. И таки да, насколько знаю, в Спарте для молодежи алкоголь был абсолютный харам, взрослым – можно, но с ограничениями, старым хрычам – да сколько угодно, да хоть упейся.

История схожая, да не совсем, от Ильгама: «После экзамена я постоянно обедал в «Огоньке». Да, правда, пельмени хорошие были. Один раз, после экзамена зашел в кафе, взял пельмени, салатик и, как обычно, бутылку пивка (раньше вкусное было, не то, что сейчас). Сижу, кушаю, присаживается рядом какой-то мужик, голову поднял, смотрю – а это наш всеобщий друг, куратор Владимир Федорович Коновалов. Спрашивает – а ты экзамен сдал? Я говорю – да. И на сколько? Я, чтоб он не заругал за пиво, говорю – на отлично, хотя сдал на 4. Куратор довольно закивал, типа, ну, тогда можно и расслабиться».

А, вот еще одна история, связанная с милым сердцу «Огоньком». Сидел за соседним столиком мужчина лет сорока-пятидесяти, по нашим понятиям – почти старик. И вздорный старик. Доев почти половину порции (это я внимательно рассмотрел), раскромсав вилкой остатки, вдруг схватил тарелку и быстрыми шагами понесся к кассе. Стал требовать заведующую. Как вышла женщина, заведующая, стало быть, чуть ли не ткнул ей в лицо тарелкой и еле сдерживая вопль возмущения, пока что не очень громко потребовал: «Ешьте!» Та, естественно, очень удивилась, но не стала угощаться малоаппетитным месивом. Вздорный старик прибавил децибеллы: «Ах вот как, сами брезгуете, сами готовите для людей такую дрянь!!!» После неоднократных и безуспешных попыток угостить даму ужином, ретировался с гордым видом, наверное, вкушать какие-нибудь бламанже с фрикассе в более приличном для его деликатной натуры заведении. Отступлению гурмана поспособствовало и то, что его экспрессивные аппеляции к прочим едокам не нашли поддержки. А как же, очень даже вкусно!

Поделилась воспоминаниями и Света с Лилей: «Нашли кошелек. Увидели все, подобрал Радик Гарипов. Еще ломался, не хотел делиться. Но мы не отстанем же, если «Огонек» замаячил. А на рубль там брали порцию пельменей, булочку кунцевскую (вот только там пельмени с хлебом ели), салат из свежей капусты (с тех пор, наверное, люблю капусту в любом проявлении) и компотик. Находки хватило, чтобы угоститься всей компанией, с нами еще Рудик был».

Про «Огонек» воспомнил и Айдар Хусаинов: «В день получения стипендии я водил своего братишку в «Огонек» и мы там ели по двойной порции пельменей со сметаной. Он ел и нахваливал. Прошли годы. Как-то шли мимо, и я вспомнил этот эпизод из жизни. На это братишка сказал: “Как потом выяснилось, с томатом вкуснее!”» Ну это дело вкуса. А еще – голод лучший повар. Но, опять-таки, не всегда. Занесло меня как-то в столовую Авиационного института. Был очень удивлен, что наличествуют и пельмени. Попробовав, понял – почему все не сожрали местные. Намного-намного хуже, чем в «Огоньке». Даже академический интерес появился – возможно готовят из ливерной или кровяной колбасы? Ту и эту мы уже распробовали с магазина напротив общаги, нет, не понравилась столь возмутительная фальсификация колбасы. Лучше уж зайти в кафетерий рядышком с тем же магазином, там часто давали бутерброды с настоящей колбасой. Если не повезет – с сыром. С сыром из молока, а не пес даже не знает из каких пальмовых или соевых заменителей. Кофе тоже был вполне приличным. Мы же не бариста какие-нибудь, прости Господи, сладко, горячо и вкусно – этого вполне достаточно.

А еще рядышком кафе от ресторана «Золотой колос». Дороговато для студента и слишком жирно готовили – это на мой вкус потенциального холециститника. И там постоянно ошивались “синяки”, то есть еще не бомжи, но уже вполне спившиеся сограждане. За стоячими столиками, как бы незаметно для обслуги, разбавляли купленное тут же пиво принесенной с собой водкой. Не прибавляло аппетита это зрелище! Как-то с одним лесником (не из нашего курса) совершаем дефиле по Айской. Вернее, я сбоку припека, это он новую дубленку выгуливал, такую черную, длиннополую, богатую. Деревенская родня постаралась – набрали овчины, выделали у местного грузина Омара и таки построили мечту-обнову. Настроение у него, естественно, превосходное. Пригласил меня в это самое кафе. Подходим неспешно, солидно и степенно. И тут дверь с грохотом открывается, оттуда кто-то вылетает, с наскока наваливается на моего спутника и облевывает его дубленку. Спутник не может и не хочет принять ужас случившегося. Медленно так обозрел последствия святотатства, затем правый кулак плавно пополз к бедру (поясняю – чтобы втесать как учили, по каратистской науке). Однако “синяк”, к его счастью, оказался еще и бичом, то есть бывшим интеллигентным человеком. Шустро-шустро запричитал что-то типа “Простите великодушно!”, “Вот ведь незадача” и т. д. Да еще попытался устранить последствия своего моветона: набирал пригорошнями снег и оттирал шубу. Мой спутник стоял столбом, но отнюдь не молча: обозвав нехорошими словами, тщетно пытался высечь хоть искру ответной агрессии, дабы с полным моральным правом врезать от души, но куда там, все тщетно –бич раскаивался очень искрненне. Так что кулак несколько раз поднимался к бедру и вновь опускался. Прогнав бедолагу, зашли в кафе. И настроение не то, и аппетит куда-то запропастился. Вяло поковыряв то ли шницель, то ли бифштекс (отличались они только по наименованиям), припомнив то же блюдо, но уже на шубе, вышли вон.

...К слову говоря, видать, карма такая горестная была у этой роскошной дубленки. Позже разгонял этот товарищ в составе комсомольского оперотряда “малину” в трущобах Уфы. Тот еще выдался трэш. На одного комсомольца бросился амбал с топором, на манер японского самурая – высоко задрав свое оружие. Студент оцепенел от предчувствия смерти, ладно, шубовладелец не растерялся, подскочил и зарядил с ноги в живот погромщику. Нокаут. Дубленка это испытание выдержала, а вот когда какая-то старая бандерша плеснула «Белизной» (владелец хоть успел закрыть лицо руками в перчатках), тут уж извините, вся она расплылась мерзкими белесыми проплешинами. «Белизна» это вам не полупереваренный бефстроганов за рупь с чем-то из «Золотого колоса», это намного-намного хуже!

Завершая про общепит, воспоминание Дмитрия Новоселова про 83-84 гг., которое совсем не укладывается в мою картину мира, тем не менее, слова из песни не выкинешь: «Напротив трикотажки (фабрики), недалеко от сельхоза была кафешка или столовая, или кулинария. Мы с кем-то пошли обедать. Передо мной в очереди стоял дядька пожилой, может быть, чуть за шестьдесят, немногим старше нас теперешних. Не алкаш, чистый, одежда видавшая виды, но опрятная. Он купил стакан чая за одну копейку. После мы сидели за соседними столиками, он достал пачку маргарина «Солнечный» и булку хлеба, намазывал на хлеб и запивал чаем из пережженного сахара. Настоящего чая давно в общепите не было. Так я впервые столкнулся с бедностью. Потом все чаще». Впрочем, может потому и запомнилось, что тогда было исключением из правил? Голодных и нищих много повидали, но это уже позже.

 Продолжение следует…