Под флагом цвета крови и свободы. Часть тридцать первая

– Стойте! – внезапно пронзительно выкрикнула Эрнеста, становясь между ними – так, что конвоиры Эдварда и он сам принуждены были остановиться. – Никто из вас – слышите, никто! – не посмеет тронуть его, пока я жива!..

– Это также недолго исправить! – с вызовом заметил кто-то из команды «Кобры», но Морено даже не взглянула в его сторону. Властитель Меланетто грозно нахмурился:

– Суд окончен. Возвращайся на свой корабль, если не хочешь быть обвинена в том же преступлении, что и этот человек!

– Нам лучше уйти, – посоветовал Макферсон, искоса вопросительно посматривая на Рэдфорда-младшего. Генри осторожно втиснулся между ним и капитаном:

– Джек, неужели мы уйдем вот так?

– Нет, конечно же, – сквозь зубы, но, похоже, вернув себе прежнюю решимость, отрезал Рэдфорд. Правая рука его предупредительно легла на эфес у бедра: – Мистер Дойли – наш человек, и не в обычаях пиратов оставлять в беде своего брата!

– Вот как? – угрожающе усмехнулся властитель Меланетто, и при этом возле дверей трактира отчетливо послышались звуки торопливой толкотни: видно, некоторые из присутствующих предпочли покинуть заведение до начала неизбежной схватки. – В таком случае все вы – и ты, и твои люди…

– Я спасла твою жизнь, – торопливо проговорила Эрнеста; ее черные глаза засверкали каким-то новым выражением, в котором причудливо сплелись гордость и мука. – Мой отец хотел убить тебя однажды; достаточно было одного моего слова, чтобы ты не стоял сейчас здесь, но я не сказала его!

– Чего ты хочешь? – глухо, хрипло рявкнул Джон Рэдфорд, подняв на нее тяжелый взгляд. Эдвард, окончательно перестав что-то понимать, растерянно переводил взгляд с его высокой сутулой фигуры на каменное лицо своей неожиданной заступницы. Морено неуступчиво свела брови:

– Хочу жизнь за жизнь, как в любимых твоих законах. Оставь этого человека, он из нашей команды и не раз доказывал, что достоин своего места, – она предостерегающе скосилась в сторону Джека, однако тот и бровью не повел: похоже, он не собирался спорить с этим достаточно сомнительным утверждением. Его отец в задумчивости склонил голову, похоже, задумавшись над словами девушки; его глаза странно и жутковато мерцали под нависшими кустистыми бровями, однако Эдвард, уже несколько научившийся понимать странные обычаи пиратов, понял, что опасность мгновенной расправы для него миновала. Очевидно, капитан Алигьери также заметил это.

– Мистер Рэдфорд, разве вы сами не говорили минуту назад, что имело место нарушение закона? С каких это пор преступники смеют указывать судье и требовать от него разделять их преступления?

– Молчи, – глухо, хрипло проронил властитель Меланетто, даже не повернувшись в сторону осекшегося Алигьери; толпа вокруг недоуменно заколыхалась, послышались осторожные шепотки, в которых отчетливо послышалась фамилия Морено, произносимая на разные лады. Эдвард взглянул на Эрнесту: та стояла молча, гордо вскинув голову и уперев узкие ладони в опоясывавший ее талию ремень, но глаза ее следили за капитаном Джоном с каким-то почти болезненным пристальным вниманием. После продолжительного молчания тот, наконец, поднял голову:

– Закон не признает нарушений правил дуэли, если в ходе нее противники пришли к примирению. Если ты согласна с тем, что твои обвинения были безосновательны, и готова попросить прощения…

– Прощения?!.. – перебила его Эрнеста таким голосом, словно Рэдфорд-старший предложил ей отрубить себе несколько конечностей. – Я… я должна просить его?..

– Да, поскольку эта дуэль состоялась по твоему желанию, – отрезал властитель Меланетто. Морено рванулась ему навстречу, явно желая сказать что-то еще, но Джек оказался проворнее.

– Эрнеста, это выход! – перехватив ее за локоть, решительным шепотом проговорил он. Девушка рывком отстранилась, уперевшись свободной рукой ему в грудь:

– И ты тоже? Ты смеешь предлагать мне такое?..

– Выбора нет, – твердо встретив ее обвиняющий взгляд, ответил Джек. В его тоне послышалось что-то, напоминавшее мольбу: – Эрнеста, я же хорошо тебя знаю. Ты сама себе не простишь, если осуществишь свою месть такой ценой!

– Будьте добры, решайте поскорее! – повысив голос, напомнил Рэдфорд-старший. Эдвард, задыхаясь, обернулся к девушке:

– Сеньорита, вы не обязаны…

– И что же ты предлагаешь мне сделать? Простить его?! – голос Эрнесты сорвался. Джек обнял ее за плечи, наклонившись к самому уху:

– Да, прости его! Прости и меня. Прости нас всех, слышишь? Вернись на мой корабль, и я клянусь, что больше никогда не поверю ни одному слову против тебя! Мы еще можем все исправить!..

– Простить его… – казалось, едва слушая его, повторила Морено шепотом. Черный, как безлунная ночь, взгляд ее неожиданно метнулся с лица Джека на настороженно застывшую за его плечом фигуру капитана Рэдфорда-старшего: – Так же, как простил ты?

Мгновение Джек колебался, затем выражение решимости вновь вернулось на его лицо:

– Да, Эрнеста, да. Именно так.

– Пожалуйста, мэм, – рискнул вмешаться Генри, осторожно кладя руку на плечо девушки, так, что его ладонь легла поверх пальцев Джека. – Все на корабле хотят, чтобы вы и мистер Дойли вернулись! – Пронзительный взгляд Эрнесты мгновенно впился в его лицо, однако юноша поспешно поднял на нее в ответ свои удивительные темные глаза, светившиеся сочувствием и пониманием. Помолчав, Морено зло оскалилась, дернула плечом, высвобождаясь из хватки Джека, и дважды обреченно кивнула:

– Хорошо. Хорошо… – Медленно, словно слепая, она повернулась к Винченсо Алигьери и заговорила низким, свистящим шепотом: – Прошу прощения, капитан, что мое влияние в команде показалось вам слишком значительным, чтобы позволять мне и дальше находиться рядом с вами. Прошу прощения, что после восьми дней на том острове с умирающим другом на руках я дерзнула потребовать справедливости у того, кто славился ею прежде! Прошу прощения за то, что за целых семь лет я не добыла для вашей команды ни одного человека, который был бы достаточно честен, чтобы выступить вперед в эту самую минуту и раскаяться в своем предательском молчании!..

– Мисс Морено!.. – одернул ее Рэдфорд-старший, но Эрнеста мгновенно обернулась к старому пирату с такой яростью, что казалось, будто она готова была наброситься на него, как дикая кошка:

– Вы хотели извинений – вы их услышали, сэр! – а других вы от меня не получите, даже если будете ждать тысячу лет! Если же вам этого не довольно, – тяжело дыша, она перевела взгляд на Эдварда, а с него – снова на своего бывшего капитана, и произнесла начисто лишенным какого-либо выражения голосом: – Я отказываюсь от всех претензий к мистеру Винченсо Алигьери и желаю примирения с ним.

В гробовом молчании она и капитан «Кобры» пожали друг другу руки – вернее, на мгновение соприкоснулись ладонями и сразу же отдернули их. На лице мужчины при этом, как он ни старался сохранить спокойно-любезное выражение, читалась самая настоящая ненависть; Эрнеста же по-прежнему не поднимала головы, так что трудно было различить, что больше отразилось в ее глазах – ярость или боль. Едва она отступила от бывшего друга, как Джек Рэдфорд сразу же обнял ее за плечи и подвел к терпеливо дожидавшемуся Генри, а сам подошел к отцу и встал между ним и Эдвардом.

– Итак, дело сделано? Теперь он свободен? – настойчиво спросил он. Властитель Меланетто смерил его долгим, довольно странным взглядом и махнул рукой, дав понять, что спор окончен. Послышались облегченные и недовольные голоса, когда Дойли, осознав, что его никто не держит, обернулся к Джеку:

– Разве я тоже возвращаюсь?

– Разумеется. Ну же, господин подполковник, не тяните, – сжимая его локоть и выразительно косясь по сторонам, пробормотал тот. Эрнеста, уже справившаяся с собой, мгновенно оказалась рядом и втиснулась между ними, плотно прижавшись к Эдварду.

– Пойдемте отсюда, – тихо проговорила она, не поднимая головы. Джек молча взял ее за руку; Эдвард на всякий случай положил свободную ладонь на рукоять сабли – однако препятствовать им, вопреки ожиданиям, никто не собирался: пираты молча давали дорогу команде «Попутного ветра», посматривая на них не слишком враждебно и даже с некоторой долей понимания. Выражать свое сочувствие словами они не решались – слишком сильны были страх и уважение, испытываемые ими к капитану Рэдфорду-старшему – но пока Эрнеста, пошатываясь, шла к выходу, ее не раз похлопывали по спине, вскакивая, дотрагивались до ее плеч и пожимали руки.

На улице уже царила глубокая ночь, хотя от яркой луны было светло, почти как днем. Оказавшись в относительной безопасности, Морено сразу же отпустила руку Джека и пошла отдельно: тихо, чуть слышно ступая и низко опустив голову, словно во сне. Пару раз Эдвард пытался взять ее за локоть, но, ловя предупредительный взгляд капитана, останавливался. Уже начинался отлив, однако Эрнеста, словно не замечая этого, направилась прямиком к темной кромке воды. Добравшись до нее, она легко и привычно опустилась на мокрый песок, подтянув к груди колени – самые сильные волны моментально принялись настойчиво облизывать носки ее сапог, но девушка, похоже, даже не замечала этого.

Эдвард подошел сзади, тяжело и неловко ступая; поерзал, усаживаясь рядом, ковырнул каблуком сапог и тяжело вздохнул, не зная, как начать разговор. В другое время Эрнеста наверняка помогла бы ему – вызвать этого человека на откровенность было задачей не из сложных – но теперь она молчала.

– Вы не обязаны были делать это, – наконец глухо уронил Дойли, искоса наблюдая за ней. Эрнеста молчала, положив подбородок на колени. – Ваш друг наверняка был для вас намного важнее меня. Я… Я не знал про этот идиотский закон! А если бы и знал – что же мне еще оставалось делать? Ваш бывший капитан явно не проявил бы благородства, – все больше горячась, выпалил Эдвард и буркнул, отворачиваясь. – Но вам все равно не обязательно было выбирать меня.

– Билл мертв, – безо всякого выражения отозвалась Морено. Дойли, растерявшись, обернулся к ней:

– Что?

– Он мертв, а вы живы. Уже одно это делает вашу жизнь ценнее его памяти, – шепот Эрнесты сливался с шорохом волн, и казалось, будто на его вопрос отвечал уже не живой человек, а само море, шелестевшее у их ног. – Ничто не вернет мне Билла. Ничто не оживит моих родителей. Ничто не превратит мою команду в тех честных и верных людей, за которых я когда-то была готова отдать жизнь. – Черные глаза ее внезапно сверкнули каким-то странным выражением. – Я не могла позволить смерти забрать у меня еще и вас.

– Все мы когда-нибудь умрем, сеньорита, – пожал плечами Эдвард.

– Знаю, – с невеселой усмешкой отозвалась Эрнеста. Вытянув тонкую смуглую руку, она по запястье погрузила ее в морскую воду у своих ног и медленно подняла обратно: в лунном свете сверкающие капли казались куда большими драгоценностями, чем многочисленные золотые кольца, тускло отсвечивавшие гранями вставленных в них камней. – Однажды это все закончится. Непременно закончится… Море всегда столь же жестоко, сколь и щедро – оно дает сегодня то, что отнимет завтра. Все мы здесь – случайные попутчики, мистер Дойли. Сегодня, когда Винченсо собирался выстрелить мне в голову, я это особенно хорошо поняла.

– И все же вы заступились за меня, – возразил Эдвард. – Вы согласились простить Рэдфорда и вернуться на «Попутный ветер». Разве случайные попутчики стоят таких жертв?

– Я же сказала: все это однажды закончится. И когда это произойдет, – Эрнеста внезапно накрыла его ладонь своей и крепко стиснула, – я не хочу, чтобы вы вспоминали обо мне со стыдом или отвращением. И сама не хочу… не хочу ни о чем сожалеть, – она крепче сжала его руку и искоса взглянула на спокойное лицо мужчины: – У вас есть хоть одно хорошее воспоминание обо мне, а, мистер Дойли?

Мгновение Эдвард в замешательстве глядел на нее и, казалось, колебался; затем слабая, но теплая улыбка родилась на его губах:

– Множество, сеньорита. Как и у любого, кто достаточно близко знаком с вами.

– Простите меня, – серьезно проговорила Морено, все еще не отпуская его ладонь. – Простите, что прогнала вас от себя сегодня. Впредь я не буду к вам несправедлива.

– Я нисколько не… – начал было Дойли, но, случайно заглянув в ее непроницаемые черные глаза, чем-то похожие на расстилавшееся у их ног ночное море, предпочел свернуть свою любезную, но неуместную ложь. Вместо этого он лишь крепче сжал все еще лежавшие в его ладони прохладные тонкие пальчики – до сих пор не верилось, что эти руки скрывают в себе достаточно сил, чтобы одинаково ловко управляться с веслами, парусами, канатами, оружием и еще Бог весть чем – и уселся поудобнее, давая отдых усталому телу.

Должно быть, он все-таки сошел с ума – иначе как еще объяснить то, что, сидя на грязном песке, едва не убитый по сумасшедшим законам преступников и покорно дожидающийся, пока эта полудикая пиратка соберется со своими мыслями и согласится идти дальше, он, бывший подполковник Его величества, а ныне простой подштурман Эдвард Дойли, был до неприличия, до дрожавшего в груди еле сдерживаемого смеха – счастлив?!..

Мокрый песок негромко зашуршал позади них.

– Надо идти, Эрнеста. Здесь оставаться небезопасно, – настойчиво сказал Рэдфорд – без обычного неодобрения, всегда звучавшего в его голосе, когда он вынужден был наблюдать их обоих вместе. – Мистер Дойли, прошу вас, – внезапно он протянул вперед руку, и Эдвард, подумав, ухватился за нее, вставая, после чего сам помог подняться Эрнесте.

– И ты прости меня, Джек, – неожиданно спокойно и почти кротко проговорила она, нисколько не сопротивляясь тому, как капитан осторожно поймал ее за локоть. – Я ведь слышала о том, как тебя бросили в открытом море после бунта, а потом ты опять объявился…

– Чего уж там, – отворачиваясь, пробормотал Рэдфорд; из-за его плеча светились любопытством глаза в очередной раз возникшего словно из ниоткуда Генри, но на сей раз даже Эдвард покосился на него без привычной злости, а Морено и вовсе шла дальше, лишь с рассеянной усмешкой потрепав юношу по встрепанным кудрям и отвернув его лицо в сторону:

– Не подслушивай, мелочь… Надо было мне тогда все бросать, брать Билла в охапку и идти к вам в команду. Скажи, принял бы меня тогда, а? – она снова странно улыбнулась, заглядывая в лицо Рэдфорду. – Если бы мне, а не тебе это было бы надо – принял бы?

– Куда б я делся, – хмыкнул капитан, отводя взгляд; в его голосе отчетливо слышалась глухая тоска напополам с болью.

На корабле их, несмотря на поздний час и неимоверно злого Моргана, расхаживавшего по палубе с увесистым дубовым гандшпугом в руках, ждали по меньшей мере два десятка матросов из числа забракованных Джеком при наборе народа для недавней вылазки. Когда же Эрнеста, так низко опустив голову, что распустившиеся волосы почти полностью закрыли ее лицо, следом за капитаном поднялась на борт, вокруг нее сразу же столпилась чуть ли не вся команда, на все лады принявшись выяснять, что случилось с их маленькой «мисс штурман».

– Да успокойся ты! Постой, – услышал уже собравшийся вмешаться в эту неразбериху Эдвард, даже не сразу поняв, что сказано то было не ему: капитан Рэдфорд терпеливо увещевал, очевидно, также готового броситься на помощь Эрнесте Генри. Встревоженно-внимательное выражение лица юноши сразу же родило в душе подштурмана глухую досаду.

– Чего ждать-то? Сами ничего команде прояснить не хотите? – зло отозвался он, примериваясь протиснуться между ними; однако Джек и бровью не повел, посоветовав сухо, хоть и с некоторым намеком на вежливость:

– Эрнеста сама скажет не хуже меня. Хотите помешать ей?

– Хочу, чтобы она… – Дойли запнулся, чудом не закончив честно: «…чтобы наконец пошла к себе в каюту и легла спать» – признаться в подобном ему было стыдно даже в такой сумасшедший день, поэтому он зло выдохнул: – Чтобы она просто ушла оттуда.

Джек с сомнением и явной усмешкой поднял бровь, но, к его удивлению, промолчал, переведя взгляд обратно на палубу: там, возле грот-мачты, стояла Эрнеста, со всех сторон окруженная гомонящими матросами. Впрочем, ее это, очевидно, заботило мало; во всяком случае, ее голос звучал так же звонко и уверенно, как и всегда:

– Да тихо вы, наконец!.. Вы хотите, чтобы я сказала – так дайте мне говорить! – разумеется, гробовой тишины после этих слов на палубе не наступило, однако наиболее громогласные несколько поутихли. Эрнеста, очевидно, удовлетворенная этим, подняла руку: – Капитан Джон Рэдфорд, любезно приютивший нас и давший возможность починить судно, решил, что нам не следует задерживаться здесь! Завтра же мы снимемся с якоря и пойдем дальше; надеюсь, тому никаких препятствий не возникнет. Что до меня, то у нас с нашим капитаном возникли небольшие разногласия, которые мы устранили и не желаем более вспоминать. А теперь расходитесь и ложитесь спать, – заметно более серьезным тоном прибавила она. – Всем нам завтра понадобятся силы…

Продолжение следует…