Генеральный план. Часть десятая

Первым делом своими планами относительно переустройства центра Газиз попробовал поделиться с председателем исполкома горсовета. Огаринов выслушал внимательно, противиться не стал. Только после этого Газиз направил свои стопы в горком партии. В те времена, как известно, обойти партию было невозможно. Это было время ее силы. Хотя ноги, что называется, сами не несут, идти надо, да и предисполкома посоветовал то же самое. И добавил многозначительно: «Во избежание неприятных последствий...»

К Ахтарову Газиз попал быстро – то ли Первый был свободен, то ли архитектурные дела как раз были у него на уме.

– Ты давай покороче, – сказал он в своей грубоватой манере. – Завтра пленум, так что ты не вовремя.

Газизу отступать было некуда.

Первого не интересовали мысли главного архитектора, ему главное подавай – что куда поставить. Поэтому Газиз высказал свои самые основные соображения и показал на карте места расположения объектов.

– А-ха, – протянул Ахтаров. – Памятник установишь в центре, говоришь. Это хорошо. А где Ленина поставишь? Почему он не в центре? Что, основателю государства места не нашлось?

– Почему нет? Есть – вот, в сквере, как раз напротив горкома партии.

– Подальше от народа, значит? – с подковыркой спросил Первый.

Тут Газиз чуть не испортил все дело, чуть не брякнул – а сам горком, что, так уж близок, что ли, народу?

Однако нашелся, ответил так:

– У нас Центр маловат. Вокруг одни трехэтажные дома. Поэтому и большой памятник с монументальной фигурой ставить нельзя. А поскольку памятник погибшим на войне состоит из целого комплекса, то тут пропорции как раз соблюдаются, с учетом близстоящих тополей.

– Ленину место в центре надо найти, – сказал Ахтаров. – С пропорциями как-нибудь разберетесь.

На том разговор и закончился.

Газиз, выйдя от первого секретаря горкома, пожалел, что вообще к нему пришел. Видно, свои идеи надо защищать уже на последней стадии проекта, думал он. Если рассказать раньше, его просто не включат в генплан и все, так что потом кусай себе локти, победить никак не сможешь.

Кто знает, куда бы поставил памятник Ленину первый секретарь, да на счастье его в скором времени забрали в Уфу, на должность министра коммунального хозяйства. Тут же он забыл про Городок, да и возможность влиять на его строительство у него исчезла. Вместо него прислали из обкома партии работавшего там инструктором отдела промышленности товарища по фамилии Гамбаров. У этого стиль работы был как у предыдущего.

В скором времени прошел пленум горкома партии, и этого сорокалетнего чернобрового, с ранней сединой на жестких волосах человека избрали первым секретарем. Он прислан поднимать Городок, об этом сказал в своей речи заведующий организационным отделом обкома. Хотя многие этим переменам обрадовались, Газиз был расстроен.

– Неужели и этот начнет трясти кадры? Вон скольких Ахтаров за два года поубирал, словно пешек с шахматной доски. Неужто снова такая же чехарда? – спрашивал он сам себя. Но озвучить свои мысли он побоялся даже самым близким.

А чехарда и вправду началась – на второй месяц работы Гамбарова в Городке. Сперва он прошелся по промышленности, строительству, торговле. Заменил все начальство своими людьми, большинство из которых привез из Уфы. Поменял и директора только-только отстроенного элеватора. Его любимое выражение было – «башка долой!»

Кажется, от самого процесса замены одних кадров другими он испытывал чувство глубокого удовлетворения. Ему казалось, что он занят весьма значительным и важным делом.

Он и Огаринову на паре заседаний высказал несколько суровых замечаний. Дескать, в Городке преступность выросла. Хотел председатель исполкома сказать о том, что у преступности есть свой ритм, она то растет, то падает, но передумал, счел за лучшее промолчать. Все равно не поймет, да ведь и сам прекрасно знает. В другой раз стал упрекать, что не хватает мест для торговли мелкими товарами. Взял под свой особый контроль. Николай Петрович, как и прочие, чтобы отогнать от себя мух, что называется, вызвал к себе руководителей торговыми предприятиями, ругал их. Распекал. Угрожал снять. Но угрозу свою в жизнь не воплотил. В общем, не стал он дожидаться, когда его снимут, сам написал заявление об увольнении. Бюро горкома партии заявление это удовлетворило моментально, Гамбаров слова даже не сказал против. Вот так два года проработавший председателем исполкома Огаринов «по своему желанию» ушел на элеватор, председателем тамошнего профкома.

Хотя многие и были удивлены таким неожиданным оборотом дела, партийцы и в ус не думали – они привыкли вот к такой кадровой чехарде, это была просто-напросто очередная шахматная рокировка. Все поняли уже, что новый Первый собирает под себя близких ему людей, а к таким делам народ уже давно привычен.

Газиз был искренне огорчен уходом Огаринова. Тот и свободу давал вести дела по своему разумению, и не зажимал, умел прислушиваться к чужому мнению. Интересно, кто же придет на его место? Эта мысль, словно муха, жужжала в голове непрестанно.

Что бы ни было, он решил не обращать внимания на кадровую чехарду в Городке, а целиком сосредоточился на генплане, ежемесячно выезжал в командировки в Уфу, Москву, держал совет со многими и многими сведущими в этой области людьми, старался объединить людей.

Новым председателем исполкома горсовета был назначен некий Рылов, пожилой, уже в годах человек. Хотя фамилией он не вышел, что-то никак не выглядел самодуром. «Неужто не нашли человека помоложе? – удивлялся таким переменам главный архитектор. Хотя разве его кто спросит? Лишь бы не был излишне консервативен», – думал он.

Местные остряки уже перевели эту фамилию на башкирский и между собой звали его Томшокбаевым.

Рылов – из хозяйственников, строитель, был главным инженером. Это вселяло некоторую надежду – может быть, поймет проблемы архитектуры, все-таки ответственный момент – генплан худо-бедно двигался к середине.

На просторы Ирендыка пришла новая весна. Из степи дует теплый ветер, горы давно уже покрылись нежной зеленью, а снег теперь виден только в глубоких ложбинах по краям горных вершин. По вечерам, когда шум Городка стихает, слышно, как шумит речка Тейляс. Сердце стучит сильнее в такие вечера. Вспоминается Газизу, как река его детства Юшатыр несет по перекату мелкие камешки, и какая-то непонятная грусть наполняет душу. Любил он в детстве смотреть с крутого берега, как волна за волной уплывали куда-то. Эх, поднять бы, да и ударить об землю все заботы-печали! Умчаться бы на берег Юшатыра, пройтись по его крутым бережкам. Поклониться бы могиле отца, матери гостинцев привезти – чай-сахар, лимончиком бы обрадовать. Нет ведь, все работа да работа, нет времени поднять голову, передохнуть минуту.

Чем ближе День Победы, тем больше накаляются страсти вокруг двух высоток. У начальника «Башмедьстроя» Рыскулова улыбка с лица не сходила, можно сказать, что он обошел все отделы горисполкома. Однако начальник санэпидемстанции и Газиз своего согласия принимать дома в эксплуатацию не дали, подписей под актом не поставили. Рыскулов вместе с шустрым строителем Сагадатовым пришел к главному архитектору, захватив с собой коньяк. Но Газиз был непреклонен, что называется, не растаял:

– К этим домам даже не подойти, вокруг грязь, битый кирпич, ямы не заровнены, асфальт не проложен.

– Ну, это же мы всегда потом делаем, кустым, – попытался смягчить ситуацию Сагадатов. – Недельная работа, она всегда остается.

– Уберитесь, а я потом подумаю. Я уж не говорю о скверах.

В скором времени Газизу позвонил Гамбаров.

– Ты что, товарищ главный архитектор? Решил показать свое главенство? Ты знаешь, сколько времени осталось до девятого мая? Эти дома в плане празднования, на учете в обкоме партии. Если они не будут введены в строй, башка долой!

Газиз не ограничился простым «ладно». «Красная лента ведь не перерезана, пусть доделают», – не удержался, ляпнул.

– Ты тут, не остри! – взвился Первый. – Если будут придираться, у тебя первого голова полетит. Попробуй только сорвать срок сдачи жилых домов!

Хотя какой уж разговор при таком тоне, главный архитектор не стал бросать трубку, держал ее возле уха, и только когда послышались гудки, положил ее на аппарат. Наутро его уже ждал возле кабинета Рыскулов со своей неизменной улыбкой на лице.

Газиз попробовал позвонить главврачу санэпидемстанции, однако и от него услышал то же самое.

– Да хватит вам спрашивать, – Рыскулов снова улыбнулся. – Мы же сделали что могли. Что будешь делать, если руки выкручивают?

Вот так закончилось строительство первого объекта. Гамбаров при встрече посмотрел на него так, словно хотел просверлить насквозь, не поздоровался, прошел мимо, отвернув голову.

Сагадатов, как и прежде, мучил Газиза выделением земельных участков. Пробовал главный архитектор завернуть пару-тройку тех, кто приходил от него – бесполезно, его беспардонность ничем не прошибешь, упрямо гнет свою линию.

Гамбаров, кажется, попенял и Рылову насчет несговорчивости главного архитектора. Тот поговорил с Газизом, пытался научить уму-разуму, как более опытный человек.

– Ты ведь, Сулейманыч, еще молодой. Подумай о своем будущем. Не старайся перечить партийному начальству. В нашей системе, что делать, партия верховодит. Расти, работай, мужай, набирайся опыта. Ты еще себя покажешь.

– На водопровод они ведь поставили старые, нестандартные краны, – пожаловался ему Газиз. – Пройдет пара месяцев, они начнут выходить из строя. Тогда соседи начнут друг друга топить, сами того не желая.

– Ты ведь и сам там получаешь квартиру, нет? – Рылов улыбнулся, словно намекая, мол, понимаю беспокойство о собственном благополучии. – Поменяй ты эти краны и дело с концом. И соседям скажи.

– Виктор Петрович, разве дело во мне? Дело в принципе. Когда закончится этот бардак?

– Не переживай ты так. Эти порядки в строительстве никогда не кончатся. Разве ты не слышал поговорку – где стройка, там нет порядка?

– Я такое строительство поддерживать не намерен. Больше подписывать акт не буду. Пусть делают что хотят.

– Не поставишь – и так примут, без тебя. А ты будешь на плохом счету. Люди, которые переезжают сюда из бараков, им до лампочки эти старые краны. Думай о том, как строить новые объекты, товарищ главный архитектор!

– Как похитрее все обделать, что ли?

Рылов не обратил внимания на последнюю реплику.

– Ну вот, к примеру, где по твоему генплану будет у нас больница?

– В микрорайоне «Западный». Там и воздух чище, и поспокойнее.

– А вот Гамбаров возмущается. Почему она не в центре? Придется тебе план переделать.

– Виктор Петрович, кто-то передает ему наши с вами разговоры. Как можно больницу строить в центре Городка? Там же и место для рекреации должно быть, и сад какой-никакой. Да и для специализированных корпусов места надо побольше.

– А вот и обоснуешь во время обсуждения генплана. Иначе дело будет плохо.

Настроение у Газиза упало ниже некуда.

– К черту! Этому Городку не нужен знающий архитектор! Давайте, стройте дома один на другом! Эстетика – ноль, удобств для людей – ноль!

Расиля почувствовала настроение мужа, вернувшегося с работы раздраженным, постаралась спокойно это принять. А Газиз уже не хотел слезать со своего конька.

– Ну вот не удается поставить строительство на твердую основу, и все тут! Все в архитектуре разбираются. Один я – нет. Так нельзя, так не получится! На каждом шагу бьют по рукам! Нет, не зря говорят: здесь каждый суслик – агроном!

– Что случилось? – спросила Расиля.

– Что, что! – раздраженно ответил Газиз. – Все случилось! И случается на каждом шагу!

– Что-то наш директор спрашивал о тебе. Как мол, дела на работе? Видно, по городу какие-то слухи ходят о тебе. Что говорят наверху, до народа быстро доходит, ты же знаешь.

– А, понятно! Сагадатов дома все жене сливает, а та директору колледжа рассказывает. Этот твой директор им близкий человек, это Сагадатов сам мне говорил.

– То-то он меня спрашивает, не собрались ли мы переезжать...

Да-а. Лыковый телефон тут работает хорошо. Не успеет Сагадатов «а» сказать, как ему с другого конца Городка «б» говорят.

Газиз старался быть выше всех этих житейских неурядиц-передряг, все свои силы отдавая генплану. Вскоре его первый вариант был готов, можно было показывать людям.

Продолжение следует…