«Мой путь, моя судьба...» Часть четвертая

Ленинград. Хореографическое училище

(1947–1956)

Настало время отъезда в Ленинград. Без сожаления, но и без радости расставался я с семьей. Из двадцати детей, отправлявшихся на учебу, пятеро были уфимцами, остальные из сельских детских домов Башкирии. Ехали мы в старых душных вагонах. Открыть окна было невозможно — вагон сразу же наполнялся чадом и сажей от дымящего паровоза.

Москва встретила нас салютом — столица праздновала 800-летие со дня основания. Высоко в темном небе, освещенный прожекторами, плыл громадный портрет И. В. Сталина.

Мы толпой пересекли Комсомольскую площадь и расположились на ночлег на полу Ленинградского вокзала. Утром на метро поехали посмотреть Красную площадь, отдохнули на зеленой лужайке у кремлевской стены.

На подъездах к Ленинграду, вдоль полотна железной дороги, то тут, то там, островками, виднелась разбитая военная техника. В город на Неве я прибыл с громадной шишкой на затылке — упал во сне с третьей боковой полки вагона. Ленинград встретил пасмурной погодой, рядами серых зданий с темными глазницами окон. В кузове грузовой машины мы добрались до училища на улице Зодчего Росси.

Меня поразила эта необыкновенная, фантастическая улица, образованная двумя одинаковыми зданиями, расположенными друг против друга: золотистого цвета, с большими светлыми окнами и белыми колоннами. Я даже специально пробежался до угла, дабы воочию убедиться, что еще одно величественное строение[1], как мне сперва показалось, вовсе не замыкает улицу наглухо, а стоит на некотором расстоянии. Выглянувшее из-за облаков солнце осветило ограниченную домами синеву неба.

На следующий день педагогическая комиссия хореографического училища оставила для учебы четырнадцать детей, в том числе всех пятерых «городских», а отсеянных ребят отправили обратно в Уфу.

Я не стану детально, в хронологическом порядке описывать девятилетнее пребывание в училище: мое повествование будет о людях, с которыми мне довелось повстречаться, и о реальных событиях, сохранившихся в моей памяти.

Нас разместили в большой комнате, вместе с молдаванами, начавшими обучение в 1945 году, и с осетинами, которые поступили в 1946-м. Всем выдали повседневную одежду и белые парусиновые полуботинки, которые легко обновлялись мелом или зубным порошком. Ранним утром мы были разбужены громовым голосом: «Подъем, просыпайтесь! Как вы спали, вам мухи не мешали? Собирайтесь в баню!». Голос принадлежал человеку в военной гимнастерке и штанах галифе, заправленных в начищенные сапоги, воспитателю Федору Осиповичу Логинову.

Вот мы на первом уроке классического танца. Наши преподаватели — Найма Валеевна Балтачеева у девочек и Абдурахман Летфуллович Кумысников у мальчиков. Этих замечательных артистов балетмейстер Леонид Якобсон привлекал для исполнения главных партий Сююмбике и Али-Батыра в балете «Шурале», который он ставил в Казани в 1941 году. К сожалению, война с фашистской Германией помешала реализовать эти планы.

С Кумысниковым у меня сразу установились теплые доверительные отношения — он был удивительно похож на моего погибшего на фронте отца. Видимо, у татар имеются схожие национальные черты.

Мальчиков поставили лицом к глухой стенке, девочек на противоположной стороне зала. Закрыв глаза, вцепившись в балетный станок (палку), я внимательно слушал наставления педагога и быстро уяснил, что стоять нужно с подтянутой прямой спиной, сжатым копчиком и поднятым подбородком, что первая позиция ног, с развернутыми бедрами, является первоосновой остальных позиций: второй, третьей, четвертой и пятой.

Перечисленные позиции являются базой для всех последующих танцевальных па. Вечером, перед сном, я мысленно повторял пройденный урок с замечаниями преподавателя, с намерением каждый следующий день исполнять упражнения лучше, чем накануне. На каком-то этапе обучения Кумысников, с целью исправления моих растопыренных кистей, стал давать мне по две двадцатикопеечные монеты, которые я в течение урока должен был удерживать между зажатыми пальцами. Конечно, после урока я отправлялся в буфет и наедался школьными пирожными, по одиннадцать копеек за штуку.

Вскоре выдача денег прекратилась: «Хватит, просто следи за кистями рук». Ежегодно по итогам экзаменов по классическому танцу А. Я. Ваганова, в виде исключения, ставила мне пятерки, хотя до той поры в младших классах оценка «отлично» не ставилась. И в последующие годы, после кончины Вагановой в 1951 году, на экзаменах по классическому танцу я традиционно получал высшую оценку.

В первые годы учебы за похвалы преподавателя и успехи в освоении классического танца мне нередко доставались тумаки от одноклассников. Однако я отчаянно защищался, в том числе и от старших: кусался, царапался — в итоге нападавшие были вынуждены оставить меня в покое.

Был свидетелем, как А. В. Пигулевская, учитель математики, утешала Жору Плиева из осетинской группы: «Жора, не огорчайся, Алику ставят „5“, но он ведь маленький».

Однажды на экзамене в средних классах, при исполнении пируэтов, нога соскользнула, и я, прервав комбинацию, исполнил вращение заново, уже чисто. Это было недопустимо, непозволительно, но я вспомнил об этом в связи со случаем, приключившимся с Нуреевым на гастролях в Париже: он упал в самом начале вариации Зигфрида в «Лебедином озере». Рудольф тогда встал, выругался по-татарски и заново, блестяще исполнил вариацию.

Николай Александрович Иосафов на сцене школьного театра преподавал нам историко-бытовой танец. Мы, под музыкальное сопровождение в исполнении самого Иосафова, старательно выделывали нужные па. Безуспешными были упорные попытки педагога научить Салавата Абдуллина простому, на наш общий взгляд, движению — сйаиззе-сьаиззе. Салават, при полном отсутствии координации, не менее упорно пытался сделать это движение с переменой ног и вытянутыми коленями… Пожилой Иосафов вскоре скончался, и нашу группу даже объявляли виновными в его смерти.

Характерный танец преподавал Михаил Георгиевич Тер-Степанов. По этому предмету весь наш класс годовые экзамены сдал с блеском.

В училище царила доброжелательная атмосфера, теплое отношение к учащимся. Директор, Ревекка Борисовна Хацкина, с особой заботой относилась к детям-сиротам, прибывшим из республик СССР. Наш классный руководитель — Зоя Андреевна Закржевская, была прекрасным специалистом с большим стажем педагогической работы; педагоги Мария Николаевна Кедринская — заслуженный учитель русского языка, Софья Евгеньевна Этингоф — учитель французского языка, выпускница парижской Сорбонны, Мариетта Харлампиевна Франгопуло — учитель по истории балета, коллега по выступлениям балерин Анны Павловой, Агриппины Вагановой, все они приобщали нас к высокой петербургской культуре, поведению в быту и обществе.

Участники концертов в Эрмитажном театре Зимнего дворца, с дореволюционных времен, в частности Александр Ильич Бочаров, преподаватель характерного танца, рассказывал, что после представления, за ужином, к артистам спускался Его Императорское величество царь Николай II и одаривал их дорогими подарками, в том числе карманными часами из червонного золота.

Я с уважением относился к пожилым учителям. При случае помогал М. Н. Кедринской донести тяжелую поклажу до ее жилья во дворе училища; С. Е. Этингоф провожал до остановки троллейбуса на Невском проспекте.

Ко мне очень по-теплому относились директор училища Хацкина, а также художественный руководитель Николай Павлович Ивановский. М. X. Франгопуло, встречая меня, озабоченного «достижениями» в учебе по общеобразовательным предметам, спрашивала: «Чем ты так огорчен, маленький Зубковский, с улыбкой Вахтанга Чабукиани? Наплюй на все, детка, учись танцевать». Рассказывая об артистах прошлого, Франгопуло сообщала, что в голодные послереволюционные годы Анна Павлова из-за границы организовывала артистам посылки с продуктами, от нее же мы узнавали, что Ваганова была признанной королевой в исполнении труднейших классических вариаций.

…Осенью 1951 года из окон пятого этажа я успел увидеть похоронную процессию Агриппины Яковлевны. Полуоткрытая карета с гробом, запряженная тремя парами лошадей, головы которых украшали черные перья-султаны, медленно сворачивала с площади на улицу Ломоносова…

Продолжение следует…

________________________________

[1] Здание Александрийского театра на площади Островского.