Декадент

В клиниках и приютах мне не отказывали в чтении, из чего я вынес, что писатели любят взбрехнуть «из героической юности»: где стихию поборют, выбирая из-под воды щучину с пол-лодки; где по звонкой рани «Беларусь» из колеи с шутками-прибаутками выпихнут молодецки – полон прицеп доярок, – чтоб коровы не мычали и на сеновале не скушно!

Не обязательно «бороть стихию», чтоб изловчиться на пристойную щуку – достанет испытанных снастей, прислеженного местечка, терпения и блесны из «добычливых». Больше того – мясо щуки-перестарка отдаёт болотиной, а соврать о добыче может не хватить рук... А сеновальные девки любят голодно, как жрут щи, не утираясь; к тому же там колет и инфицированные mus msusculus.

Словом, плевал я на щук, сеновалы и книжки советских писателей, ибо я – декадент!

Нет, я не останавливался прогладить носовой платок в фешенебельном «Disgraceful Hotel» и не заказывал в президент-номер черепахового супа «Месть Ахиллеса»; не погонял хлыстом красных от кастовой принадлежности велорикш.

Я никогда на прохожее «который час?» не бормотал без оглядки «Рбнфб сеф...» и не встревал в джентльменские диспуты о «лучшей половине», вспыхивая:

– Moral insanity!

Я не скандировал виршей, жестикулируя, как вворачивают лампочки; с циничным прононсом не осуждал искусств; не наставлял рогов властительным супругам красавиц и лорнета – в упор.

Мой декаданс, мой личный decadentia – это падение сопляком-шестилеткой на вспученный клеверами луг при попытке взгромоздиться на жеребца, пытающегося взгромоздиться на кобылу... Я гулко ударился лбом о подкову, потерял интерес к любопытству и прожил весело.

Мне семьдесят – и что завалинка, что штаны, засижены мной до лоска салонов Серебряного века. Я нюхаю рябины, жую спичку и без задней мысли гляжу на мир, устроенный по-людски.

И мир, что не без добрых людей, нет-нет, да оставит мне на пару затяжек, а то и глотков, и редко обижает...

«Истоки», № 26 (378), 30 июня 2004. С. 7