Под флагом цвета крови и свободы. Часть тридцать шестая

– Внизу порядок? – как только Дойли приблизился, жестко поинтересовалась она. Эдвард кивнул:

– Можете не беспокоиться. Что у вас? – спросил он исключительно для того, чтобы не допустить нового тягостного молчания. Происходящее было очевидно и так: «Орел» тяжело и неохотно тонул, исходя черным траурным дымом, перемежавшимся редкими огненными всполохами, прикрывавший его «Пеликан» пестрел многочисленными пробоинами и давал явный крен на поврежденный правый борт.

Однако «Кобра», стремительная и смертоносная, все еще оставалась невредимой, искусно маневрируя на том расстоянии от противника, при котором вести стрельбу было в теории возможно, но не имело особого смысла. «Попутный ветер» также выглядел изрядно потрепанным, однако на плаву держался твердо и почти не сбавлял скорости: Рэдфорд, не менее опытный, чем Алигьери, и даже превосходивший его в том, что касалось искусства управления судном на коротких дистанциях, избегал прямого столкновения. Со стороны могло показаться, что он ищет способ отойти с наименьшими потерями – и лишь посвященные в его план могли понять, что капитан «Попутного ветра» тянет время.

– Нам следует поторопиться, ведь так? – не дождавшись ответа на свой вопрос, снова заговорил Эдвард. Морено на секунду отвела глаза от медленно передвигавшихся в полумиле от них кораблей:

– Велите поднять красный флаг.

– Красный… что? Зачем это? – растерянно переспросил Эдвард. Он знал, что означает данный цвет в пиратской символике, однако плохо понимал, каким образом смена флага отразится на сложившейся обстановке. Эрнеста подняла брови и сухо объяснила:

– Красный флаг означает, что мы вступаем в бой и не намерены щадить никого. Оба капитана увидят этот сигнал, – ее темные глаза сверкнули чем-то, похожим одновременно на гордость и глубокую тоску. – Но только Джек поймет, что он значит на самом деле.

Эдвард повиновался, в глубине души еще раз поразившись тому, насколько же сложны и непонятны для него те установки, над которыми ни один пират даже не задумался бы. Как только ярко-красный, похожий на только что пролитую кровь флаг, украшенный двумя скрещенными абордажными саблями, поднялся над «Морским львом», тактика боя с обеих сторон кардинальным образом поменялась. «Кобра» начала движение, оттесняя «Попутный ветер» на юг – так, чтобы тот очутился между ней и приближающимся галеоном.

– Опять чужими руками делает всю грязную работу, – сквозь зубы проворчала Эрнеста, остервенело ворочая рулем. – Мы не заденем своих, мистер Дойли?

Эдвард, за прошедшие десять минут уже несколько раз спускавшийся на опердек и снова поднимавшийся обратно, покачал головой:

– Мимо «Кобры» мы не промахнемся, но лучше решить дело одним залпом. У нас заряжены оба борта, может, удастся достать и оставшиеся два судна?

– Попробуем, – без малейших колебаний согласилась Эрнеста – казалось, прежние сомнения наконец оставили ее. – Лишь бы Винченсо не заподозрил что-то… Ладно, изобразим, что нам мешает ветер. Эй, Айк, парни! Ставьте нижние марсели и бизань да держитесь как следует: сейчас увалимся вправо! – тяжелый галеон зашатался, медленно смещаясь в сторону: теперь он при желании мог пройти слева от «Кобры» и одновременно носовыми орудиями и из правого борта расстрелять «Пеликан» и то, что осталось от «Орла».

– С какого расстояния мы можем вести огонь? – понизив голос, спросила у Эдварда девушка. – Совсем близко подходить нельзя: Винченсо разглядит, что на борту не его люди.

– Большинство орудий, которые есть на этом судне, довольно крупного калибра, – отозвался Дойли. – Прямого попадания с полутора сотен ярдов будет достаточно.

– В таком случае, вам стоит поспешить, – сообщила Эрнеста бесстрастно, сильно напомнив ему себя в первые дни пребывания на «Попутном ветре». – У вас осталось около девяти минут.

Она была права: этого времени едва хватало на то, чтобы настроить прицел многочисленных пушек – но никогда еще Эдвард не чувствовал такого нежелания повиноваться кому-то. Когда распоряжения ему отдавал Рэдфорд, это было отчасти заслуженно; но Эрнеста меньше всего должна была оставаться наедине со своими мучительными мыслями – теперь, когда лишь жалкие несколько минут отделяли ее от необходимости делать, возможно, самый трудный в ее жизни выбор…

Да ведь она уже сделала этот выбор, кривясь от отвращения к своим глупым оправданиям, твердил самому себе Эдвард, спускаясь обратно на опердек. Разумеется, сделала – иначе что она делает здесь? – и с чего ты, глупый сухопутный офицер, решил, что в ее жизни не было выборов сложнее? Откуда еще в двадцать три года берется такой взгляд и цинично-спокойное отношение ко всему? Если в ее сердце еще осталось место благодарности, жалости и симпатии, не имеющей откровенно животного начала – что ж, то твоя удача и не более…

Орудия наводились одно за другим раздражающе легко: Эдвард почти не беспокоился, что что-то могло пойти не так – и все шло как по маслу; после того, как все расчеты заняли свои позиции, предательский хронометр показал две минуты, оставшиеся в запасе. Дойли заколебался: голос у него был громкий, легкие здоровы, да и опердек находился всего через уровень ниже верхней палубы, так что, если оставить люки между ними открытыми, его команду вполне могло быть слышно и оттуда…

Он не помнил, как снова поднялся наверх и очутился возле так и не оставившей штурвал Эрнесты; с палубы казалось, что «Кобра» очутилась вдруг совсем рядом, и его невольно удивило то, что они до сих пор не разоблачены. В подзорную трубу отчетливо были видны фигурки матросов на шхуне и даже маленький черноволосый человечек в зеленом камзоле, расположившийся на капитанском мостике. Даже с такого расстояния у него, казалось, был вид победителя – Эдвард с досадой скривился, убрав трубу.

– Он еще не знает, что обречен, – шепотом заметила Эрнеста, глядя в том же направлении – ей наверняка и не требовались какие-либо приборы, чтобы знать, что происходит на палубе ее бывшего корабля. – Никто из них даже не представляет…

– Сеньорита… – сорвавшись на более привычное обращение, начал было он и сразу же исправился: – Эрнеста, мы готовы.

– Я тоже, – отвернувшись так, чтобы никто на палубе не мог видеть ее лица, отрезала Морено. – Если можете уничтожить их одним залпом – стреляйте. Стреляйте, мистер Дойли!.. – ветер подхватил ее сорвавшийся крик, и затянувшаяся пауза вдруг лопнула: с «Кобры», где различили голос бывшей предводительницы, послышались вперемешку изумленные и яростные возгласы, с «Попутного ветра» – громкая, решительная команда Рэдфорда канонирам; и Дойли, сознавая, что в запасе у них осталось лишь несколько секунд, с безумным торжеством схватился за решетку трюмного люка и прокричал одно-единственное слово:

– Огонь!!!

«Морской лев» ударил, как и предполагалось, с двух бортов: сначала с левого, и затем, с запасом в несколько секунд – с правого, при поддержке носовых пушек. Решительно и неуклонно, одно за другим выпускали тяжелые орудия смертоносные ядра; корпус галеона дрожал, но выдерживал отдачу – он был приспособлен и для больших нагрузок, для перевозок многих тонн золота и человеческих тел, оружия и рабов, других ценных грузов; предел был сопоставим лишь с жадностью построивших его людей.

Огонь вел и «Попутный ветер»: «Кобра» лишилась последнего шанса оказать сопротивление. «Пеликан» попытался еще отстреливаться, но спустя пару минут на его грот-матче появился медленно ползущий наверх белый флаг. «Кобра», охваченная с обеих сторон пламенем, последовала его примеру.

– Стреляйте, мистер Дойли! – увидев его колебание, со злым ликованием прокричала девушка. – Стреляйте, вы не знаете этих чертей: дадите им передышку, как они сразу ударят вам по корме. Стреляйте же! Горько аукнутся им поминки по Биллу Катлеру и Эрнесте Морено!.. – голос ее, звеневший над всем этим хаосом, полон был жгучего торжества.

На какое-то время Эдвард забыл себя; холодно и жестко приказывал он стрелять, добивая пытавшихся сперва сдаться, затем спастись на шлюпках, а после – уже вплавь достичь берега врагов. Он подгонял запаздывавших, резко отдавая бесконечные распоряжения – и даже не сразу заметил, что все орудия на галеоне уже разряжены, а вокруг уцелевших «Морского льва» и «Попутного ветра», идущих борт к борту – открытое море, полное горящих обломков.

Джек ждал его на палубе, уже перебравшись на борт призового судна; вопреки всем ожиданиям, на лице его была улыбка, которую можно было назвать приветливой.

– Сегодня был славный день, мистер Дойли, – безо всякой насмешки сказал он, пожимая ему руку – Эдвард ответил машинально, даже не слишком удивленный. – Отныне вы – наш главный канонир.

– Поздравляю, мистер Дойли! – вмешался сияющий, с ног до головы перепачканный порохом Генри, и даже Морган, подталкиваемый Макферсоном, неохотно пожал Эдварду руку.

– А где Эрнеста? – едва вырвавшись из этой череды поздравлений, задал Дойли единственный интересующий его вопрос. Капитан чуть заметно помрачнел и покачал головой:

– Сказала, что хочет побыть одна. Ей нужно время – ну, чтобы пережить… все это, – он указал рукой на горящие обломки в красной от крови воды за бортом. Эдвард похолодел:

– И вы… Вы бросили ее одну в такой момент?!.. – почему-то он сразу решил, что Морено уже успела сотворить что-то непоправимое, и почти бегом бросился в трюм, расталкивая в разные стороны ликующих товарищей.

Окончание следует…