Под флагом цвета крови и свободы. Часть двадцать шестая

Рэдфорд с исказившимся лицом рванул штурвал в сторону, так, что из недр корабля отчетливо послышался утробный гул и скрежет, а следом – крики людей, лишившихся опоры под ногами. На палубе устоять оказалось делом также не из легких: Эрнеста заранее ухватилась за обвязку бушприта, Рэдфорд, продолжавший крепко держать штурвал правой рукой, левой за шиворот поймал потерявшего равновесие Генри, а такелажники, не имевшие возможности покинуть свои места, с руганью и молитвами вцепились в снасти.

Эдвард был в числе тех, кто не сообразил всего сходу и не успел подготовиться к повороту. Но в последний момент, почувствовав, как ринулось в сторону из-под его ног рангоутное дерево, он все же догадался схватиться за ближайший штаг, а ногами крепко обхватить рею. Мачта заскрипела до жути отчетливо – Дойли зажмурился, про себя, как молитву, повторяя: «Нет, нет, нет…» – но так и не выпустил из рук скользкий от смолы канат. В какой-то момент под его сомкнутыми веками мелькнул совершенно отчетливый образ морской воды – бывшей внизу, однако почему-то оказавшейся совсем близко – неужели он упал за борт? Но соленые волны сразу же потемнели, сменившись образом сияющих, ослепительно-прекрасных глаз Мэри Фостер – вот только они оказались не голубыми, а черными, как безлунная ночь – и Эдвард, не смея шелохнуться в своем оцепенении, узнал лицо, пригрезившееся ему в шаге от страшной смерти. А еще спустя одно мучительно-долгое мгновение он услышал голос, все это время отчаянно звеневший над палубой:

– Держитесь! Держитесь! Еще немного, ребята!..

У Эрнесты глаза действительно были черные – и очень, очень встревоженные, когда, дождавшись, пока корабль приноровится к новому курсу и пойдет уже безо всяких препятствий прямо к берегу, Эдвард все-таки спустился и, шатаясь, направился прямо к ней:

– Будут еще какие-то распоряжения?

– Нет, теперь все в порядке. Идите отдыхать, – рассеянно пробормотала она, не сводя с него глаз, и, опомнившись, положила руку на плечо Рэдфорда: – Джек, тоже ступай отдыхать, ты еле на ногах стоишь. Я сама встану за штурвал...

– Отдыхать? Отдыхать?! – таким тоном, будто Морено предложила ему собственноручно поджечь корабль, предварительно развесив по реям всю команду, рявкнул Рэдфорд. Отстранившись от штурвала, он хрипло потребовал: – Держи штурвал! – и, как только девушка заняла его место, тяжело ступая и полусогнувшись, направился в трюм. Большая часть откачивавших воду матросов была уже не в состоянии работать даже сидя; уставшим немногим меньше такелажникам предстояло заменить их.

Было еще многое, о чем Эдвард предпочел бы не помнить вовсе: то, как он снова горбился над помпой и справа от него резкими, отрывистыми движениями откачивал воду сам Рэдфорд, сменив потерявшего сознание Дэнни; как орал на вконец выбившихся из сил подчиненных Морган, сам весь красный и еле стоявший на ногах; как Эрнеста, то ли закрепив штурвал, то ли передав его кому-то еще, отпаивала водой задыхающихся матросов, ничуть не смущаясь, когда ее хватали за штаны, вынуждая наклониться и подставить флягу под очередной запекшийся рот; как крутился вокруг Генри, пытаясь помочь всем и сразу – его Эдвард запомнил последним, потому что именно отзывчивый юноша вытаскивал его, полумертвого, на палубу и укладывал между точно такими же, не способными больше работать людьми.

Сон его был смутен и грязен: как сальные пятна на отворотах поношенного сюртука, расцветали в воспаленном сознании смазанные воспоминания: вот он бредет где-то по причалу ночью, скребя трясущейся рукой по дощатому ограждению, молясь лишь об одном – дойти, дойти, не упасть… только не упасть!..

...грязь под щекой оказалась влажно хлюпающей, но до того мягкой и теплой, что даже не захотелось сразу из нее выбираться. Эдвард глухо рассмеялся, перевернувшись на бок и подтянув колени к груди – все равно вся одежда уже оказалась покрыта толстым слоем этой жижи. Ребра и спина ныли, а правый глаз уже начинал заплывать после недавней драки, в ходе которой он был позорно выпровожен из заведения, избранного им лишь по той причине, что в нем оказалась наидешевейшая выпивка во всем порту. С деньгами у Эдварда Дойли, бывшего подполковника сухопутных войск Его величества короля Британии, а ныне – грязного пьяницы и сквернейшего работника по найму, в последнее время было совсем худо.

Далеко не сразу дошел он до такого: в первые месяцы найти место в какой-нибудь лавочке или даже устроиться тем же матросом – а то и кем повыше – на любое частное суденышко для Эдварда не составило бы труда. Но до тех пор, пока еще оставались деньги и нужда не подступала совсем близко, прежнее странное оцепенение не отпускало его. Никакого желания, кроме стремления выпить, не рождалось в душе Дойли: выпив, он снова видел перед собой прошлое, и все случившееся казалось дурным сном – разумеется, он не мог оставить службу, не мог перестать быть королевским офицером, которому буквально через пару лет придет распоряжение продолжить свою работу где-то в далеком Лондоне – ведь не может быть, чтобы все его труды остались незамеченными? И Мэри – вовсе она не отказывала ему, а лишь решила немного подразнить, заставить его снова и снова добиваться ее руки! Завтра, завтра же он придет к ней снова – и вот тогда наконец-то услышит...

– …эй, эй, парень, живой? Крепко тебя отделали… Встать-то сможешь? – как бы он ни был пьян, не узнать этот голос – прежде нагло-вызывающий, а теперь нестерпимо сочувственный – было невозможно. Эдвард глухо застонал, пытаясь заслониться, но проклятый Джек Рэдфорд бесцеремонно подхватил его под локоть и силой поставил на ноги.

– Ничего, ничего, – увещевал он, – отлежишься у нас на борту, пока мы оснастку меняем – знаешь, какой у нас доктор? Кого хочешь на ноги поставит… Дай-ка я посмотрю, что у тебя с глазом, – ухватив цепкими пальцами за подбородок, Рэдфорд вынудил его поднять голову, неодобрительно зацокал языком – а затем вгляделся повнимательнее. Даже в тусклом свете луны Эдвард увидел, как заботливое выражение лица его мгновенно сменилось злорадно-изумленной усмешкой, когда пират, отпустив его, качнулся назад и в голос расхохотался:

– Вы? Господин подполковник, вот так встреча!..

Никогда, ни до, ни после этого момента Эдвард не ненавидел себя столь сильно, как в то мгновение – но внезапно он с особой отчетливостью ощутил, что за предыдущие три дня в его желудке удалось побывать лишь изрядной порции рома без единой крошки закуски – и решился на то, за что потом не раз проклинал себя: шатнулся к Рэдфорду и хрипло взмолился:

– Мне очень нужна работа. Кем угодно, я на все готов…

– Вот как теперь запели! Раньше я и представить не мог, что услышу от вас этакие речи, – явно наслаждаясь его унижением, сообщил Джек. Черные глаза его сияли: – Как вы, помнится, говорили? «Кто грязным проходимцем родился, тот им и помрет, тут уж ничего не поделаешь» – так, кажется? Что-то у вас с кровью, видать, вышло неладно, раз в ней все дело, – злорадно заметил он, распаляясь еще больше от того, что Дойли никак не отвечал, молча ожидая его ответа. Откровенно говоря, в тот момент ему было уже почти наплевать…

– Ладно. В конце концов, матросов много не бывает, – подумав, согласился Рэдфорд. Придерживать за плечи шатающегося Эдварда на сей раз он не стал, так что тот сам ухватился за грязную стену, чудом устояв на ногах, но все же нашел в себе силы вымолвить:

– Спасибо.

– «Спасибо, сэр», – с усмешкой поправил его Джек. – В армии вас такому не учили, а, господин бывший подполковник?

– Спасибо, – упрямо повторил Дойли, поднял голову, на секунду встретившись глазами с его уверенно-злым, прямым взглядом, и прибавил покорно: – Сэр.

…так он оказался – спустя шесть месяцев блужданий – на корабле Джека Рэдфорда, где порой размышлял, что утопиться в той грязной луже было бы наилучшим для него исходом. Если бы только Мэри – нежный, прекрасный ангел, одним своим тихим словом разрушивший всю его жизнь – если бы она увидела его таким… Отвела бы она в изумлении свои дивные сапфировые глаза или, наоборот, глядела бы на него, пораженная тем, как низко может пасть человек? Эдвард и сам понимал, насколько отвратителен теперь – даже не красавица-дочь губернатора, но просто любая порядочная женщина не взглянула бы на него без брезгливой жалости. На это была бы способна лишь неразборчивая портовая девка… или какая-нибудь черноглазая сумасшедшая пиратка, ничем, по сути, не отличающаяся от своей менее удачливой сестры. Разве могла бы настоящая женщина месяцами находиться в этом грязном плавучем клоповнике, полном не привыкших себя сдерживать полупьяных преступников – разве могла бы она спокойно говорить с ними, каждый день ходить по палубе в одной рубашке – и сохранять хоть в подобии чистоты свои тело и душу? Эдвард помнил, он сам видел не раз – как она стояла, спокойно подставив солнцу свои и без того медные от загара плечи, зорко вглядываясь в синюю даль неба – и как, завороженные, пожирали ее фигуру глазами копошившиеся на палубе бесчисленные матросы…

Он очнулся, когда на палубе было уже темно. Пошарив вокруг себя руками и смутно удивившись отсутствию соседей, со стоном поднялся на ноги: болел каждый мускул его тела, но разум был достаточно ясен, чтобы восстановить события последних суток.

– Что за… А где же все? Это был сон?.. – пробормотал Дойли, мысленно ужаснувшись собственному хриплому, совершенно разбойничьему голосу.

– Эй! – словно в насмешку, почти ласково окликнули его. Эрнеста Морено стояла совсем рядом – когда и успела подойти столь бесшумно? – и протягивала ему обтянутую просмоленной кожей флягу: – Пейте. Все уже на берегу, я полагаю.

Вода оказалась какой-то другой – не той, которую запомнил Эдвард, а более свежей и даже сдобренной лимонным соком, от чего сразу же защипало в носу и заныли виски. Обхватив ладонями гудящую голову, Дойли растерянно огляделся по сторонам:

– Где это мы?

– Мы на острове Меланетто, – Эрнеста повела подбородком, указывая на видневшиеся за противоположным бортом огни на берегу. Тихий с такого расстояния, но, должно быть, крайне назойливый вблизи оживленный городской гул доносился оттуда. – Капитан Джон Рэдфорд, которому он принадлежит, любезно согласился приютить нас и даже дать людей, чтобы мы как можно скорее починили «Попутный ветер». Завтра же начинаем работы.

– Рэдфорд? – Дойли помотал головой, убежденный в том, что ослышался. Эрнеста невесело усмехнулась:

– Именно так. Идемте, надо что-то придумать насчет ночлега, – схватив за руку, она утянула его за собой к трапу. Внизу встречал их теплом южной ночи, шорохом прибрежных волн о песок, гомоном людских голосов, звоном стали и запахом тысячи разновидностей рома загадочно-гостеприимный пиратский остров.

Глава IX. Гнев

Меланетто оказался вовсе не крошечным островком, каким ожидал увидеть его Эдвард, наслышанный о мелких пиратских базах и перевалочных пунктах, организовываемых повсюду – порой состоящих всего из двух-трех хижин, захудалого неизменного трактирчика да природной гавани, где могли пришвартоваться одно-два суденышка. На Меланетто же находилось не менее пятисот человек, живших в поселении, больше смахивавшем на небольшой город – не считая пиратов, не относившихся к подчиненным старого Рэдфорда, и их семей. Неписаные пиратские законы, как со злорадной усмешкой пояснила Эдварду Эрнеста, предписывали не оставлять в беде собрата по разбою, а властитель Меланетто был человеком, уважающим эти законы. Сам он на борту «Попутного ветра», который уже начали латать, так и не появлялся, ограничиваясь передаваемыми через его людей короткими, сухими записками с нужной информацией. Эдвард уже был готов признать совпадение фамилий простой случайностью, когда Эрнеста неожиданно спокойно объяснила ему:

– Да нет, все вы правильно подумали. Мистер Джон – отец нашего Джека.

– А почему же… – Эдвард нахмурился, не зная, как сказать. Быть может, для пиратов подобное отношение к родному сыну – в порядке вещей? С другой стороны, его, Дойли, это совершенно не касается, и… И, в конце концов, ему-то какая разница?

Заметив его метания, Морено пожала плечами и с какой-то затаенной злостью заметила:

– У них довольно сложные отношения. Лучше просто не лезьте во все это.

Сама она, все эти дни обедавшая вместе с матросами из общего котла и спавшая прямо на берегу по пять-шесть часов, выглядела на удивление бодро и весело. Особенно разительно этим она отличалась от Рэдфорда, который хоть вполне ответственно подошел к ремонту судна, но в последнее время вел себя более чем странно. И раньше никогда не отрицавший своей любви к крепким напиткам, он выходил на палубу с утра уже с бутылью в руке – работе и мыслительным его способностям это не мешало, но здорово портило без того непростой характер, а потому крайне беспокоило всех членов команды – за исключением Генри, которого Джек не задевал, даже если набирался к вечеру сверх всякой меры, и Макферсона с Эрнестой. Эти двое, как видно, знали больше и об этом острове, и, возможно, о прошлом их капитана, связанном с ним – и потому лишь делили между собой обязанности по скорейшему завершению ремонта «Попутного ветра».

Пробоины залатали в рекордные сроки, избавились от потрепанной старой оснастки – Морено лично ездила в поселение и исхитрилась добыть парусину и канаты по такой цене, что после этого за ней окончательно закрепилось озвученное на радостях боцманом звание дьявола в юбке. В то время как Макферсон с помощью восьми наиболее хорошо знавших такелажное дело матросов шил из доставленного материала новые паруса, сама Эрнеста уже вовсю хозяйничала в трюме, оставив на Джека только процедуру кренгования. Рэдфорд целые дни проводил под открытым небом, пил ром, с ненавистью разглядывая расстилавшийся перед ним Меланетто, орал на тех матросов, что не кидались пулей выполнять его распоряжения, неохотно позволяя им короткие перерывы на отдых и еду, в которые обходил судно и проверял работу остальных.

Толком общаться и ладить с ним в эти дни удавалось только Генри Фоксу: юноша практически не отходил от капитана, тормошил, лез во все и вся и втягивал в это самого Рэдфорда, казалось, поставив себе целью во что бы то ни стало обеспечить тому хорошее настроение. Быть может, поэтому Рэдфорд и держал его при себе неотлучно, как талисман, ревниво и недовольно наблюдая за тем, как Генри изредка отлучался, чтобы исполнить какое-то его поручение, помочь кому-либо из матросов или раздать им еду во время перерыва – это тоже входило в обязанности Фокса.

Эрнеста поглядывала на эту его детскую возню немного снисходительно, хотя и с тайной благодарностью.

Пока не было возможности покинуть остров, Джека требовалось чем-нибудь отвлечь; а она, лучше всех знавшая своего друга, и без того отлично понимала, что ремонт судна необходимо заканчивать как можно скорее. За шесть дней, напрягши все силы, удалось вернуть корпусу корабля прежний вид, расставить по местам новые снасти, едва-едва дошитые Макферсоном и его людьми, отскрести киль и днище от огромного количества морских водорослей и раковин, которые бочками отправлялись в выгребные ямы, почти полностью закончить ремонт внутренних отсеков – но его при желании можно было закончить и уже в море. Оставалось только просмолить хорошенько корпус, запастись припасами – и можно было снова отправляться в свободное плавание. Но на седьмой день на «Попутный ветер» неожиданно явился сам капитан Джон Рэдфорд.

Продолжение следует…