Онтогенез мой. Часть шестая

Раз про Хусаинова вспомнил, опять всплыл один эпизод. Короче, мы же обсуждали все на свете. Стопудово, сами не помнят, но вот этот диалог Хусаинова и Новоселова на интересующую тему крепко врезался в память:

— …У него же (пес сейчас помнит, у кого. — Авт.) совсем нет слуха, только голос громовой!

— А что это, собственно говоря, слух?

— Способность точно повторить любой мотив.

— А если у меня нет голоса, не владею музыкальным инструментом? Знаю, как надо, но не могу изобразить.

— Точно! Музыкальный слух — способность запоминать и мысленно воспроизводить мотив без искажений.

На том и порешили, перешли к другим, не менее актуальным и глобальным темам. Таки да, вот сейчас не отходя от кассы посмотрел в Википедии, ваше определение более корректно и емко даже на сегодняшний день!

А еще в нашу комнату захаживал земляк Фината — старшекурсник Шакур. Ему бы с такой харизматичной мордой лица в исторических боевиках казаков-разбойников или французских дуэлянтов играть — иссиня-черные волнистые волосы, тонкие, чуть хищные черты лица, блестящие глаза и неизменная легкая полуулыбка (что бы сейчас не говорили, улыбчивых раньше было несоизмеримо больше). Наверное, латентный буйный темперамент брал свое, иногда устраивал между нами состязания по армрестлингу. Сам при этом обязательно скидывал рубашечку, чтобы лучше были видны его мускулы, не то, чтобы так уж и массивные, но слегка напоминающие стальные проволоки. Весело было, жуть. Ему же проигрывать ни фига не обидно, старшак же, а вот пободаться очень даже интересно. Шакур ведь не забывал и подбадривать, нещадно переигрывая «удивлялся» — смотри-ка, дескать, на вид тощенький, а какой сильный.

Всякий раз, покупая сыр «Белебеевский», невольно вспоминаю нашего добродушного, простодушного в хорошем смысле Фината (царствие ему небесное) и его землячка.

Как заселились, сразу договорились — у нас будет чистота и порядок. Влажная уборка каждый божий день. Так сказать, добровольно-принудительная чистоплотность, ибо часто проверяли. Особая заморочка — не забыть вытереть пыль с поверхности каркаса кровати с тыльной стороны. Проверяющие проводили там ладонью и если к пальцам хоть что-то прилипало, торжествующе вытягивали длань для всеобщего обозрения. Вот, сами можете убедиться — непорядок! И при этом они светились какой-то неземной радостью, высокомерным превосходством собственной сопричастности к чему-то сакральному. Видать, в советском пантеоне водился и какой-нибудь идол Гигиена. Иногда с повадками гиены, но я без претензий, так и должно быть. Марат Ильич не даст соврать, свобода — это осознанная необходимость.

У каждого своя тумбочка. Для учебников и тетрадок. На стенах рядом с кроватями водрузили полочки. Это когда длинные стеклянные прямоугольники привешиваются на веревочных петлях. Для сувениров, не особо функционально, так, для красоты.

…вот сейчас у всех, наверное, особенно у девочек, напряг с местами в шифоньерах? А тогда пяти лбам вполне хватало трех отсеков настенных фанерных шкафчиков, каждый — шириной от силы 30–40 см. Включая и для каждодневной верхней одежды. Да, еще под кроватями чемоданы, но там и помимо одежды много всего нужного хранилось. Один отсек — для продовольствия и посуды.

Приступили и к более кардинальному благоустройству. Не мудрствуя лукаво, купили масляной краски, все стены закрасили в цвет слоновой кости. Два раза красили, так как первый слой бесследно впитался. Очень даже уютненько получилось. Хотя да, немало нашлось критиков, дескать у вас стены не дышат, в общежитиях такое не дозволяется и прочая ересь. Тогда таких слов не знал, но интуитивно определил — это в них зависть так сублимирует. Не все ведь так смогли решиться и скооперироваться. А стены дышали или не дышали, Бог весть, воздуха нам хватало. Сквозняки ведь гуляли. В зимнюю стужу даже пришлось занавесить окно одеялом. Темно стало. Но как говорят у башкир, «Босяк наложит новую заплатку на свои лохмотья, уже радость», даже затемнение комнаты воспринимал не как досадное неудобство, а как «уютный полумрак».

А самое теплое воспоминание первой совместной осени — как ложились спать, долго еще задушевно болтали обо всем на свете. Блин, только сейчас понимаю глубинную причину очарования этих бесед: раньше и особенно позже всем нам приходится быть снисходительными к младшим (менее умным, менее успешным) и почтительными к старшим (иногда и к более умным, более успешным), а тут мы были равными среди равных, абсолютно равными. Могу сослаться на первый закон Карло Чиполла: «Человек всегда недооценивает количество идиотов, которые его окружают». В смысле, мы тогда сами временно были исключением из этого универсального закона. Тогда мнилось, всегда рядом будут только такие же умные, симпатичные, искренние люди, увы…

Я про это уже писал и буду писать, много чего хорошего происходило в нашей родной комнате№ 404. Номер-то какой интересный, у айтишников эта цифирька обозначает «отсутствие», «ошибку». Надеюсь, мне все это не пригрезилось, все так и было в комнате № 404, как запомнилось… Впору переиначить песню «Город, которого нет» в «Комнату, которой уж нет».

«Там для меня горит очаг,

Как вечный знак забытых истин,

Мне до него — последний шаг;

И этот шаг длиннее жизни…».

Продолжение следует…