В поисках клада, или Новые приключения уфимцев в Белоруссии. Окончание

Под углом 90° от этого памятника пыльная дорога (как и 200 лет тому назад!) ведет к деревне. В XX веке в связи с тем, что река обмелела, дома стали строить не на горке, а ближе к берегу. На полпути от автотрассы к Березине недавно появилась оригинальная скульптура «Памяти жертвам войны 1812 года». На мой вопрос, почему черты лица изображенного молодого мужчины не похожи на русские, бывшая директор Борисовского государственного объединенного музея Ж. В. Гилевич пояснила, что проект финансировался не только из местного бюджета; существенную помощь оказала Франция. Мне же кажется, что в данном случае страна победителей отдала дань мужеству побежденных. Хотя следовало бы поставить памятник обыкновенному русскому мужику, который натерпелся и от своего барина, и от армии завоевателей. Много полегло безвестных крестьян в стихийных партизанских отрядах, померло от голода или погибло в огне многочисленных сражений. Пострадали и мужики деревни Студенка. Их дома были разобраны, а бревна использовались для строительства мостов. Имущество крестьян разграбили замерзшие, оголодавшие вояки «Великой армии».

На берегу Березины установлены еще два памятника – на месте нижнего моста и верхнего. Уже одно только строительство переправы превратилось для французов в каторжный труд и стало для них страшной трагедией. Вот цитата из книги Ж. Гилевич «Березина. Борисов. 1812 год»: «На рассвете 26 ноября прибывшие в Студенку французские кавалеристы вплавь форсировали реку, а стрелковый батальон переправился на плотах. Они и обеспечивали прикрытие строительства мостов. Под непрерывной пушечной стрельбой и огнем русских стрелков с высокого правого берега французские понтонеры, стоя по грудь в ледяной воде, устанавливали на дно Березины мостовые опоры (при глубине реки 1,8 м)...».

До конца дня 27 ноября войска М. И. Платова и А. П. Ермолова очистили от противника имение Старо-Борисов и прибыли в Стахово. С помощью понтонных мостов армия Чичагова переправилась на правый берег Березины, и бой кипел уже на обоих берегах реки. Ядра рвались повсюду. Один мост, по которому переправляли артиллерию и конницу, наполовину рухнул, и все, кто был на нем, очутились в ледяной воде. Люди в панике бросались к другому мосту, но и там их настигали ядра. Солдаты теснили друг друга, падали в реку и гибли под огнем русских.

Утром 29 ноября войска авангарда Е. И. Чаплица предприняли попытку захватить мост. Чтобы избежать этого, Наполеон приказал генералу Эбле сжечь мосты, не дав своим войскам завершить переправу. Из книги Ж. Гилевич: «...переполненные людьми и обозами мосты брались штурмом, сильнейшие пробивали себе путь штыками и прикладами. В этот момент появились в Студенке войска П. Х. Витгенштейна. Что творилось тогда в стане неприятеля, тяжело поддается описанию... Вскоре Березина и ее берега заполнились погибшими. На обоих берегах было много раненых и больных, судьба их оказалась трагичной, так как уже 30 ноября оттепель сменилась морозом в 20°».

Оставив казну и многочисленные обозы с награбленным добром своим генералам, Наполеон бежал в Париж. Была ли какая-то договоренность между ним и его подчиненными о дальнейшей судьбе золота и трофеев, никто сказать с уверенностью не может. Вопрос стоит так: если Наполеон успел распорядиться до событий в Студенке, то поиск клада можно ограничить районом от Старо-Борисова до Студенки; если же упрямый корсиканец надеялся вывезти ценности из России, то после трагедии на переправе клад, скорее всего, припрятали возле деревни Брили или в лесу у Брилевского поля, так как Наполеон со свитой покидал нашу страну налегке.

Одну и ту же историю о золотых вещах, найденных кем-то из местных жителей под корнями упавшей сосны, мы слышали и в деревне Студенка, и в Брилях, и в Старо-Борисово. Однако определить «на глазок», жители какой деревни более богаты, нам не удалось.

Достоверно известно то, что большинство французов, переправившихся в 1812 году через осеннюю Березину, нашли свою смерть от русских пуль или морозов на Брилевском поле, а об оставшихся в живых Наполеон писал: «Армия выглядит плохо... более чем 40 тысяч превратились в бродяг, точнее – в разбойников».

Два памятника посвящены последним трагическим событиям на Брилевском поле – русским воинам и воинам наполеоновской армии; третий памятник установлен в год 150-летия русско-французской войны 1812 года.

Клад Наполеона

Романтика поиска сокровищ присутствует только в приключенческих романах. Проза реальности – это ветер, пыль, кровавые мозоли от лопаты или специального решета для просеивания земли и... терпение.

У нас на компанию из семи человек были два металлоискателя и один миноискатель. Руководил экспедицией тот самый Славик, с которым мы познакомились в позапрошлом году. Как я поняла, это матерый кладоискатель из бывших военных. Его энтузиазм поддерживают брат-москвич с женой и сыном, а также приятель Славика из Минска с какими-то своими сложными приборами.

Поскольку мы с мужем не могли посвящать поискам весь день, то договорились работать по полдня: с утра или после обеда. Прекрасно понимая, что нас используют как подсобных рабочих, мы не очень огорчались – было интересно поучаствовать в таком авантюрном предприятии.

Ах, как бы обогатилась мировая литература, если бы она пополнилась записками кладоискателя! Сколько надежд, средств, сил, лет, сколько страстей вместилось бы между двумя книжными корками! Впрочем, клады бывают разные...

В конце XIX – начале XX века жил в Борисове увлеченный человек, помещик Иван Хрисанфович Колодеев. По своей инициативе и на свои средства собрал он богатейшую в Европе коллекцию материалов, связанных с войной 1812 года. Из разных стран мира он выписывал книги, покупал на аукционах карты, художественные произведения, документы, воспоминания – все, что хоть как-то относилось к теме этой войны. Около 15 тысяч томов книг, более трех с половиной тысяч произведений искусства, предметов воинской амуниции, оружия, штандартов, других вещей составляли его коллекцию. Иван Хрисанфович занимался научной обработкой собранных материалов, вел и издавал каталоги. Борисовскую коллекцию хорошо знали во Франции, Германии, Австрии, других странах, где она выставлялась.

Занимаясь краеведением, Колодеев нашел место переправы на Березине в 1812 году. В ноябре 1901 года на свои деньги установил в Студенке два памятника в тех местах, где начинались французские мосты. Не остался Иван Хрисанфович в стороне и при возведении памятника на Брилевском поле в 1912-1913 годах.

Свою коллекцию (настоящий клад!) Колодеев завещал Музею 1812 года, который создавался в Москве. А в Борисове ждет своей участи чудом сохранившийся до наших дней дом-усадьба Ивана Хрисанфовича.

Прогуливаясь по современным улицам Борисова, я с удовлетворением отметила трудолюбие местных жителей, их доброжелательность и умение беречь память предков – людей разных национальностей. На одной их центральных улиц города есть ресторан «Привал», где на вывеске под русским названием – перевод по-французски: «Ля бивуак 1812 г.». Посетителей встречают официантки в стилизованном под гусарский мундир наряде. Своеобразно оформлен интерьер зала: на стенах развешаны прекрасно выполненные муляжи огнестрельного и холодного оружия, копии военных карт, рисунки – иллюстрации различных мундиров и амуниции русской и французской армии.

Любопытно, что среди многоэтажек в Борисове неожиданно встречаются островки частного сектора, где в чистых двориках цветут яблони и вишни, радуют глаз цветы, и кажется, что за старыми, потемневшими от времени изгородями жизнь идет по каким-то своим часам. Согревают душу названия улиц – Батарейная, Гончарная... Недалеко от пешеходного мостика через Березину проходит улица 1812 года. На небольшом ее отрезке сохранилась мостовая. Если бы камни могли говорить...

А вот что записал в своем дневнике оказавшийся в этих местах поздней осенью 1812 года Федор Глинка – русский офицер, участник боев: «Мы остановились в разоренном и еще дымящемся от пожара Борисове. Несчастные наполеоновцы ползают по тлеющим развалинам и не чувствуют, что их тело горит!.. Те, которые поздоровее, втесняются в избы, живут под лавками, под печами и заползают в камины. Они страшно воют, когда их начинают выгонять. Недавно вошли мы в одну избу и попросили хозяйку протопить печь. “Нельзя топить, – отвечала она, – там сидят французы!” Мы закричали по-французски, чтобы они выходили скорее есть хлеба. Тотчас же трое, черные, как арапы, выпрыгнули из печи и явились перед нами».

А какой вкусный черный хлеб с семечками подсолнечника пекут в Борисове сегодня! Мы с мужем спустились с «Батареи» и, сидя на поваленном ветром дереве, ели, доставая из вакуумной упаковки, тонко нарезанные ломтики. Я вглядывалась вдаль, туда, где узкая старинная улочка уходит за поворот... Кажется, вот-вот застучат по мостовой копыта, и тяжелые обозы потянутся к Березине. Муж листал книгу Шпилевского «Путешествие по полесью и белорусскому краю». Дожевав очередной кусочек хлеба, он таинственным голосом читает: «Как и всякие предания, предания о французских кладах в устах народа постоянно преувеличиваемы были и в настоящее время возросли в баснословные легенды – особенно о бесчисленных сокровищах близ Студенки и Борисова. И находились люди легковерные, которые пробовали счастье – найти в земле то, чего не положили, – перекопали несколько холмиков, перепортили множество могильных курганов. И хотя возвратились ни с чем, но все-таки сами же поддерживали эти сказки о кладах. А в 1843 году приезжало какое-то иностранное общество и с дозволения начальства отыскивало в Борисовском уезде по карте зарытые деньги. Но тридцать лет времени значительно изменили и местность, и самые окрестности, а потому, не могши поверить их ни с картой, ни даже с самыми преданиями, общество предоставило открытие этих денег какому-нибудь счастливцу».

Мы захохотали и неспешно направились домой. В ближайшем гастрономе купили витебское мороженое с заманчивым названием «Клад Наполеона» и молча брели под цветущими ветками черемух…

P.S. И все-таки наш труд не пропал даром. Мы нашли гильзы, саперную лопату и детали советского танка. Конечно, это другая эпоха. Значит, продолжение следует...

Автор выражает сердечную признательность за интересную информацию и душевное тепло А. Н. Борисовой, Ж. В. Гилевич, Н. С. Рахович и Л. А. Стародубец.