Художник Нестеров. Окончание

7

Двадцать два года своей жизни Нестеров расписывал церкви и писал для церковных иконостасов иконы. А началась эта работа с предложения Виктора Васнецова поработать вместе.

Васнецов с помощниками работал над фресками для Владимирского собора в Киеве, задуманного как памятник национальной истории. Предстояло создать не просто памятник князю Владимиру, но и целый пантеон русских подвижников веры, культуры и истории, включающий князей, защитников Руси от половцев, монголо-татар и немцев, – Андрея Боголюбского, Михаила Черниговского, Александра Невского, Нестора Летописца и других. Нестеровское полотно «Видение отроку Варфоломею» показалось Васнецову близким по духу его собственным замыслам и поискам.

В церковных росписях Нестеров первоначально откровенно подражал Васнецову, свой собственный почерк в этом жанре он нашел не сразу. Помогли ему в этом поездки в Италию, изучение фресок и мозаик монастырей и храмов по всей России. Очень значительной стала работа над росписью церкви Покрова Марфо-Мариинской обители в Москве, построенной архитектором Щусевым в стиле старой новгородско-псковской архитектуры.

Самооценка Нестеровым собственных церковных росписей была сурова. «Все более и более приходил я к убеждению, что стены храмов мне неподвластны. Решение отказаться от церковной живописи медленно созревало». Художнику удалось внести в нее новое поэтическое мироощущение, новый стиль, новые краски, но в конце концов он признается, что не является монументалистом по характеру дарования и даже на стенах церкви стремится создать станковую картину.

Для многих русских художников XIX века недосягаемым идеалом представлялась картина Александра Иванова «Явление Христа народу». Их привлекали ее высокий духовный настрой и совершенное художественное воплощение. «Явление Христа» Нестеров решает перенести на русскую почву, показать явление Спасителя русскому народу.

Им к этому времени была уже написана картина «Святая Русь» на сюжет евангельских строк. К скиту, затерянному в глухой лесистой долине, идут стар и млад, каждый со своей бедой. Навстречу им из-за ограды выходят Христос и святые, наиболее почитаемые на Руси заступники – Николай, Сергий и Георгий. Все происходит на фоне сурового пейзажа, навеянного природой Соловецких островов.

Художник начинает работу над картиной «На Руси», или «Душа народа», которая должна выразить заветные мысли о России. На полотне вместе с народом идут Толстой, Достоевский, Владимир Соловьев. За фигурой Достоевского ступает любимый нестеровский герой, «русский инок» Алеша Карамазов. Вся эта толпа движется вдоль берега Волги, которую художник избрал символическим фоном происходящего. А перед толпой, намного опередив ее, идет мальчик в крестьянском платье с котомкой за плечами и с расписным туеском в руке. Ребенок оказывается самым совершенным выражением души народа.

Картина еще находилась в мастерской, когда разразилась Февральская революция. Вслед за ней прогремела Октябрьская. Святая нестеровская Русь уходила, чтобы никогда уже больше не вернуться…

Ранние работы Нестерова в портретном жанре не выходили за рамки рядового реалистического портрета или портретного этюда. И в начале нового века Нестеров не пишет собственно портретов, его талант и энергия уходят на создание картин и церковных росписей, а портрет существует только в качестве этюда для будущей картины. Лица всех его героев, даже святых, написаны с конкретных людей. Нестеров любит повторять: «Есть голова – есть картина, нет головы – нет картины». Вот почему обращение Нестерова к жанру портрета было совершенно естественным.

Первые нестеровские портреты, если не считать портретов родителей, написанных подростком с фотографий и портретных этюдов или набросков, появились в 1906 году. Они были рождены любовью и нежностью к близким – жене и дочери. Этот первый портретный цикл художника принес ему славу одного из самых серьезных и своеобразных портретистов начала века.

Подлинным шедевром портретного искусства стал портрет дочери Ольги, получивший название «Амазонка», – собирательный образ девушки Серебряного века. Дочь художника вспоминала: «В своих изображениях женщин отец всегда предпочитал моменты душевного одиночества, грусти или обреченности».

Спокойные воды реки Белой, бледное небо, розоватый отблеск заходящего солнца на низком луговом берегу – все это сообщает картине тихую прелесть. Эти черты делают «Амазонку», очень «европейскую» по изобразительному языку, удивительно русской по образности.

Революцию 1917 года Нестеров встретил, будучи одним из крупнейших русских художников, создателем живописной эпопеи, посвященной духовным исканиям русского народа, живописцем, признанным и в России, и в Европе. Отвергнув предложение уехать за границу, в тихой мастерской на Сивцевом Вражке в Москве Нестеров продолжает работу. Искренний и в жизни, и в искусстве, растерявшийся перед лицом трагических событий, художник варьирует прежние сюжеты, много пишет портретов.

Россия перед революцией была многогранна, пестра. Была Россия чиновников и городничих, но была Россия Столыпина, Толстого, Бунина, Владимира Соловьева, Менделеева, Сеченова, Мечникова (предреволюционная жизнь и культура так многообразна, назови сотни имен – все равно будет мало). Среди холодных просторов была еще и Россия молящаяся – Россия скитов и монастырей, богомольных странников и странниц, старообрядцев, монахов и епископов. Эту молящуюся Россию, ее вечный образ, и запечатлел художник на своих холстах.

…Близкие вспоминали, что в последние дни жизни художник работал не больше двадцати минут в день. Ему, еще недавно часами без остановки работавшему над портретами Шадра и Павлова, время оставило только эти двадцать минут в день.

Он лежал на постели одетый, в своей старой шелковой черной ермолке, как бы вынужденный ненадолго отойти от мольберта. Очки дужками кверху – рядом на столике. «Бывший художник Нестеров», – сказал он как-то о себе, пластом лежащем на постели и подменившем «настоящего» Нестерова. Всю жизнь он писал стоя, отходя, всматривался, нацеливаясь издали, чтобы нанести мазок на полотне. «А вот сейчас вожу носом. Страшная слабость. Все идет к концу», – сказал он однажды.

Нестеров как бы со стороны наблюдал за постепенным обветшанием своей внешней оболочки, в этом было нечто общее с безжалостным анализом физиологом Павловым, портрет которого он недавно написал, своего медленного угасания. В обоих дух не ослабел даже тогда, когда уже начался необратимый распад физического существа. «Я хочу заслужить право, чтобы на моем надгробном камне было выбито “Художник Нестеров”», – говорил Михаил Васильевич незадолго до своей смерти, придавая слову «художник» высокое начальное значение.

Имя Михаила Нестерова близко и знакомо уфимцам, в Нестеровском музее был почти каждый. Хуже известны обстоятельства его жизни в Уфе, определившие многие из сюжетов его полотен. Расписывая церкви по всей России, он возвращался в Уфу, чтобы работать над ключевыми своими полотнами. Здесь написаны «Пустынник», «Под благовест», «Зимой в скиту», «Явление отроку Варфоломею» и другие картины, на которых окрестности Уфы, природа Демы и Белой хорошо узнаются. Нестеров – всемирно известный художник, как искусствоведческие термины утвердились понятия «нестеровский пейзаж», «нестеровский взгляд», «нестеровское лицо», «нестеровское настроение», «нестеровские девушки». «Твой нестерпимо синий, твой нестеровский взор», – писал Андрей Вознесенский…