Разбивая жизнь на куски. Часть третья

Опьянение – добровольное сумасшествие.

(Аристотель)

– Почему, когда по радио передают астрологический прогноз, мы прислушиваемся?

Парень за стойкой рядом со мной говорит не переставая. У него многодневная щетина, бейсболка, старая поношенная одежда. Выглядит он лет так на 50 и, скорее всего, нигде не работает. Типичный представитель подобных заведений. Он уже выпил три бокала пива и сейчас допивает четвертый.

– Ураган «Катрина». Десять тысяч людей смыло черт знает куда. Никого это не волнует. Зато всех волнует, что произойдет у них за день и к чему им готовиться. Мы родились эгоистами. Есть только «Я» и никаких «Мы».

Я в обычном второсортном баре, где собираются пьяные люди. Тавтология? Нет. Реальность. Не могу вспомнить, что именно привело меня сюда, но я точно знаю зачем я здесь. Горят тусклые лампочки, а из динамиков тихая доносится какая-то музыка, но ее не слышно из-за включенного телевизора, который висит над барной стойкой. Показывают очередной футбольный матч, который никто здесь не смотрит.

Я спокойно сижу рядом, терпение уже на пределе. Я допиваю вторую кружку пива и перемешиваю это с рюмкой виски. Мне некуда даже руки поставить из-за огромного количества пустых рюмок, выпитых мною.

– Купив газету, все заглядывают на последнюю страницу в поисках гороскопа, – говорит он куда-то в пустоту. – Никого не волнует, что написано на первой странице.

Я прошу бармена налить мне еще виски.

– А никто не задавался вопросом, что гороскопы в разных газетах разительно отличаются? Ведь звезды должны говорить одинаково. Я сейчас говорю о звездах на небе, а не об этих «звездах» из журналов.

Я громко рыгаю, но никто этого не замечает.

– А если напишут, что сегодня категорически запрещается выходить из дома из-за опасности быть сбитым машиной, ты что, разве так и сделаешь? – кричит он, размахивая наполовину пустой кружкой пива. – Представляю, как ты потом это начальству объяснишь, – и загадочно смеется.

Он говорит куда-то в пустоту, словно обращаясь к какому-то конкретному собеседнику в глубине бара, которого я не вижу. Я изредка поворачиваю голову: посмотреть, не со мной ли он говорит, и, поняв, что он также смотрит куда-то в даль, утыкаюсь обратно в пустые рюмки. Если бы я хотел ему ответить, я бы этого не сделал. Что толку разговаривать с пьяным человеком.

– Нам только волю дай заглянуть вперед. В этом мы все! – продолжает он.

В этот момент футбольный матч прерывается на рекламную паузу. Я вижу, как на экране голодный пес набрасывается на миску с сухим кормом, потом поворачивает свою чавкающую морду прямо на меня и говорит: «Жизнь не коротка. Она просто недолговечна». Далее я не могу разобрать его слов из-за голоса диктора, говорящего: «Это – то, что нужно вашей собаке».

Я поворачиваюсь обратно к своим пустым стаканам. Пьянчужка все причитает:

– В эту эпоху предсказания стали частью нашей жизни. Ну и пусть, что они не сбываются, но мы без этого жить не можем. Предсказания – это ложь в мировых масштабах. Ни к чему не ведущая, но и не получающая ничего взамен. Это просто ложь во благо. Чтобы нам всем стало легче. Хоть на минуту.

Я проверяю, не говорит ли он с барменом, но тот никак не реагирует на его слова, словно он здесь вытворяет это каждый день.

Я добиваю очередную порцию виски, медленно поворачиваюсь к нему и говорю:

– Тебя же не существует, так?

Он удивленно смотрит на меня и выдает:

– Как же не существует? Я здесь сижу, с тобой в этом баре.

Я продолжаю:

– Это же все у меня в голове, правда? И тебя не существует, этого бара не существует, и, возможно, даже меня в этот момент не существует.

Он улыбается:

– Ну, хочешь, я тебя за руку возьму?

– Нет! – кричу я. – Не надо! Не трогай меня!

– Чувак, ты многовато выпил. Иди домой, проспись.

Я продолжаю кричать:

– Чтобы какая-то галлюцинация еще мне указывала, что мне надо делать? Да черта с два! – с этими словами я выпиваю еще одну порцию виски.

– Ну ты мудак! – орет он. – Я же здесь сижу, рядом с тобой. Как я могу не существовать?

– Можешь! Если это все происходит в моей голове.

– Иди проспись!

– Сам проспись! – и с этими словами я сжимаю руки в кулаки и рывком набрасываюсь на него. Левой рукой я как-то попадаю ему прямо в нос, отчего он падает со стула на пол. Я чувствую на руке что-то теплое и вязкое. На полу корчится и орет пьянчужка, он закрывает руками свой нос, откуда фонтаном льется кровь.

– Но… как? – я испытал легкое проявление страха и тревоги. – Тебя же… нет…

Мужик орет:

– Иди ты на фиг! Иди на фиг! Психованный мудак! Ты мне нос разбил, урод!

Я продолжаю стоять и смотреть, как на полу растекается лужица крови. Все обитатели бара медленно повернули головы в направлении меня, а потом опять вернулись к своим делам, как будто это происходит здесь каждый день. По телевизору комментатор кричит: «Беги!» и я принимаю это как реакцию к действию. Я хватаю свою куртку со спинки стула, перешагиваю через мужика, который продолжает выкрикивать неприличные словосочетания в адрес меня, и шатающейся походкой медленно покидаю бар.

– Может это все, действительно, только в моей голове? – успеваю я подумать, прежде чем шагнуть на улицу. На улице в этот момент заметно похолодало.

Непонимание

Аквариумные рыбы – лучшие друзья.

Всегда поймут, поддержат и не осудят.

(Автор неизвестен)

Я сижу в своем офисе. Точнее, это даже не мой офис, но разве мне нельзя помечтать? Рядом со мной ютятся еще десять сотрудников. Моя задача состоит в том, что мне нужно следить за циферками, ползущими на экране монитора. Что-то надо прибавить, что-то убавить, разделить и умножить. Вопрос, который часто задают мне знакомые люди: «Ты типа бухгалтер?». На что я отвечаю прямо: «Нет. Я просто слежу за цифрами». Ужасная работа. Представьте только себя на моем месте. Выходишь с работы, и у тебя перед глазами проплывают цифры. Цифры, одни цифры вокруг. Цифры на зданиях, машинах и на людях. Так и с ума сойти можно. Справиться с этим мне помогают таблетки перкодана, выписанные мне по липовому рецепту. Пара штучек – и цифры появляются только там, где им положено появляться. А так с работой никаких проблем – сиди себе и следи за изменениями, считай, где это положено. Вот и все.

У меня обеденный перерыв и курю в специально отведенном для этого помещении. Я его называю «комнатой медленного угасания жизни». Пошла уже вторая сигарета, а я все никак не могу отвлечься от своей работы. Таблетки еще не подействовали. И тут в курилку вваливается еще человек пять мужского пола из моего офиса. Я даже их имен не помню, поэтому ограничусь только числительными. Ведь на моей работе все состоит из одних чисел.

Первый радостно говорит:

– О! Патрик! И ты тут?

Я киваю как бы подтверждая, что я на месте.

Все подходят к окну, закуривают сигареты. Четвертый вдруг говорит:

– Ребят, вы видели, как вчера наши в футбол этих идиотов порвали?

Все радостно соглашаются. Все, кроме меня. Я банально этого не видел. Спасибо опьянению за это. Все принимаются обсуждать это замечательное событие, которое прошло мимо меня. Даже если бы я не употреблял, я бы ни за что на свете это не посмотрел. Мне это банально не интересно. Два часа сидеть и смотреть, как медленно перемещаются фигурки на поле – это не для меня. Вот если бы за ними гнался голодный лев – это бы я понял. Вот где был бы драйв.

Кто-то пихает меня локтем в бок и говорит, что, дескать, как Андерсон этого гада подрезал. Я мило улыбаюсь и киваю в ответ. Главное – молчать. Создать иллюзию интереса без самого интереса. Если тебя спрашивают, видел ли ты новый фильм с участием известной (в узких кругах, конечно) звезды – молчи, мило улыбайся и кивай. Даже, если ты ее даже в глаза не видел. Не выдавай, что ты чего-то не знаешь. Ты в их команде! Ты всегда с ними согласен.

– Я думаю, судья повел себя безрассудно, – говорит второй, энергично размахивая руками. – Желтая карточка – это был перебор.

Все тут же влились в этот спор. Я же улыбаюсь, киваю и молчу.

– Патрик, ты это видел? Желтая карточка – это же издевательство!

Я киваю и выдыхаю сигаретный дым.

Я мог бы многое рассказать им сейчас про механическую асфиксию и сколько требуется для этого времени, чтобы человек упал без чувств. Но я, пожалуй, не буду это делать. Вдруг они почувствуют себя в моей шкуре. Почувствуют, каково это – пытаться поддержать разговор, сути которого не понимаешь.

Вот уже пошли разговоры про спортивные клубы, в котором они занимаются, и каждый пытается подбить другого ударить его живот. Дескать, ты никогда не пробьешь ему пресс. Кто-то даже пытается и другой, сгибаясь в три погибели, говорит, что еще не достаточно его разработал. Я же просто киваю, улыбаюсь и молчу.

Второй говорит:

– Давай посмотрим, какой у Патрика пресс!

Все! Хватит молчать!

– Нет, нет! – отмахиваюсь я. – Лучше не стоит!

– А что так? – спрашивает третий. – Хочешь сказать, у тебя его нет?

– Да… в смысле… он у меня есть, – отвечаю я, прикрывая руками живот. – Просто не хочу его проверять… В смысле… в этом нет необходимости. Я уже давно не занимался спортом. И мой пресс… ну, скажем так… не имеет той первозданной формы, как это было раньше.

Раньше я занимался спортом. Раньше у меня был хороший пресс. Это было до алкоголизма. Бегал по парку, подтягивался на турнике и так далее. Просто, когда теряешь смысл жизни, бегать не очень-то и хочется. Потому что уже плевать на свое тело. Ты уродуешь его до безобразия.

– Да ладно, я пошутил! – сказал третий. – У нас у всех живот не как у супермоделей. Но еще есть к чему стремиться. Правда, Джек?

Джек, он же третий, кивает.

– Даже если у нас не будет пресса, как у Дэниела Крейга, то это не беда. Мы хотя бы будем уверены в том, что прилагали какие-то усилия.

– Чтобы иметь пресс, как у Дэниела Крейга, надо быть самим Дэниелом Крейгом. – Говорит первый.

– В этом нет ничего страшного. Нам не достигнуть идеалов, – говорит третий. – Хотя бы создать свой. И вся проблема решена.

Про идеалы я тоже могу многое рассказать. Но пока меня не трогают – лучше молчать. Можно молчать сколько влезет, делая при этом счастливое лицо неудачника, пока не затронут лично меня. И вот тогда приходится выкручиваться. Либо опять делать довольное лицо.

Кто-то опять тыкает меня в бок и говорит что-то про нападающего. Я стараюсь сразу же стереть всю информацию об услышанном. Мне это не интересно. В одно ухо влетело, из другого вылетело. Мышцы лица уже все затвердели от постоянной фальшивой и глупой улыбки. Я их ни черта не понимаю. Они говорят все это с таким видом, будто решаются проблемы мирового масштаба. Отключить звук и вот они – мировые лидеры обсуждают поставки провизии в страны третьего мира. Или помощь погибшим в землетрясении в Японии. Все это так серьезно и надменно. Стоит только вынуть затычки из ушей и оказывается, что это все – треп чистой воды. Никаких серьезных разговоров. Одна макулатура.

Все друзья, которые меня хоть немного понимали – умерли. Один разбился в автокатастрофе, у другого был передоз, точно также как у одной моей знакомой; другую подругу нашли мертвой; еще одного арестовали, и в камере он повесился; еще один и одна покончили жизнь самоубийством, причем сделали они это синхронно. Я остался один. В присутствии людей, которые меня не понимают.

Таблетки начали действовать. А это значит, что молчать будет труднее.

Когда коллеги обсудили проблемы футбола, когда я докурил пятую сигарету, мне пришлось возвратиться в офис. Некоторое время я просто сидел и смотрел на экран монитора, по которому проплывали цифры. Мне даже показалось, что я попал в Матрицу. Из транса меня вывела папка с грохотом упавшая на мой стол. Я поднял глаза и увидел его. Нет, не Бога, хотя очень к этому близко. Передо мной стоял мой босс. Низенький ростом и с довольно крупным телосложением. Если взять какую-нибудь известную аналогию, то он похож на Дэнни ДеВито. Если бы я случайно встретил его на улице, то подумал бы, что он служил в полиции и съедал в день больше суточной нормы пончиков. Да что там говорить, я сам видел, как он открывает двери своим пузом.

– Патрик! Ты крупно напортачил! – громко сказал он.

Я еще не отошел от цифр на экране, поэтому на его белой рубашке продолжилось то, что начиналось на экране.

– В смысле? – тихо промямлил я, стараясь не смотреть в его глаза.

– А дело в том, что цифры не сходятся. Эти чертовы цифры не сходятся! И все из-за тебя.

– Я всего лишь делаю свою работу.

– Если ты и делаешь работу, то надо делать ее еще лучше.

– Ладно, ладно! – ответил я. – Буду работать лучше.

– Было бы замечательно. Если же этого не произойдет, можешь собирать вещички и убираться отсюда! Понял?

– Понял, понял, – ответил я.

В этот момент я жалею, что не взял синюю таблетку.

Работать лучше – это значит работать как он. А то, что каждый человек практически неповторим, это ему глубоко насрать. Такова его модель поведения. Я прав, а вы все неправы. Я знаю, как сделать эту работу хорошо, потому что с моей колокольни лучше видно. Консерватор. Приверженец собственных идей, заключенных в физическую оболочку. Такова реалия современного босса. Никаких собственных идей. Только шаблоны и клише.

Глядя на монитор, я думаю о том, что я просто не мог ошибиться. Может, таблетки как-то и влияют на мои умственные способности, но это уже сверх нормы. Я не мог ошибиться. У меня в школе по математике была C (оценка «3» по нашей системе оценке знаний – примеч. автора). Но то, что у меня была C, еще не означает, что я туп. Ну конечно. Ведь боссу виднее. Он плевать хотел на мое мнение.

Я начинаю испытывать гнев с упадком самооценки. В этот момент я словно опускаюсь ниже всех и трясу в гневе кулаками, пытаясь хоть до кого-нибудь достучаться. Но, как известно, если какой-нибудь таракан начнет снизу гневно возмущаться, его просто раздавят ногой. Все сводится к слову «бесполезно».

Когда, наконец, рабочий день заканчивается, номер один, три и четыре уговаривают меня пойти с ними выпить пива. Я тактично отказываюсь, говорю, что устал. Потому что мне абсолютно нечего делать, а уж тем более разговаривать с ними. Между нами не было и не будет общих тем. Я из другой галактики. Я – неандерталец.

Когда я захожу в свою квартиру после долгого и нудного рабочего дня, меня встречает царство беспорядка и ветхости. В прихожей разбросаны кроссовки, дверь в ванную открыта, из прихожей льется тусклый мерцающий свет. Это я виноват – опять забыл выключить телевизор.

Продолжение следует…