Все новости
ПРОЗА
27 Ноября 2022, 13:00

Дом с петухами

У обветшалой калитки стоит толстый, высокий – выше забора – полусгнивший пень некогда раскудрявой ивы. За калиткой, во дворе, куст акации. Рядом вьется хмель. Из-под него, как из чащи лесной, выглядывает маленький лосенок, сделанный из коряги. А чуть повыше – голова лося, украшенная ветвистыми рогами.

Не дом, не усадьба, а Берендеево царство является взору. Фигуры животных и птиц – не только у входа во двор, но и на крыше дома, около мастерской. Над широким крыльцом, широко распластав могучие крылья, навис в неподвижном полете горный орел. Его зоркий строгий взгляд будто сторожит все, что находится здесь.

Огромные тополя вдоль тенистой речушки, что тихо журчит с краю усадьбы, в конце яблоневого сада и перед домом придают завершенность всему этому необычному месту. Груда наколотых березовых дров на улице перед двором создает, к тому же, какую-то естественную живописность…

О хозяине этого необычного дома я узнала от пчеловода, у которого над входом в пасечный дом увидела прикрепленную деревянную сову, а рядом с дверью на бревенчатой стене – деревянную же голову лося. Эти фигуры украшали домик в лесу, придавая ему сказочный вид. Поинтересовалась, кто так умело вырезает из дерева. С доброй улыбкой хозяин ответил:

– Есть такой человек в Мраково. Учителем был.

Работала я в то лето в Кугарчинском районе. Дел на пасеке было очень много, и мне никак не удавалось отлучиться. Но вот выдались свободные дни, и я поехала в Мраково. Пришла к знакомому, тоже бывшему учителю, и спросила, действительно ли живет здесь мастер, который делает деревянные фигуры.

– Да есть, – говорит тот, – учитель по труду, еще и музыку преподавал – кружок вел. Чудной он! Если хотите, то можете пройти вот по этой улице к тому переулку, – показал мой собеседник рукой направление, – а там с мостика сразу виден дом. Да о нем любой скажет!

Так я и нашла этот удивительный уголок села. Действительно, с моста увидела высоченные тополя, а под ними дом, который привлек к себе внимание картиной, помещенной между двумя широко расставленными окнами. Картина выполнена маслом – на ней изображен лось, выходящий из лесной чащи. Рядом с соседними сероватыми домами – вид необычен.

Залаяла собака, когда я подошла к калитке. Лает звонко, но не сердито, будто и желая, и не желая впустить во двор непрошеного гостя. А по тропинке сада уже идет хозяин – чуть ссутулившийся, но широкоплечий седой человек.

– Орлик, нельзя, свои! – окликнул он собаку, и та, продолжая подлаивать, закрутилась у его ног.

Поздоровавшись, сказала, что наслышана о его поделках и специально приехала посмотреть.

– Вот и радуюсь я, когда люди мимо идут, останавливаются, смотрят на мой дом, тоже удивляются. Бывает, и незнакомые заходят, расспрашивают. Людям приятно, и мне от этого хорошо.

Я немного рассказала о себе. Хозяин пригласил в дом. Заметила, что дом сработан ладно, удобно.

– Все мастерил сам, когда жена еще жива была и дети рядом. Четверо их у меня. Теперь поразъехались, а я вот один, – пояснил хозяин.

Познакомились. Иван Васильевич Нечаев впустил меня в зал, а сам пошел в кухню. Просторная комната. Пианино, книжный шкаф, большой стол в середине. На стенах – большая фотография, где сам хозяин с балалайкой в руках в окружении слушающих людей в солдатской, не нашей армии, форме, и несколько небольших картин-пейзажей в тонких рамочках. На пианино – три балалайки. На столе – пишущая машинка, большие альбомы, газеты, стопка чистой бумаги. Более всего удивили листки со стихами.

За чашкой чая завязался разговор. Нечаев с охотой рассказывал о себе. Оказался этот человек бывшим тихоокеанским моряком: дрался под Москвой, отражал атаки врага у города Дмитрова.

Иван Васильевич раскрыл большой альбом, и на развороте в два листа я увидела рисунок. Его работа: идет бой, в схватке с фашистами моряки в тельняшках, бушлатах, их лица решительные, озлобленные, огненный вал батареи… Я рассматривала фотографии, альбомы, вырезки из фронтовых газет, где напечатаны статьи о его батарее – прославившейся в боях за Москву батарее Нечаева. Рассматривала сохранившиеся рисунки, выполненные в минуты между боями.

Взял Иван Васильевич с пианино старенькую балалайку и поведал ее историю. Окончилась жестокая война. Встретились в Германии у Эльбы советские войска с американскими союзниками. На этой балалайке играл он перед американцами. Исполнял русские песенные мелодии. Его слушали солдаты с другого континента и просили играть еще, еще…

Рассказал и о встрече с Маяковским. Будучи парнишкой, учился Ваня в Саратове. Там прослышал, что приехал поэт, будет читать стихи. Пошел с товарищами поглядеть на Маяковского, послушать его. После выступления поэт спросил:

– Нет ли среди молодых, кто бы тоже стихи сочинял?

Кто-то из друзей выкрикнул:

– Есть тут один! – и вытолкнул вперед Нечаева.

Пришлось Ване выйти. Маяковский своей большой рукой вытянул его на сцену и, когда паренек прочел пару своих стихов, одобрительно похлопал по плечу, сказал, что стоит продолжать творчество.

– Конечно, – оговорился Иван Васильевич, – поэтом я не стал, но кое-что пишу.

…Мохнатые брови свисают на глаза – голубые, глубокие и с таким острым взглядом; высокий, скошенный к темени лоб, торчащие уши – в общем, все лицо будто грубовато вытесано. Сам подвижный, энергичный; разговор живой, возвышенный. Почти постоянно прослеживается одна большая тема всего его существа, всей его жизни – любви к Родине, к земле, к людям.

Слушала я рассказы Ивана Васильевича – они, как волны, набегали один на другой (кажется, не переслушать всего, что было в его жизни) – и думала: вот как может человек собою управлять, что в преклонные годы сумел остаться деятельным, увлеченным.

Уже нет в живых Нечаева, но память о себе он оставил большую. Многие годы вел военно-патриотическую и поисковую работу со школьниками и молодежью села Мраково. В школе, где работал, под его началом был создан Музей боевой и трудовой славы односельчан, и одним из любимых дел Ивана Васильевича была подготовка с ребятами концертных программ. Он был частым участником телепередач, выступлений на различных собраниях – как говорится, находился всегда в гуще событий.

Рассказывал, помню, о своей поездке на строительство башкирского водохранилища.

– Грандиозный размах – будет новое море! – восхищался бывший моряк. – Светящимся морем разольются по земле огни новой электростанции.

Как всегда, не мог он тогда остаться равнодушным к такому важному событию. И сложил стихи, в которых по-своему отразил прошлое, когда башкирский народ бился, чтобы стать свободным, в которых воспел красоту дел человека, в которых помечтал, какою он видит землю после создания моря рукотворного. Он верил, что строить будут добротно, на века. И, вероятно, верил Нечаев, что вдохновляющая поэзия – это тот же хлеб, но хлеб для души.

Вот таким я узнала одного доброго человека, который не только умел из коряжек фигурки выстругивать, но и горячо любил свой край, которому посвящал свои стихи – пусть порою и не совсем совершенные. Но что искренне, то прекрасно.

…В Мраково дом Нечаева метко прозвали «домом с петухами». Возвышался когда-то и петух на крыше, было еще много разных фигур из корней и коряг. Но не копил их у себя Иван Васильевич, а с чистым сердцем раздаривал.

Автор:Алевтина БУГАЙЧУК
Читайте нас: