Под флагом цвета крови и свободы. Часть тридцать седьмая

– Мистер Дойли! – Джек, догнав его, схватил за плечо. Взгляд у него был сочувственный, но начисто лишенный разъедавшей душу Эдварда тревоги. – Нельзя заставить Эрнесту делать то, чего ей не хочется, а чтобы признать это, ей требуется время. Если сунетесь к ней со своими утешениями, она пошлет вас к черту, как пару минут назад послала меня.

– Пусть она пошлет меня к черту, капитан, – отрезал Эдвард, лихорадочно прикидывая, куда непредсказуемая Морено могла пойти. – Пусть пошлет к черту – но я буду знать, что она еще жива.

Эрнеста нашлась как-то легко и неожиданно, и запыхавшийся Эдвард, передумавший за минувшие полчаса поисков всякое, даже не смог как следует ругаться, когда увидел ее в дальнем углу рубки. Девушка сидела живая и невредимая, по пояс зарывшись в те самые листы с записями, бесцеремонно сваленные в одну кучу.

– А я-то уже надеялась, что это все-таки Джек, а не вы, – негромко заметила она, закрывая лицо очередной кипой смятых бумаг, и Дойли, привалившись боком к дверному косяку – предательски закололо под ложечкой – сумел лишь выдавить из себя:

– Надеялись?

– О да. Он-то в крайнем случае попросит меня не умирать, а вот вы – как минимум жить, – с невеселой усмешкой отозвалась Морено, пробегая взглядом аккуратные чернильные строчки. – Когда я писала это, то еще не знала, насколько это разные вещи.

– И чью же… просьбу вы бы выполнили? – уронил Эдвард, подтягивая к себе несколько листов. На каждом из них явно одной рукой, точными и четкими линиями были очерчены группки каких-то неизвестных ему островов – лишь на одном редкостно узнаваемо изображен был Меланетто, окруженный рядами рифов и похожий на причудливую акулью пасть.

– Красиво сделано, – не удержался он, и Эрнеста усмехнулась снова, заметив его взгляд:

– В те годы мне безумно нравилось мое дело. Было, для кого им заниматься…

– Нравилось? А сейчас как же?

– Сейчас я люблю его. Это разные вещи, мистер Дойли, – отложив бумаги, она откинулась назад. – Когда нравится рисовать фарватер, ты пытаешься сделать его как можно красивее, но если любишь это занятие – то придумаешь с десяток разных маршрутов и выберешь тот, что более соответствует ситуации. Семь лет назад мы спустили на воду «Кобру»: тогда мне казалось, что нет корабля краше и моя судьба навсегда связана с ним. И что же? Ее обломки окажутся на дне моря, остов обрастет водорослями и кораллами, рыбы будут поедать останки тех, кто помогал мне не умереть во время абордажа, шторма или от какой-нибудь болезни… – задумчиво и монотонно говорила Эрнеста, так, что успокоившийся было Эдвард даже не сразу заметил, что по ее щекам текут крупные слезы.

– Нет, – слегка побледнев, он поднялся на ноги и подошел ближе, зорко следя за выражением лица девушки. – Отлив сменяется прибоем, и на место старого корабля на воду спускают новый – а я однажды вернусь на службу, а в вашей жизни еще будут другой корабль и другая команда! Вы сами сказали, что все в наших руках, – крепко сжимая пальцами ее узкую, непривычно холодную ладонь, убежденно повторял он. – Подумайте о том, скольким людям вы спасли жизнь сегодня. Выйдите к ним, дайте выразить свою благодарность!..

– Вы по-прежнему плохо знаете пиратские обычаи, мистер Дойли, – на губах Эрнесты все еще играла саркастичная усмешка. – Для них я в любом случае предательница – хоть и в меньшей степени, чем могла быть… – она хотела сказать еще что-то, но Эдвард решительно обнял ее и изо всех сил прижал к себе, утешая, как умел:

– Давайте выйдем к ним и узнаем, кто прав.

Солнце уже перевалилось через границу, условно обозначавшую шестой час дня, когда оба они наконец вышли на палубу. Там, согласно пиратскому обычаю, вовсю шла дележка захваченной добычи, коей оказалось немало: всю казну Алигьери предпочитал хранить на «Пеликане», который ушел под воду последним, отчего в его трюме успели изрядно пообретаться люди Рэдфорда. Капитан, обнимавший одной рукой Макферсона, а другой – Генри, сам вел дележку, сопровождая ее веселыми шутками, на которые разомлевшая команда отвечала в тон. Обижаться в такой день никто ни на кого попросту не мог.

Однако, едва на палубе возникла Эрнеста, все голоса сразу же стихли. Затем матросы повскакивали со своих мест, окружив девушку со всех сторон – та инстинктивно стиснула руку Эдварда, однако в действиях ее товарищей вовсе не было ничего враждебного. Каждый из них, похоже, считал своим долгом пожать ей руку, хлопнуть по плечу или спине и сказать что-нибудь приятное; некоторые от избытка чувств уснащали свою речь обилием слов, не слишком уместных для женских ушей, но среди них не было ничего, не известного Эрнесте. Она растерянно оглядывалась, отвечая улыбками на особенно удачные фразы, и впервые на памяти Эдварда выглядела откровенно смущенной и, быть может, растроганной.

Матросы могли бы еще долго выражать ей свою признательность – они отлично знали, чем была для каждого из них их собственная команда, и потому хорошо понимали жертву девушки; но все они вынуждены были умолкнуть, когда капитан, выйдя навстречу Эрнесте, стиснул ее в объятиях без долгих речей. Они довольно долго стояли так, обнявшись – и, скорее всего, не будь вокруг посторонних, простояли бы еще дольше; когда Джек, первым овладев собой, отстранился, видно было, что глаза девушки снова наполнились слезами – но, воспитанная в суровых порядках пиратов, она сдержала себя.

– Эрнеста, – подводя ее к сложенной на палубе куче награбленного добра, произнес Рэдфорд почти обычным своим голосом. – Это твоя доля.

– Мне ничего не нужно, – негромко ответила Морено, но капитан лишь вытащил из-за пояса увесистый, туго набитый мешочек, положил его поверх остальных вещей:

– А это – лично от меня.

– Мэм, – выждав пару секунд, к ним навстречу выступил Генри, держа в руках кривую, богато украшенную саблю. – Мэм, я тоже хочу сделать вам подарок.

– А это – от нас с Фрэнком, – сообщил басовито Макферсон, выкладывая в общую кучу новенький кожаный жилет и сапоги, явно заботливо отобранные по ноге девушки.

– Мистер Дойли, ну хоть вы-то!.. – спешно выговорила она так, словно ей сложно было дышать, но Эдвард уже протягивал ей тяжелые золотые серьги из своей добычи:

– Это мой подарок, Эрнеста. Вы примете его?

И каждый, следующий за ним, в свою очередь подходил к куче добычи, добавляя что-нибудь от себя: украшения, деньги, оружие, чистую одежду – и так продолжалось до тех пор, пока не осталось ни одного члена команды, не поднесшего девушке свой подарок. И только тогда, все еще изумленно разглядывая все оказавшиеся в ее распоряжении средства, впервые Эрнеста заметила, что они составляют ровно четвертую часть всех добытых командой богатств. На пиратском языке это могло означать лишь одну вещь. Единодушно, безо всякого голосования и предварительного обсуждения команда «Попутного ветра» выбрала ее своим квартирмейстером.