В Уфе сходились провода и нити... Часть первая

В кинофильме «Чапаев» комиссар Дмитрий Фурманов спрашивает Василия Ивановича: «Вы за какой Интернационал, за Первый, за Второй или за Третий?» А Василий Иванович, хитро прищурившись, отвечает на вопрос вопросом: «А Ленин за какой?» — «За Третий». — «Ну и я за Третий!» В советское время у большинства представления о 3-м Интернационале такими приблизительно и были: Ленин — его основатель, вся мировая буржуазия его боится, а для краткости его называют «Коминтерн».

78 лет назад, в годы Великой Отечественной войны, в Уфе находился центр 3-го Интернационала, все основные его учреждения. Здесь происходили важнейшие события в истории этой международной организации. Скажете — все это история?

Да, но история учит многому. Например, тому, чтобы второй раз не наступать на старые грабли.

У кровавой межи

Эвакуация Коминтерна из Москвы в Уфу началась 22 октября 1941 года. Несколько секретарей организации отправились в Куйбышев, где к этому времени уже находилось советское правительство, остальные же ее сотрудники выехали в Уфу специальным поездом. Авангард немецких войск находился в эти дни в нескольких километрах от единственной железнодорожной линии на Южный Урал. Поезд Коминтерна проехал опасную зону ночью с потушенными огнями. Наверно, в Ноевом ковчеге было свободней, — состав вез международных политических кочевников и напоминал цыганский табор и китайский базар одновременно: пакеты и чемоданы повсюду, люди, сидящие в проходе между сиденьями, кричащие дети, но — кричащие на французском, итальянском, испанском, английском и венгерском языках.

Хотя в первые дни в Уфе соблюдался режим строгой секретности, скоро весь город стал шептаться, что в гостинице «Башкирия» и домах по улицам Ленина, Пушкина и Советской поселились вожди мирового интернационала и международные разведчики. В пединституте неожиданно появилась студентка Марина Готвальд, которая тут же рассказала, что она дочь лидера компартии Чехословакии Клемента Готвальда. Знаменитую испанскую коммунистку Долорес Ибаррури горожане знали по кинохроникам и по фотографиям в газетах. Сохранившиеся данные наружного наблюдения позволяют представить такую картину: уфимцы восторженными криками приветствуют Ибаррури с противоположной стороны улицы, гордая испанка отвечает им холодно-вежливым полупоклоном.

С октября 1941-го по май 1943 года Исполком 3-го Интернационала занимал здание Дома пионеров на углу улиц Ленина и Революционной (позднее здесь разместился Уфимский авиационный техникум имени Пальмиро Тольятти). Здесь работали Георгий Димитров, Пальмиро Тольятти, Вильгельм Пик, Долорес Ибаррури, Клемент Готвальд, Морис Торез, Вальтер Ульбрихт и другие руководители зарубежных компартий. В здании Дома связи размещалась радиостанция Коминтерна, откуда велись антифашистские передачи на европейских и восточных языках и сеансы радиосвязи с иностранными компартиями, находившимися в подполье, а также тайной агентурой 3-го Интернационала. Некоторые свои статьи руководители и сотрудники Коминтерна публиковали в журнале «Коммунистический Интернационал», который печатался в уфимской типографии «Октябрьский натиск».

В районе села Кушнаренково располагалась секретная школа Коминтерна, где готовили разведчиков и радистов всех национальностей для заброски в страны Европы, Азии и Америки. Эту школу часто посещали Г. Димитров, Д. Ибаррури и В. Пик, они читали там лекции и проводили собеседования с курсантами. В Башкирию в годы войны были эвакуированы несколько детских домов для сирот, детей расстрелянных испанских коммунистов, поддержку и покровительство которым оказывал 3-й Интернационал.

В воспоминаниях французов и итальянцев о работе в Уфе больше всего сетований на отсутствие комфорта и привычной пищи. Они вспоминают, что по приезде в Уфу нескольких человек поселили сразу в один длинный гостиничный номер. Большое окно в глубине его выходило во двор, куда каждый день приходили военные, чтобы выпить водки; пили они ее, что особенно удивляло иностранцев, прямо из горлышка, а затем начинали похлопывать друг друга по плечам и обниматься.

В огромном гостиничном номере не было ни кроватей, ни матрацев. Спать пришлось прямо на полу. Между двумя французскими публицистами дремал Кастро, испанский революционный стратег, а в его ногах — секретарь объединенной социалистической молодежи Каталонии, маленький невзрачный человек, спавший почему-то на красном знамени своей федерации. Сразу же после вселения в этот номер его постояльцами было написано обращение к Пальмиро Тольятти с просьбой прислать кровати. Через две недели они прибыли, но без матрацев.

Тольятти отличался презрением к комфорту и переносил это на других: он имел привычку заниматься своими товарищами в последнюю очередь, в отличие от немцев и чехов, которые, по воспоминаниям, сначала заботились о себе. Великий итальянский лидер, имевший как руководитель Коминтерна в Уфе все полномочия, выдвинул теорию, касающуюся непосредственно итальянцев. Он говорил: прежде чем пользоваться привилегиями, надо сначала разгромить Муссолини. Это касалось, с его точки зрения, и места в гостинице, и спецпайк, и всех других преимуществ, которые местные власти были готовы предоставить. «Сначала — победа над Муссолини, потом матрацы!»

Неизвестные детали

В Уфе Интернационал представлял собой прежде всего гигантскую машину антифашистской пропаганды. Георгий Димитров и Дмитрий Мануильский курсировали между Москвой и Куйбышевом, в Уфе бывая наездами. Работой редакций, а по существу всей радиостанцией Коминтерна руководил Пальмиро Тольятти. «Уфа на время стала Москвой», — говорил французский журналист Депюи. Действительно, передачи из Уфы велись на восемнадцати языках из студий, находившихся на пятом этаже Дома связи. Между ними следовали информационные сообщения на русском языке, начинавшиеся словами: «Говорит Москва!»

Ежедневная работа сотрудников состояла из чтения телеграмм, газет и журналов, а также из прослушивания иностранных радиопередач. Ежедневно в 9 часов утра редакция собиралась под председательством Тольятти, затем следовало несколько часов работы над текстами будущих радиовыступлений. Каждую пятницу в полдень в эфир выходила популярная передача «Голос домохозяйки». Сценарий с воодушевлением писала Елена Роботти, а читала София Марабини. На Радио-Милано-Либерта была рубрика, посвященная фронтовикам, которую вел Онофрио. Чаще всего факты выдумывали (откуда ж их взять?), но всегда следовали при этом политической логике, по которой происходят события. Слушая эти сообщения, было трудно определить, где правда, а где выдумка.

Популярной была рубрика Джулио Жаретти «Это неправда», представлявшая собой сжатые опровержения сообщений фашистской пропаганды. Самым большим фантазером среди ее авторов был Андреа Марабини. Он был серьезен, если говорил о сельском хозяйстве: о выращивании пшеницы, об уходе за виноградниками или о прививках на скотном дворе, — в этом сказывалась его крестьянская психология. Марабини постоянно выдумывал сюжеты о каких-то партизанских акциях в долине реки По, и в редакции его не раз спрашивали, на каком же из уфимских перекрестков он мог о них услышать. Однако время от времени в редакции с удивлением узнавали, что партизанские акции, почти такие же, какие выдумал Марабини, действительно происходили, поэтому в конце концов у литературных сотрудников сложилось представление, что вся эта ложь не так уж и далека от истины, главное — она помогает бороться с противником!

Закончив передовицу, Тольятти обычно оставлял кабинет и приходил поболтать в комнату редакции. Он погружался в старый диван со сломанными пружинами, чтобы выкурить трубку, в эти моменты становился разговорчивей и, покуривая, отпускал шпильки. К примеру: «Читал сегодня твою статью, знаешь — не очень, будто покрыта ржавчиной». Или же брался за паникеров, которые опасались самого худшего: «На днях видели немецкие танки на Белой… надо бы пойти их остановить».

Было интересно слушать Тольятти, когда он пускался в рассуждения на исторические темы. К примеру, он рассказал историю о знаменитых обжорах Франции, в чревоугодии увидев истоки кризиса французской национальной идеи. «Они потребляют слишком много деликатесов и прекрасных вин для того, чтобы иметь смелость рисковать своей шкурой. Если бы французы ели хуже, они остановили бы немцев, как это было в 1914 году под Верденом. Слишком много едят французы, чтобы быть годными к сражению!»

Так он развлекался, но, развлекаясь, открывал страшную правду о тех, кто не захотел «сражаться под Данцигом», не попытался «спасти Прагу», а о французских политических идеях говорил как о призывах к трусости — легкой жизни без забот, где есть любовь, выпивка, вкусная еда и отрыжка. Как результат — немцы в Париже. Слова Тольятти давали пишу для размышлений, особенно в свете последних советских побед, таких как разгром немцев под Сталинградом. «Советские люди не принимали ванну каждое утро, как француз Вейганд, — говорил Тольятти, — они голодали, но сражались как львы и остановили захватчика!»