«Кто услышит раковины пенье...» Часть вторая

5

Мои размышления прервала Лилька:

– Хватит любоваться природой. Спускайся. Посмотри, что это за штука?

Она вертела в руках непонятный предмет, слегка похожий на изуродованный коровий рог, только больше по размеру. Весил он порядочно, хотя внутри был полым. Я перевернул его и вытряхнул мусор и песок.

– Где это ты раскопала?

– Под сосной. Шагнула, ушибла ногу, развернула траву – он торчит, вбитый в землю, как маленький пенек.

Поверхность неизвестного предмета напоминала перекаленный кирпич, потемневший от времени. Меня заинтересовало полое отверстие. Оно не было сквозным, и стенки его, словно облитые черным лаком, приятно холодили руку.

– По-моему, это морская раковина, – сказала Лилька.

Я даже зажмурился от такой неожиданной реплики.

– Окстись!

– Зачем. Мне так нравится, и главное – похоже.

– Не слишком. Какой-то каприз природы.

– А может, загадка? – предположила Лилька. Я повернул «раковину» отверстием к лучам заходящего солнца и удивился. Бесчисленные искорки вспыхивали, словно звезды на гладкой поверхности, двигались по спирали и исчезали в глубине.

– Тысяча и одна ночь, – сказал я.

– Ты потри ее, – попросила Лилька.

– Зачем?

– Появится джинн и выведет нас на дорогу. Вспомни, у Аладдина это получалось совсем неплохо.

Мы вернулись на берег за рюкзаками. Лилька декламировала:

– Кто услышит раковины пенье,

Бросит берег и уйдет в туман...

Она стояла за моей спиной, и не видел ее манипуляций с «раковиной». Я обернулся, когда услышал продолжительный легкий треск, словно разорвали тонкое полотно. Лилька, обмякнув, легко опускалась в густой мох. У берега тихо плескалась вода, потревоженная упавшей в нее «раковиной». Загоревшее лицо Лильки побледнело, стало желтоватым, с еле заметным синим оттенком под глазами.

Я справился с замешательством, нагнулся и взял руку Лильки. Пульс не прощупывался.

Быстро расстегнул кофточку и приложил ухо к груди. Сердце билось еле-еле, но все равно обрадовался. Поднял Лильку на руки и отнес подальше от берега.

Ощущение неизвестно откуда приближающейся опасности напрягло все тело. Я плотно вдавил в мох ноги и ждал, оглядываясь по сторонам, но никто не появлялся. Солнце исчезло. Черные, как ночь, тучи заволокли небо. Они двигались быстро и этим усиливали необычайность происходящего. В воздухе не ощущалось ни дуновения. Липкий пот стекал с лица на спину и грудь. Сумерки превращались в темноту.

Я принес в пригоршне воды и намочил лоб и виски Лильки, приподнял ее голову. Она не реагировала. Предгрозовая духота становилась невыносимой.

Внезапно чуточку посветлело. Запахло озоном. Я взглянул на озеро. Его поверхность стала золотистой, словно отражала далекое зарево. Кроны сосен шевельнулись от легкого ветерка и загудели – налетел шквал. И вдруг изломанная огненная струя вонзилась из туч в высокую сосну на берегу. Сразу вслед – пронзительный свист, рвущий уши, и потом громовой удар, звенящими раскатами, смешавшийся с треском рухнувшей в озеро сосны, объятой пламенем. Хлынул крупный дождь. Оглушенный и мокрый, я в оцепенении смотрел, как, шипя и разбрасывая далеко искры, горит в воде сосна.

6

Тяжесть, сковывающая мускулы, пропала, сменилась слабостью. В висках стучала кровь. Руки дрожали. За спиной застонала Лилька. Она очнулась. Я помог ей подняться, заметил какое-то неживое, отсутствующее выражение ее глаз. Лилька запахнула кофточку, откашлялась.

– Холодно, – сказала она, – я что – спала?

– Спала, – ответил я. – А тут дождь, и ты проснулась.

Она осторожно и медленно протерла мокрое лицо носовым платком и огляделась по сторонам, словно заново узнавая окружающий ее мир.

– Может, пойдем? – предложил я. – Тут как-то не слишком приятно.

Да, да, – сразу согласилась Лилька. – Дорога, оказывается, неблизкая. Два перевала, затем овраг.

Я, видимо, на время потерял способность удивляться, потому что сразу принял ее слова за веру, как аксиому. Позднее в Уфе Лилька мне расскажет, что во время забытья она вроде бы поднялась над горами, как-то нереально ощущая все вокруг нее. Шестым чувством, скажет она, и не добавит более ни слова. Но этот разговор произойдет полгода спустя, а тогда я просто закинул за плечи оба рюкзака и шагнул во мрак, слыша за спиной дыхание Лильки.

Мы обогнули озеро. Сосна потухла, и лишь в полуобгоревшей хвое пробегали редкие язычки пламени. Дождь закончился так же внезапно, как и начался, однако с деревьев падали на нас крупные капли влаги, скопившейся в хвое и листьях. Лилька обогнала меня.

Она уверенно шагала впереди, свободно ориентируясь в темноте по каким-то только ей известным приметам. Наш путь длился почти всю короткую июньскую ночь. Вновь были подъемы и спуски, колдобины и ямы. Ноги у меня одеревенели.

Дорога оказалась на месте. Не призрачная, не мираж, а настоящая, с глубокой, размокшей от дождя колеей. Я себя ущипнул за руку – мир не менялся. Мы присели на тощие рюкзаки у обочины.

Стало светать. По освобождающемуся от туч небу поползли алые языки утренней зари.

Затем взошло солнце. От влажной травы, от кустов, от раскисшей земли, от нас с Лилькой легкими струйками стал подниматься пар. Ночные страхи исчезли. Мы ласково улыбнулись друг другу. Вокруг с писком роились комары, где-то наверху жужжали пчелы. Я прислушался, а потом присмотрелся, щуря глаза, – они вроде бы летели с востока.

– Лилька, милая, а ведь пасека неподалеку, где дым – там и огонь, где пчелы – там и улей, – крикнул я и услышал в ответ:

– Банально, но ничего не поделаешь, ты такой от природы.

Я с нежностью посмотрел на нее. Все в норме – Лилька вновь стала Лилькой.

Пасека открылась за поворотом дороги. Среди разноцветных ульев бродил сухонький старичок в белой рубашке и синей тюбетейке. Он чуточку подозрительно взглянул на нас. Я не удивился, далеко не респектабельный вид наш доверия не внушал. Лилька обратилась к старику по-башкирски. Он слушал молча, хмуря реденькие брови. Потом повел нас к себе в будку, в маленькое сказочное царство меда, воска и древесного угля.

7

– Наши леса тяжелые и опасные, – говорил он по-русски, без малейшего акцента, раздувая самовар. – Заблудиться в них городскому человеку очень просто. Пошел и пропал. Свои плутают. Опасно притом – зверья много.

– А кроме зверей ничего такого нет? – осторожно поинтересовался я.

– Не знаю. А что? – он в упор взглянул на меня по-молодому ясными карими глазами. – Почудилось что-то ночью ?

– Почудилось, – признался я.

Старик сразу не ответил, видимо, раздумывал над моим вопросом. И только когда загудел самовар и из жестяной трубы коленом плотно повалил дым, распугивая комаров, он, не торопясь, сказал:

– Не удивляйся, а объясни. Не можешь – молчи. Других особо не слушай, мало ли чего наболтают. Язык, как помело, а над тобой посмеются. Тебе же неприятно.

Дед был прав, мы ни капельки не сомневались в этом, и постарались выполнить его наказ. В Никольске только в общих чертах рассказали о приключениях, ни словом не упоминая об озере, «раковине» и другом. Наше появление и рассказ не стали сенсацией по иным причинам. В группе происходили такие события: одна первокурсница заболела ангиной далеко не в легкой форме, влюбилась в баяниста из местного дома культуры. Остальные тосковали по Уфе, и только Леонид Палыч блаженствовал.

Он нашел уникального рассказчика – местного тракториста, который выдавал сказки на русском и башкирском языках одновременно. Мало того, по словам руководителя, в некоторых местах они в чем-то перекликались с отдельными сюжетами «Калевалы».

Объяснение этому могло быть одно – скорее всего в молодости тракторист проходил срочную армейскую службу в Карелии. Однако свои догадки я держал при себе. Молчание – золото. Тракториста, по просьбе Леонида Палыча, даже на четыре дня освободили от работы. Однако всему приходит конец, поэтому вскоре мы смогли увидеть в иллюминаторах самолета бетонку уфимского аэропорта.

Стоит добавить, что перед отлетом, когда мы сдавали руководителю отчеты о проделанной работе, в тетради Лильки сказка об «Уточке среброкрылой» оказалась законченной. Тогда это прошло мимо моего внимания, подумалось: вновь озорует Лилька, однако уже зимой, когда в кабинете литературы прочел ее запись, то почувствовал себя не слишком уютно. Начало сказки по стилю не отличалось от конца.

Но до серьезного разговора с Лилькой дело не дошло. О чем говорить? Я просто на время отставил работу над дипломом, и с помощью компьютера постарался освежить свои школьные знания по физике, биологии, геологии и, соответственно, что-то добавить к ним. А выводы постарался сделать в немного своеобразной форме.

Я мысленно рассаживал в своей комнате друзей: Камиля с физфака, Павла с биофака, Анвара с геофака и убедительно просил их помочь мне понять, что к чему. Мои друзья спорили. Они говорили об естественных аккумуляторах статичного электричества, о различных свойствах электромагнитных полей, о таинственной природе биотоков человеческого мозга. Об ясновидцах и телепатах, о парапсихологии. Анвар сильно заинтересовался «раковиной». Он мне растолковывал: когда молния ударяет в кварцевые

камни, возникают прелметы самой причудливой формы. В народе называют их «чертовыми» пальцами.

– Какие вы все хитрые, – сердился я. – Общими фразами отделываетесь. А конкретный случай объяснить слабо. Да?

Друзья сочувственно улыбались, подмигивали и виртуально исчезали. А вот реально обратиться к ним я не имел ни малейшего желания, потому что знал, как неисчерпаемы запасы их юмора и способность к неожиданным обобщениям качеств собеседника…

8

Притом диплом тоже не мог ждать.

По вечерам я регулярно прихожу к Лильке. Если она своболна, то идем гулять. Случается так: за окном капель, а Лилька говорит:

– Оденься потеплее.

Я не возражаю, потому что все сбывается. Только дойдем до оперного театра, как с севера потянет холодный ветер, леденеет тротуар. Люди скользят и ежатся. Мы любим ходить к мосту, в парк Салавата. Там хорошо, никто не мешает. Мы стоим над обрывом к Белой. В аэропорту садятся самолеты.

– Хочешь, я расскажу тебе, о чем думают люди, прилетая в Уфу? – спрашивает Лилька.

Я согласно киваю, боюсь обидеть спутницу. Откровенно говоря, мне нет никакого дела до чужих тайн – своих хватает. Лилька рассказывает тихо и немного грустно. Слушать ее интересно, словно читаешь чей-то дневник. Иногда кажется, что она выдумывает, я заглядываю ей в глаза. Они сразу темнеют, и, если внимательно и чуть подольше посмотреть, можно заметить в них огоньки, будто бегущие по спирали к центру. Но тогда Лилька сердится, и мы уходим обратно в общежитие.

Я как-то спросил:

– Интересно, что ждет нас с тобой впереди?

Лилька улыбнулась:

– Видимо, хорошее. Но только зачем тебе знать? Постареешь сразу. Тоска нападет. Зачахнешь.

– Нет, – вздохнул я. – С тобой не заскучаешь.

Лилькино лицо оказалось близко от моего. Глаза ее стали обыкновенными и чуть испуганными. Потом они закрылись, и я поцеловал ее. Лилька открыла глаза и сказала:

– Давай лучше я расскажу тебе сказку.

– Хорошо, – согласился я и поцеловал ее еще раз.