Правда, которая никому не нужна

Прочертив в ночи красную дугу, улетел с балкона окурок. Владислав с силой провёл пятернёй по лицу и отхлебнул кофе. Не писалось. Нет, он до тонкостей знал, что произойдёт в следующие два месяца жизни с капитаном Крутицким, но писать про это не мог – тошнило. С души воротило его от такого главного героя, но что поделаешь – тренд. Главный Герой (да-да, именно так – с большой буквы) обязан был пройти все горячие точки постсоветского пространства, оставшись при этом рыцарем без страха и упрёка; покорить сердце одинокой бизнес-леди; ввязаться в мафиозные разборки в своём с детства горячо любимом провинциальном городишке и победить всех врагов с именем любимой на устах.

Хуже всего было то, что он доподлинно знал – так не бывает. А бывает совсем по-другому: прошедшему через войну трудно устроиться в мирной жизни, его не берут на работу, опасаясь неведомых «солдатских» (афганских, приднестровских, кавказских и прочих) синдромов. От него шарахаются соседи по подъезду (мало ли, у них знаешь, как крышу сносит там) … А самое тяжелое, это подавлять в себе реакции, приобретенные в условиях боевых действий. Там ведь нет времени долго размышлять, успел – жив, нет – так и обижаться не на кого. Он знал. Хорошо знал. Всё ещё не мог забыть.

*  *  *

Отслужив срочку на таджикско-афганской границе, он возвращался в родную Уфу. В свои двадцать лет, неглупый, энергичный и деятельный, он полагал, что легко найдёт себе место в новой и интересной жизни только что родившейся страны. Думал ехать в Москву поступать на журфак… Всё оказалось не так. Не нужны были ни журналисты, ни академики, ни даже учителя. Тогда он плюнул и сбежал. Туда, куда бежать не подумал бы ни один нормальный человек, он бежал на войну.

Когда он вернулся, всё, что просто утащить было нельзя – поделили… Простые, обременённые совестью, граждане спивались и теряли всё, вплоть до квартир. Самые стойкие всё ещё пытались работать, не смотря на то, что месяцами не видели своих зарплат. Хваткие и хитрые быстро поняли, что торговать лучше, чем строить дома и учить детей, и страна покрылась коростой рынков, рыночков, палаток и ларьков…

*  *  *

Владислав закашлялся, поперхнувшись кофе. От нахлынувших воспоминаний писать расхотелось вовсе. Он не пошел тогда ни в торговлю, ни в бандиты. А пошел на тяжелую и неблагодарную работу вокзального грузчика. Спроси его кто сейчас: «зачем?» Он бы, наверное, не смог ответить. Но тогда он совершенно точно знал, почему он поступает именно так. Он верил, что деньги, добытые нечестным путём, никогда не принесут счастья, его так воспитали отец и дед. А для более престижных работ он (по единодушному мнению работодателей) не годился.

Но, как оказалось, и тут всё было не так просто. В первый же вечер, когда он получил первый в своей жизни расчёт за разгрузку вагонов, к нему подошли трое. Сытые и здоровые. У каждого кулак был с пивную кружку.

– Слышь, утырок, а кто за аренду тележки платить будет?

– Какой ещё тележки? – он понял сразу, что происходит, но тянул время, надеясь, что подойдут другие грузчики.

– А такой, на которой ты мешки возил.

Двое грамотно переместились по бокам и чуть за спину. Больше ждать было нечего, и он нарезал переднему с правой прямым в нос, одновременно срывая с себя ремень с бляхой…

Полтора месяца спустя он вышел из больницы. Мятые рёбра, перелом правой руки, отбитые почки и сотрясение мозга. Хирург сказал ему, что он ещё легко отделался. Вот тогда Владислав запил… Всё началось с бутылки водки с соседом-афганцем: тем вечером ему впервые показалось, что всё не так страшно, что жить, в общем-то, можно. Нужно только поменьше думать и по сторонам особо не смотреть, тебя не коснулось, и ладно… Так и пошло, утром он шел на вокзал, разгружал вагоны, пока держали ноги, вечером без разговоров отдавал половину заработка бандитам, а вторую половину пропивал с соседом, знакомыми, а то и просто один. Он мало ел, зато пил каждый вечер и через полгода такой жизни уже не походил на молодого двадцатипятилетнего парня. Обросший сальными космами, вечно небритый бич в замызганном спортивном костюме и ватнике – таким он видел себя в зеркальных витринах растущих, как на дрожжах, торговых комплексов.

Мама, не выдержав перешептываний соседей за спиной, слегла. А через полгода её не стало. Отец пережил маму всего на две недели. От него отвернулись все. Старые друзья, по большей части, уже успели найти себя и жили другой, непонятной и недостижимой для него жизнью. Сослуживцы при встрече сочувственно хлопали его по плечам, и угощали водкой. Но когда водка заканчивалась, они шли домой, к женам и детям, а он возвращался в совершенно пустую квартиру, к холодной постели и пустому холодильнику.

Однажды, на разгрузке цемента его продуло на осеннем ветру, и к нему привязался тяжелый грудной кашель. Он задыхался по ночам и подолгу с надрывом кашлял, стуча себя кулаком в грудь. Сердобольная старушка, из квартиры за стенкой, помнившая его ещё ребенком, вызвала врача. Врач послушал его, задал несколько вопросов и посоветовал лечь на обследование. Владислав знал, во сколько это обойдётся (бесплатная медицина становилась мифом) и отказался. Тогда доктор выписал ему рецепт. Сходив с этим рецептом в аптеку, Владислав попытался покончить жизнь самоубийством, но ненадёжная, прогнившая верёвка оборвалась, и он долго лежал на полу безразлично глядя в потолок…

*  *  *

Но, как водится в каждой, даже самой завалящей, бульварной книжонке, в жизни Владислава наступил переломный момент.

Тем вечером, возвращаясь с работы через заброшенную стройплощадку, он услышал детские крики. Жизнь давно отучила его соваться не в своё дело, но тут в нём что-то дрогнуло, и он бросился на звук. За воротами стройки двое мужчин заталкивали в машину мальчика лет десяти. Рефлексы, казалось, полностью утраченные за годы пьянства, сделали всё за него, шагнув из темноты прямо за спину одному из похитителей, он схватил его ворот кожанки и с силой впечатал в край крыши автомобиля. Хрустнуло, брызнуло красным и тот пал на колени, завалившись затем на бок. Второй успел вытащить нож и уже наметился сунуть Владиславу слева под рёбра, когда тот, отмахиваясь от ножа левой рукой, почти одновременно ударил правой в висок нападавшего. Того отбросило прямо на вылезавшего из машины водителя и обоих снесло на асфальт. Подскочив к упавшим, Владислав нанёс сильный удар ногой в грудь водителя. Первый из нападавших к этому моменту уже очухался и успел вытащить пистолет. Грохнуло и Владислав завалился на стрелявшего в падении попав тому головой в сломанный нос.

Приехавший через несколько минут наряд милиции, всё же вызванной кем-то из прохожих, разумеется, долго разбираться не стал, и забрал всех участников побоища. И только в отделении выяснилось, что Владислав получил пулю чуть ниже сердца…

Пацан с места происшествия не сбежал. И в ситуации удалось разобраться. Владимира выпустили. И уже на суде, где он выступал свидетелем, он узнал, что отец чуть не похищенного парнишки – очень известный журналист. А его, вокзального грузчика, просят принять участие в телевизионном ток-шоу (на них была большая мода) на тему «Неравнодушные люди».

На ток-шоу он пришел. Вымылся, побрился, остригся покороче и взял у соседа-афганца старенький, ещё свадебный костюм. И пришел. И честно, без утайки, рассказал о своей жизни на всю республику. А когда ведущий, полушутя, предложил помочь издать книгу мемуаров, если Владислав вздумает её когда-нибудь написать, простодушно согласился. А через четыре месяца принёс рукопись.

*  *  *

М-да. Книга разошлась тогда трёхсоттысячным тиражом. И написанные им военные рассказы – тоже. Он не выдумал ни одного слова. Написал всю правду, так, как сам понимал её. И люди читали. Только спустя несколько лет, когда на его счету были мемуары и три цикла рассказов, он понял, что на правду тоже бывает мода. И как любая мода, она проходит… И вот сидит он на балконе, дует кофе и курит хорошие дорогие сигареты. И вымучивает, выдавливает из себя очередной «литературный выкидыш» от «автора Военных Рассказов и Мемуаров Воина Капитала». И тошно ему так, что и поблевать бы да кофе жалко.

Он закурил следующую и подумал, что сынишка скоро пойдёт в школу, а жене, на осень, нужно бы прикупить новое пальто, да и себе кое-что из вещей нужно, а к зиме «переобуть» машину, да мало ли. И в конце концов, людей не заставишь читать только правду, ведь сказки во все времена были популярнее былин…

Он подсел ближе к столику и открыл ноутбук.