Под флагом цвета крови и свободы. Часть тридцать пятая

Рубка оказалась крошечная и грязная, заваленная всяким хламом, среди которого Эдвард с удивлением заметил множество старых, измятых и засаленных карт разного масштаба и назначения, но начерченных явно одной рукой – загоревшиеся темной яростью при виде них глаза Эрнесты не оставляли ни малейшего сомнения в том, чьей именно – и, как и все остальные закоулки этого огромного корабля, рубка была совершенно безлюдной. Морено вошла внутрь, сдернула с вбитого в стену под потолком гвоздя связку ключей, невнятно пробормотав что-то – не на английском и до того тихо и зло, что Эдварду оставалось лишь догадываться о смысле сказанного – и сухо велела:

– Возвращаемся. Времени совсем мало.

Путь до крюйт-камеры прошел без особых трудностей, хотя пару раз Эдвард совершенно точно был уверен, что за ними кто-то следит. Но, получив пояс с двумя пистолетами, рожком пороха и мешочком с запасными пулями, он пересмотрел свое отношение к происходящему.

– Что удивительно, так это то, что наше проникновение никто даже не заметил, – негромко обратился он к Эрнесте, наблюдавшей за тем, как их спутники разбирали и делили полученное оружие. Морено усмехнулась не без злорадства:

– Часовых-то они, конечно, расставили, но только на верхней палубе. Как я и говорила, людей здесь не хватает, пороховой склад находится ближе к опердеку – так что эта часть судна обычно пуста. Билл не раз говорил, что это опасно, но мы с Винченсо не слушали… Теперь эта оплошность спасет наши жизни.

– Значит, вам это не кажется подозрительным? – настойчиво переспросил Эдвард. Девушка наклонилась, взяла с полки еще один пистолет и, осмотрев его, принялась перезаряжать:

– Если бы они знали, что мы здесь, то давно сообщили Винченсо. Один выстрел из противоположного вражескому судну борта – это всегда был наш… их условный сигнал, что требуется подкрепление. Ну что, все закончили? – заткнув пистолет за пояс, обратилась она к остальным. Матросы воодушевленно закивали, кто-то в нетерпении уже вынул из ножен оружие и всем своим видом демонстрировал, что готов пустить его в ход в любую секунду.

– Нам надо разделиться, – негромко заметил Эдвард, пока они, крадучись, шли уже знакомыми ему переходами. Морено быстро взглянула в его сторону и сразу отвела глаза:

– На верхней палубе, когда мы с Джеком смотрели, было всего четыре человека, считая рулевого. Они даже при желании не смогут развернуть судно, а нам не стоит дробить свои силы: нас и без того не так много.

– Чем быстрее мы направим корабль на помощь «Попутному ветру», тем лучше, – возразил мужчина. – Вы сказали, их четверо – так возьмите троих человек, захватите штурвал и ведите судно – а мы тем временем зачистим опердек и подготовим все для залпа!

Мгновение Морено с сомнением глядела на него, затем со вздохом подтвердила:

– В этом есть определенный смысл. Эй, Айк, – один из матросов, широкоплечий молодой ирландец с густой шапкой ярко-рыжих кудрей, качнулся в ее сторону, чтобы получше разобрать слова девушки. – Ты же у нас помощник рулевого, не так ли?

– Верно, мэм, – с некоторым удивлением ответил тот.

– Сеньорита… – слегка охрипшим голосом начал Эдвард, но Морено перебила его:

– Слышал, что сказал мистер Дойли? – дождавшись утвердительного кивка, она подняла брови: – Выполняй. Кого возьмешь?

– Дика и Марти. Больше никого не надо, мы и втроем справимся, – неимоверно гордый доверенным ему важным поручением, заверил ее парень. – Они у нас и пикнуть не успеют!

– Вот и отлично, – одобрительно кивнула Эрнеста, указывая им ближайший выход на верхнюю палубу, а сама уводя остальных дальше по коридору, заканчивавшемуся тяжелой дверью – очевидно, за ней и находилась лестница, ведшая на опердек. – Хорошо придумали, мистер Дойли. Мне и в голову бы не пришло, – вопреки все возрастающему волнению в ее черных глазах, говорила девушка бодрым, хотя и вынужденно приглушенным голосом. Эдвард глядел на нее со смесью сочувствия и злости.

– Вы неплохо держитесь, но мне можете не лгать, – чуть более резко, чем желал бы, заметил он. Эрнеста осторожно приоткрыла дверь, за которой действительно оказалась лестница:

– Тихо! Проходите по одному наверх.

Тщательно сдерживаемое до этого момента волнение словно повисло в воздухе, когда самые храбрые из пиратов принялись осторожно подниматься по ступенькам. Эдвард с неприятным холодком внутри осознал, что у него дрожат руки, и покрепче стиснул рукоять сабли. В армии было не в пример легче, почему-то подумалось ему – там за муштрой и бесконечным исполнением устава немного притуплялось само ощущение близости смерти – здесь же она прямо-таки вилась рядом, приветливо дыша в лицо ледяным холодом и распахивая гостеприимные костлявые объятия…

Из-за двери слышались человеческие голоса, надрывный скрип отодвигаемых орудий, остро и терпко пахло ромом, маслом и железом – тем, что было так привычно любому человеку, мало-мальски знакомому с артиллерийским делом; но Эдвард, не один год проходивший во флоте, прежде чем оказаться в офицерской школе, отчетливо чувствовал, что от этого запаха его начало мутить, а в глазах медленно расплылись большие разноцветные круги. Пытаясь не упасть, он выставил перед собой руку и ухватился за чужое плечо…

Эрнеста дрожала всем телом, вжавшись в грубо обтесанную стену и зажмурившись с такой силой, что ее было не узнать. Правой рукой она крепко, до боли прижимала к груди пистолет, а ногти левой глубоко запустила в деревянные доски у себя за спиной. Ее болезненно закушенные губы, выступившая на лбу испарина и в особенности выражение лица, полное самого настоящего, неподдельного страдания, испугали Эдварда тем сильнее, что он оказался единственным, заметившим их. Последнее, впрочем, было неудивительно: Морено стояла в самом темном углу, ближе всех в двери, отделявшей лестницу от орудийной палубы, да еще и боком к своим товарищам, так что понять ее состояние кому-либо из них было сложно – но Дойли, внезапно оказавшись выдернутым из водоворота собственных переживаний, не успел об этом подумать.

– Сеньорита, – охваченный самым искренним и даже слишком сильным сочувствием, он осторожно потряс девушку за плечо, но та оставалась безучастной к чему-либо. – Эрнеста, что такое? – впервые за все время их знакомства Дойли назвал ее по имени, и Морено невольно откликнулась.

– Не могу… Не могу отдать приказ, – хриплым, полузадушенным шепотом выдохнула девушка, отворачивая искаженное болью и стыдом лицо к стене. – Я пыталась… пыталась!.. – забыв об осторожности, почти обычным голосом вскрикнула она вдруг. Тело Эдварда отреагировало прежде, чем этого следовало ожидать: в ту же секунду он оказался рядом, зажимая ей рот и отталкивая ее еще дальше в самый темный угол – там, где даже свои же едва ли могли бы заметить выражение ее лица.

– Будьте здесь, – забыв о собственном недавнем страхе, тихо велел он, отступил обратно к двери и, сделав знак остальным следовать за собой, вынул из-за пояса оба пистолета. Одного мгновения было достаточно, чтобы убедиться, что засов не заперт – и потому Эдвард сразу же, не давая ни себе, ни другим шанса к отступлению, ногой с размаху распахнул дверь и сразу же разрядил оба пистолета в двух ближайших к нему вражеских канониров. Один повалился навзничь, другой, обливаясь кровью, выхватил из-под орудия длинный кривой тесак, коим взмахнул, намереваясь снести противнику голову, но Эдвард, уйдя в сторону, мгновенно извлек из ножен свою саблю и всадил лезвие тому в бок едва ли не до хребта. Руки у него ощутимо дрожали, когда он ногой отпихнул от себя обмякшее тело, брызнувшая из чужой раны теплая кровь мгновенно залила рубашку – однако страха Дойли больше не чувствовал. Холодный расчет руководил им, когда он, крепко сжимая оружие, двинулся вглубь опердека: нельзя было позволить ни одному из канониров подать тот условный сигнал, о котором говорила Эрнеста. Мало захватить пушки – нужно, чтобы Алигьери до последнего полагал, что «Морской лев» находится в руках его людей...

На Эдварда дважды нападали, и дважды он отражал яростные, хоть и неуклюжие атаки противников, сам удивляясь тому хладнокровию, с которым разрубал чужие тела, словно мясник – туши забитых животных. В любом случае, вырезать нужно было всех врагов – и чем скорее, тем лучше, почти спокойно рассуждал он, наблюдая за царившим на опердеке побоищем и зорко следя, чтобы никто из противников сгоряча не бросился в сторону пушек.

И все же, отвлекшись на очередного противника, он пропустил тот момент, когда высоченный усатый детина в красном камзоле, размахивая тяжелым, окованным железом пальником и снося им все живое на своем пути, метнулся к дальней от Эдварда медной девятифунтовке – орудию не слишком мощному, но вполне подходящему, чтобы подать тот самый сигнал, который ставил под угрозу все их предприятие. Отчаянным усилием Дойли сшиб с ног противника, не тратя времени даже на то, чтобы убедиться, жив ли тот – удар затылком о ствол ближайшей пушки при падении вполне мог быть как смертельным, так и просто вывести человека из строя на пару минут – но Эдварду было уже не до того. В щипцах пальника, который держал детина, уже зажат был зажженный фитиль, подносимый к запальному отверстию пушки; расстояние между ним и Дойли было в два десятка ярдов, пересечь которые в оставшиеся несколько секунд никак не представлялось возможным.

Но детина, вместо того, чтобы закончить начатое, неожиданно зашатался и обернулся куда-то в сторону двери, выбросив перед собой пальник острым концом вперед – из-за его широкой спины Эдвард не мог разглядеть, что произошло – и сразу же прогремел выстрел, который Дойли даже в наполнявшем опердек шуме боя почему-то различил столь ясно, как если бы тот раздался прямо у него над ухом. Детина замер, еще раз взмахнул пальником, но как-то слабо и неуверенно, шагнул вперед и навзничь повалился на пол. Эдвард, подбежав к нему, быстро окинул взглядом мертвое тело и поднял глаза.

Эрнеста, бледная и взволнованная, державшая все еще дымившийся пистолет обеими руками, в упор смотрела мимо него – на убитого ею детину. Дойли, тяжело дыша от быстрого бега, глядел на нее, не зная, что делать – смеяться или благодарить.

– Хороший выстрел, – наконец выговорил он. Морено безо всякого выражения посмотрела на него. Тяжелый пальник, вывалившийся из руки умирающего, гулко ударил по блестящему медному боку пушки слева от него; но взгляд мужчины оставался осмысленным, устремленным на застывшее каменной маской лицо девушки. Эдвард знал это выражение; охваченный непонятным порывом, он схватил ее за плечи, вынуждая отвернуться от убитого:

– Не смотри на него! Ты ни в чем не виновата. Это война, и он выбрал свою сторону! – почти прижимаясь лбом к ее лбу, яростно повторял он, готовый ударить, убить или поцеловать – словом, сделать что угодно, если потребуется; и девушка, вздрогнув, отмерла, подняла на него неестественно ярко блестящие глаза и проговорила, словно только заметив:

– Корабль изменил курс. Наши наверху, они должны были захватить палубу!

– Идите туда и помогите им, – справившись с собой, предложил Дойли. – Мы закончим здесь и присоединимся к вам.

К его удивлению, Морено повиновалась беспрекословно: потому ли, что оставаться среди умирающих бывших друзей было для нее слишком тяжело, или потому, что человеку опытному хватило бы одного взгляда, чтобы понять исход боя. Некоторые из канониров «Морского льва» еще сопротивлялись, кое-кто из них даже не был ранен – но то был вопрос времени, причем очень короткого его промежутка. Это понимал и Эдвард; прежнее его хладнокровное равнодушие прошло, однако ему хватило воинского опыта, чтобы не остановиться до той минуты, когда последний из членов команды «Морского льва» не лег мертвым, заливая кровью доски пола орудийной палубы.

– Уберите тела, – вытирая саблю рукавом собственной рубашки – использовать для этого одежду убитых, как делали остальные, он не мог себя заставить – и вкладывая ее обратно в ножны, распорядился Эдвард. Формально он не был на главенствующем положении над остальными – но, к его удивлению, одни сразу же бросились оттаскивать трупы от залитых кровью орудий, а другие, немного помедлив, последовали их примеру. Когда на опердеке стало чуть просторнее, Дойли отдал новый приказ: – Проверьте пушки. Какие заряжены, сразу подкатывайте к портам, остальные – перезарядить срочно! Кто не знает, как это делается?

Ему ответили – по счастью, с канонирским трудом так или иначе были знакомы многие, и несведущих оказалось лишь пять-шесть человек. Эдвард на скорую руку показал основные обязанности: прочистить ствол банником, забить внутрь картуз, закатить ядро и всунуть следом за ним пыж, проткнуть его затворником, подкатить орудие к порту, насыпать порох на полку и запальное отверстие и поднести фитиль. С корректировкой прицела он велел подождать и почти бегом бросился на верхнюю палубу. Там, слава Богу, все было в порядке: трое добровольцев-матросов карабкались по снастям, ставя дополнительные паруса – на скромный взгляд Эдварда, можно было обойтись и без них, но благодаря этому Эрнеста осталась за штурвалом в полном одиночестве.

Продолжение следует…