Надейся и жди

А я учился на филфаке и, понятно, относил себя к лирикам. Русская литература для меня – святое дело. Но в глубине души кошачьим глазом зеленела зависть к физикам, особенно она дала о себе знать после появления кинофильма «Девять дней одного года» с Баталовым в главной роли. Так я и жил с двойным дном. Преподавал в школах русский язык и литературу, пописывал рассказики и печатался в местных газетах. Казалось бы, жизнь сложилась, чего желать и чего ждать?

Однако, пробегая по утрам по академическому парку (в то время я переехал с семьей в город Апатиты, где располагался Кольский филиал Академии наук СССР), с легким сердечным замиранием смотрел на небольшие двухэтажные домики, в которых размещались научные лаборатории. Именно тут, считал я, готовятся сенсационные открытия, прославляющие в веках их творцов. Только сам я никогда не буду тут работать, а вот мои сыновья… Они пока учились в школе, но какой отец не прикидывает наперед судьбу отпрысков.

В Апатиты я перебрался из Башкирии, где десять лет трудился в гороно, заведуя методическим кабинетом, поэтому ничего удивительного, что при всяком удобном случае я старался заглянуть в здешний отдел образования вдохнуть полной грудью знакомую атмосферу. И в этот раз я с удовольствием воспринял просьбу завуча забросить в отдел по дороге домой какую-то затребованную начальством бумагу. То, что я заявился ко времени, стало ясно по разом просветлевшему лицу инспектора Виктора Заворотного. Он тут же встал из-за стола, взял меня под руку, как девушку, и вывел в коридор к окну, возле которого курили работники горисполкома, и прошептал:

– Выручай.

– В чем загвоздка? – спросил я.

– Завтра некому везти городскую команду на предметные олимпиады в Мурманск. Одна капризуля наотрез отказалась, хотя на заседании методобъединения физиков никаких самоотводов не заявляла. А теперь обратный ход. Не поможешь? Не возглавишь?

«Интересно», – подумал я про себя и тут же согласился.

Виктор сразу успокоился.

– Сегодня в шестнадцать ноль-ноль я соберу у нас в гороно всю команду, поэтому подходи, познакомишься. Отъезд завтра дневным поездом, – уже по-деловому закончил он.

– А в школе что мне сказать?

– Не бери на ум, я обо всем договорюсь.

Встреча с командой прошла более-менее гладко. Большинство ребят оказались учениками старших классов второй школы, в которой учились мои сыновья. Шефом школы являлся Кольский филиал Академии наук, поэтому ничего удивительного, что у большинства ребят папы и мамы работали в КФАНе. Узнав про мой родительский выбор школы, команда восприняла меня благосклонно. И, как оказалось впоследствии, не прогадала.

В Мурманске нас разместили в одной из школ-интернатов, где все было под рукой: и спальни, и столовая, и учебные кабинеты для конкурсных схваток. В то время предметные олимпиады проводились по математике, физике и химии. Это уже потом стали добавлять другие предметы вплоть до физкультуры и труда. Я до сих пор не скрываю, что подобная массовость мне не по нраву, но никто меня не спрашивает, хотя все понимают, что три кита, на которых держится мировая наука, именно математика, физика и химия, ну, может, еще биология.

В нашу команду вошли пять мальчиков и три девочки. Парней я разместил в одной комнате, а девчата ушли ночевать к какой-то другой команде. Так как назавтра предстоял напряженный день, то вскоре после ужина я предложил юным дарованиям отправляться в гости к Морфею.

Со мной никто не спорил, но скрытое недовольство ощущалось, что меня ни капельки не смутило, ибо владел я эффективным снотворным средством – страшными сказками про вурдалаков, оживших покойниках и просто ведьм. Эти волшебные истории здорово помогали мне усыплять в выездных оздоровительных лагерях и младшие, и старшие отряды. Испытанное средство не подвело и в этот раз: талантливые подростки уже около десяти вечера мирно посапывали, тогда как по коридорам гулко носились другие команды.

Наутро после завтрака началось главное действо: будущих ученых развели по классам и кабинетам, где те приступили к интеллектуальным состязаниям, а нам, руководителям, строго-настрого было предложено коротать время в вестибюле школы или в спальном корпусе. Я вышел на крыльцо, рядом со мной оказался невысокий молодой человек в куртке «Аляска» и поношенной кроличьей шапке. Слово за слово, без экивоков познакомились. Собеседником оказался научный сотрудник физического факультета Ленинградского университета, который прибыл в Мурманск проводить вступительные экзамены среди одаренных ребят в физико-математическую школу № 45 при ЛГУ. Я уже знал о существовании в стране подобных школ, помимо питерской – в Новосибирске и Москве, попасть в которые для обычного ученика было делом непростым. Заинтересованно стал расспрашивать, где размещается школа, какие экзамены сдают при поступлении, куда и как определяются выпускники. Получил исчерпывающие ответы.

– А у тебя самого дети имеются? – спросил молодой ученый.

– Два сына, – ответил я.

– И какого возраста?

– Один в седьмом классе, младший в пятом.

– Как старший учится?

– Нормально. Задачки из «Кванта» решает, словно орехи щелкает.

– Позвони домой, пусть приезжает вечером. Завтра проэкзаменуем и зачислим к нам в восьмой класс.

Позднее я узнал, что в питерской ФМШ восьмой класс был лишь один, а вот в параллелях девятых и десятых классов – по пять. Одиннадцатилеток в те времена в стране не существовало.

А в этот раз у меня перехватило дыхание. Вот он шанс, да только все мимо. Сынишка на зимние каникулы улетел в Башкирию погостить у бабушки.

Молодой ученый прищурился, швырнув окурок сигареты в урну, затем произнес:

– Что ж, оставим тему на год. Тогда сразу в девятый класс.

– Было бы неплохо, – согласно кивнул я.

Заканчивался первый день олимпиады. После выполнения теоретических заданий юные дарования пообедали, а затем отправились на «разбор», где преподаватели объясняли им, как правильно нужно было решить задачи. У юных физиков и химиков впереди был еще один день напряженной борьбы – выполнение практических заданий с приборами и реактивами. А вот у математиков – финиш.

Пока мои подопечные общались с преподавателями, я договорился с директором школы-интерната об автобусной экскурсии по Мурманску, где роль гида отвел самому себе, потому что я не просто хорошо знал заполярный город, но и любил его – здесь я родился, только жить не пришлось, такова судьба. Мои «орлы» и «орлицы», выйдя из классов – кто обрадованный, кто слегка опечаленный – с удовольствием согласились покататься по мурманским улицам и площадям. Проживая в Апатитах, мало кто из них побывал в областном центре. Ничего не поделаешь – северная специфика, зимой учеба в школах, а летом – дорога на юг в оздоровительные лагеря или к бабушкам с дедушками. Мурманск, как ни удивительно, являлся для них далеким экзотическим городом, знакомились с которым они больше по телевизору.

2

Экскурсия удалась на славу, у ребят спало напряжение, они шутили и смеялись. Когда же подъехали к школе-интернату, то выяснилось, что в вестибюле вывесили «простыню» с итогами турнира математиков. Нечего и говорить, что заинтересованные юные таланты толпились у «простыни», туда же ринулись опекаемые мной олимпийцы. Шум, гам, радостные восклицания, и вдруг из этой небольшой толпы показалось печальное лицо Юли Ляцкой, по ее щекам катились слезы.

– Что случилось? – слегка растерянно спросил я.

– У меня одни нули, – едва слышно ответила девочка.

– А на «разборе» ты присутствовала?

– Да.

– И как?

– Вроде бы все нормально.

– Не расстраивайся, Юля, – сказал я, взяв себя в руки. – Утро вечера мудренее, завтра разберемся.

Не знаю как восьмиклассница, но я в эту ночь спал довольно неважно: обдумывал свои завтрашние действия. В оргкомитет олимпиады помимо мурманских педагогов входили методисты областного института усовершенствования учителей, часто участвующие в комплексных проверках школ. После проверок следовали административные выводы. Как тут не вспомнить всем известную поговорку: для мышки сильнее кошки зверя нет. Но с другой стороны слово,

данное Юле, которой, кроме меня, никто не поможет. Начальники же, присутствующие на олимпиаде – представители физико-математического и химического циклов. А я словесник, и, если поскандалю, то не скоро они до меня доберутся. На такой оптимистической ноте и уснул.

Наутро, отправив ребят на завтрак, я помчался на второй этаж в оргкомитет, где было уже многолюдно. В правом углу комнаты сидел руководитель оргкомитета Борис Борисович, инспектор облоно, курирующий преподавание физики в школах области. Глядя на него, я тут же выпалил:

– Команда Апатитов заявляет протест.

– О чем ты? – удивленно спросил Борис Борисович.

– Восьмиклассница второй школы Юля Ляцкая не согласна с выставленными ей оценками. У нее одни нули. Нужно перепроверить.

Борис Борисович вопросительно взглянул куда-то мимо меня, в другой угол кабинета.

– Это невозможно, – ответил за моей спиной женский голос. – Все работы уже уничтожены.

– Тогда разрешите позвонить заведующему облоно Виталию Прохоровичу Манухину, – сказал я и потянулся к телефону.

– Погоди, – успокаивающе произнес Борис Борисович. – Лучше выйди минут на тридцать, наверное, еще не завтракал. Перекуси, а потом заглянешь.

На сытый желудок я уже спокойней заходил второй раз в оргкомитет.

– Ты оказался прав, – сказал Борис Борисович, рассматривая меня своими глубоко посаженными глазами. – Работу перепроверили, поставили 20 баллов, поэтому беспокоить Виталия Прохоровича не стоит.

Даже сейчас мне трудно описать всю гамму радостных чувств, проступивших на лице Юли после сообщенного мной известия. Ребенок всегда остается ребенком. В этот же день проводились вступительные экзамены в ФМШ. Юля показала блестящие результаты.

На вечернем поезде мы возвращались домой с довольно хорошим настроением. Команда поделила первое и второе места с одним из мурманских районов. Наутро я принес в редакцию городской газеты «Кировский рабочий» заметку об интеллектуальной победе. Заметку напечатали. Виктор Заворотный при первой встрече горячо пожал мне руку.

Старшему сыну, вернувшемуся из Башкирии, я рассказал о разговоре с молодым ученым ЛГУ и об открывшихся перспективах продолжения учебы в питерской физико-математической школе.

Он задумался, а потом как-то несмело улыбнулся и сказал:

– Можно попробовать.

Из журнала «Квант» мы узнали адрес заочной ФМШ при московском физико-техническом институте в Долгопрудном. Валера написал туда письмо-заявление, приложив уже решенные задачи, ему стали высылать новые задания, довольно непростые. Он пыхтел, но все же представлял решения заданий к сроку.

В повседневных хлопотах дни пролетали незаметно, и наступил декабрь – время городской олимпиады по физике. Валера где-то простыл, и в день проведения олимпиады температура у него поднялась до 38 градусов с лишком, но он все равно отправился на турнир и стал вторым призером. Его зачислили в городскую команду, потому что по неизвестным мне причинам первый призер отказался ехать на областную олимпиаду.

Виктор Заворотный звонил мне домой и в школу, настаивая, чтобы я вновь возглавил команду, но моя директриса не отпускала меня, хотя в январские каникулы уроков в школе не проводят даже с отстающими учениками. Мне пришлось взять недельный отпуск.

Областные состязания по математике, физике и химии в этот раз проходили в Зеленоборске под Кандалакшей, где нас встретили еще теплей, чем в Мурманске. Мой сынок и тут занял призовое место, успешно сдал экзамены в ФМШ, куда должен был явиться на учебу 1 сентября.

Судьба мне уготовила еще одну встречу с Юлей Ляцкой. Когда 30 августа мы прилетели с сыном в Питер, то в учебном корпусе специализированной школы я увидел в коридоре двух девушек. Одной из них оказалась Юля.

– Вот твой земляк, – сказал я, представляя Валеру. – Может, приглядишь за ним на первых порах?

– Не беспокойтесь, тут и без меня няньки найдутся, парень-то симпатичный, – она слегка задумалась и с надеждой взглянула мне в глаза. – Может, еще мне поможете?

– А в чем дело?

– Поговорите с мамой, чтобы она отпускала меня ночевать в школу. Тут все мои подруги…

Оказалось, что Юля вместе с матерью переехала из Апатитов в Новый Петергоф, где у Ляцких была забронированная квартира, и девушка приезжала в ФМШ лишь на занятия, другие же тут и жили. Я смутился, одно дело воевать с жюри за оценки, но совсем другой расклад – решать с родительницей вопрос, где ночевать ее дочери, поэтому сказал:

– Извини, Юля, твою маму я не знаю. Скорее всего, у нее свои соображения, оспаривать которые не берусь.

Так рухнула вера Юли в мое всемогущество.

Два года спустя в университетскую физико-математическую школу поступил младший сын Алеша, но уже без моего вмешательства. Я был в Вологде на курсах повышения квалификации, а в это время в Апатитах состоялась областная олимпиада по физике. Валера, уже будучи десятиклассником, приехал домой на зимние каникулы. Преподаватели университета привлекли его к проверке экзаменационных работ. Мало этого, попросили Валеру пригласить талантливых ребят из числа знакомых подростков поучаствовать во вступительных экзаменах в ФМШ. Тот, долго не раздумывая, привел младшего брата Алексея, который сдал все экзамены на «отлично». Далее учеба моих сыновей шла по установившемуся в те годы канону: университет, аспирантура, успешная защита диссертаций. Знания, полученные в ФМШ, оказались глубокими и прочными.

Стоит отметить еще одну примечательность – в ФМШ мой младший сын учился в классе с литерой «А», то есть самом крутом, где за физику и математику спрашивали особо строго, и в то же время успешно участвовал в предметных олимпиадах по химии, его любимом хобби.

На Всесоюзных олимпиадах занимал вторые места. Поэтому ничего удивительного нет в том, что он поступил на химический факультет, а не на физический, как старший сын.

Во время успешной учебы, понятно, был на первых ролях. Ему высылало стипендию Менделеевское химическое общество плюс к университетской стипендии. Факультет он закончил с «красным» дипломом. В аспирантуре Фонд Сороса ему выделил грант в несколько тысяч долларов, что для меня, как родителя, было довольно приятной неожиданностью – шли «лихие» 90-е годы, зарплату и пенсию не платили, поэтому помогать сыну в Питере практически не было возможности. Такие вот пироги. Теперь Алеша 23-й год живет и работает в США. Как он там оказался – отдельный рассказ. Стоит лишь отметить, что главным посылом стала наука.