Поющий ночами дом

Этот глухой, экзотический городок затерялся среди каменных вершин обширной страны, кода древние арабы называли [эту местность] Башкурдией. Невысокие, крепкие дома, рубленые из вековых лиственниц, рассыпаются по склонам огромной, заросшей вечнозеленым лесом горы. Миллионы лет назад эта гора дышала огнем, извергала пламя и раскаленные камни высоко в небо. С веками и тысячелетиями бурное дыхание земли поутихло, огонь ушел в глубь земной тверди, гора осыпалась и осела, но сохранила суровые черты каменного исполина.

По ночам она будто вспоминает свою молодость: раздвигает плечи, выпрямляет сутулый стан и тянется вверх, за облака, и, жадно всматриваясь в Космос, взволнованно говорит с другими мирами. Если б люди понимали эти разговоры!.. Они либо сошли бы с ума, либо выросли в титанов мысли.

На склонах этой некогда могучей горы живут теперь простые люди с очень простыми заботами: добыть еды, дров, заработать денег на одежду, инструмент, кой-какие развлечения. Трудятся они с раннего утра до позднего вечера. Их тяжкий, каждодневный труд не приносит богатства. Зато дает пищу, тепло и уверенность в завтрашнем дне. Дети жителей горы подрастают и уходят в Долину. Там кипит Большая жизнь. Дети окунаются в неё и назад не возвращаются, если даже Долина относится к ним негостеприимно.

Несколько поодаль, у самого склона горы, стоит большой дом, в котором живёт одинокий старик. Очень давно, сразу после Великой войны, он приехал в эти края с молодой женой. Вдвоем они нарожали кучу детей. Старик до пенсии работал в школе, учил детишек истории. Собственные его дети подросли и ушли в Долину. Но и там им было тесно: подучившись и набравшись жизненного опыта, они в поисках Знания ушли за Море.

Следом ушла жена и мать семейства. Ушла в Ночь, тихо и безропотно. Старик остался жить один. Понемногу он отдалился от жителей Горы. Лишь раз в год его навещал директор школы. Этот день приходился на 1 сентября, День знаний.

Директор рассказывал коллегам, что старый учитель много времени проводит над книгами, пытаясь разгадать тайну жизней двух гигантов: великого русича Александра Невского и восточного стратега хана Батыя. В этом месте директор понижал голос: «Он говорит, будто Невский – сын Батыя», и при этом выразительно оглядывал слушателей.

Прошло бы ещё лет десять, может, двадцать, и никто бы из жителей Горы не вспомнил ни старика-историка, ни его жену, детей, ни сам большой, старый дом, повернувшийся спиной к высокому зеленому ельнику. Если бы...

Если бы не поползли по городку тревожные слухи о странностях, которые творились в доме у склона горы. Иногда ночами, не очень часто, но и не так уж редко, старый дом оживал, искрился огнями, в комнатах гремела музыка, звучали смех и веселые голоса молодых людей.

Под утро гомон стихал, огни гасли, и дом погружался в сонную тишину.

Утром на крыльцо выходил хозяин, несколько заспанный, но бодрый и энергичный как всегда, брал в руки лейку, поливал цветы, обрезал сухие ветки в саду, вскапывал землю вокруг фруктовых деревьев. Выглядел старик свежим и отдохнувшим, будто и не было за его плечами бессонной ночи.

Соседи диву давались. Днем дом жил тихой, неприметной жизнью. Но если ночью гуляли гости, то куда же они девались утром? За ними никто не приезжал, никто не выносил на крыльцо чемоданы и баулы, и вообще – во дворе никто не появлялся, кроме самого хозяина.

Ближайшего от дома соседа звали Као-Какао. Прозвали его так за любовь к какао и кофе. Это был желчный, угрюмый коммерсант, имевший свою лавку в центре городка. Он торговал напитками, жвачкой, сигаретами и, конечно, лучшими на всю округу сортами какао и кофе.

Однажды ночью, рассвирепев от шума музыки и ярких огней в соседнем доме, Као-Какао вызвал конную полицию. Через полчаса прискакали служивые и соскочили с лошадей у дома старика. Но пустынное жилище встретило полицейских тишиной и темью.

– Они затаились! – кричал вздорный сосед. – Они только что шумели, не давали мне спать. Мои уши – слышат, глаза мои – видят! Они затаились, разрази меня Аллах!

Люди в форме позвонили в дверь. Им открыл сонный старик. Он непонимающе оглядел полицейских, взволнованного соседа, пожал плечами и повел незваных гостей в дом. Комнаты на обоих этажах были пусты. В доме царило запустение, нежилой запах бил в лицо.

Пораженный увиденным, Као-Какао на глазах у собравшихся соседей смиренно принял от полицейских счет на оплату штрафа за ложный вызов и, ссутулившись, убежал к себе.

И всё же скандальный сосед не успокоился. В свободные от торговли часы он сидел у окна и нетерпеливо ждал, когда дом посетят веселые таинственные гости.

И он дождался своего часа. В один из ненастных осенних вечеров дом ожил, наполнился светом, музыкой и уютом. Окна заблестели, заискрились жизнью и весельем. Они, будто живые, улыбались и манили одинокого путника, звали в тепло и обещали участие и дружбу.

Као-Какао надел теплый плащ, сапоги, натянул на голову лыжную шапку, на всякий случай положил в карман удостоверение общественного блюстителя порядка и, состроив на лице брезгливую гримаску, отправился к нелюбимому соседу.

Калитка была заперта, и Као-Какао, кряхтя, перелез через забор, прокрался к окну и, встав сапогами на пустую бочку, просунул башку в открытую форточку. Пока неугомонный сосед лез, он ясно слышал, как гости поют под гитару детскую песенку, как громко, заливисто смеются три девчонки и двое юношей. Ещё он увидел...

Уже другие соседи рассказывали, как их среди ночи поднял истошный, душераздирающий вопль, доносившийся от дома одинокого старика. Соседи ворвались во двор и увидели спину и зад вопящего Као-Какао. Они решили, что вздорный коммерсант пытается криками что-то доказать своему соседу.

Као-Какао не переставал орать, пока не прискакала полиция и не вытащила его из чужого окна. Коммерсант не отвечал на вопросы полицейских – он лишился дара речи.

Когда на крыльцо вышел сонный старик, Као-Какао взмахнул в его сторону рукой и визгливо рассмеялся.

– Не судите его строго, – попросил хозяин полицейских и сладко зевнул. – Он болен. У него раздвоение сознания.

Соседи переглянулись. Каждый из них подумал: «Выходит, и у меня?» Но вслух никто не признался.

Коммерсанта, потерявшего дар речи, увезли в больницу. Вернулся он оттуда через месяц, пешим ходом, робкий и тихий. Речь возвратилась к Као-Какао, но он решительно отказывался вести любые разговоры, касающиеся его столь неудачной ночной вылазки. Ещё сосед боялся близко подходить к «поющему ночами дому». Если же разговор заходил о старике-хозяине, то коммерсант пугался, глаза его округлялись и лезли из орбит, с губ срывался мелкий смешок, а ноги норовили унести тело куда подальше.

...Много позднее, уже тяжело заболев, коммерсант признался жене, что в тот злополучный вечер видел в окне всю семью соседа. За столом сидели все пятеро детей: три девушки и двое юношей, а во главе стола восседали сам хозяин и – тут рассказчик побледнел – его покойная хозяйка. Более всего коммерсанта напугало даже не это. Покойная встретилась с ним глазами и, привстав, направилась к окну. При этом жестами призывала подойти к ней.

Было, видимо, в этом нечто магическое – соглядатай как ни пытался, не мог вытянуть голову из форточки.

«Покойная соседка зовет к себе, – обречённо сказал он тогда жене. – Уж она добьётся. Я её знаю. Не жилец я на свете».

Разговор этот состоялся в конце зимы, а уже в мае Као-Какао не стало...

Ещё успела супруга несчастного коммерсанта выведать у мужа, какую песню под гитару пели дети. «А вот такую, – с трудом припомнил он. – Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой...» На что солидная коммерсантша ответила: «Сроду не слыхала таких глупых песен...»

...После случая с коммерсантом соседи стали пугливо сторониться старого дома и его одинокого хозяина. Лишь один любопытный молодой человек вычислил, что посещает дом веселая компания ровно семь раз в году, и эти дни – удивительное дело! – совпадают с днями рождения членов некогда большой и дружной семьи. Умозаключение молодого человека авторитетно подтвердил директор школы...

Наступил горестный час, когда в одну из октябрьских ночей – тогда стоял неумолчный шум от опадавшей золотом листвы в окрестных лесах – тихо ушел в вечную Ночь нелюдимый старик, хозяин столь таинственного и мрачного дома, что пел и сиял огнями семь раз в году.

Соседи лишь на второй день, боязливо озираясь, вошли в большой старый дом.

Хозяин сидел в глубоком кресле, словно живой, будто только что, после чашки чая, уснул глубоким сном. На столе лежали два конверта: большое письмо детям и второй конверт с письмом соседям. Хозяин дома дружелюбно прощался с ними и приносил «запоздалые» извинения за причиненные беспокойства. Ещё адресат просил похоронить его по-людски, по всем обычаям предков, но скромно, без слёз. В конверте находилась необходимая сумма денег.

...Дети приехали уже после похорон. Собравшись вместе и погоревав, они решили отдать дом дальнему родственнику. Тот поблагодарил их, отлучился на несколько дней в Долину и... пропал.

...Проходит год за годом, лес всё ближе подступает к ветшающему дому. Соседи со страхом смотрят на ржавые запоры, печально глядящие на мир окна и качают головами, наблюдая, как большой, старый дом исчезает в молодом лесу.

Некоторые из них клянутся, что сами слышали, как в глухие осенние и зимние вечера, в ясные летние ночи, в буйные, заполненные соловьиными трелями рассветы из дома доносятся смех и звонкие голоса молодых людей, поющих странную, смешную песню о неуклюжих пешеходах, бегущих по лужам...

«Истоки», № 16 (368), 21 апреля 2004. С. 7