Все новости
ПРОЗА
21 Апреля 2020, 20:00

Девочка со скрипкой

Рассказ (Башкирский Декамерон) – Тансулпан, хочешь стать музыкантом? – спросила меня Зухра.Мне было семь, ей пятнадцать, и мы только что переехали из деревни обратно в Уфу. Мама еще оставалась в деревне, продавала дом и скот, поэтому определить меня в школу было поручено Зухре. А тут как раз открылся набор в специальную музыкальную школу – со всеми общеобразовательными предметами.

– Конечно! – воскликнула я. – Хочу играть на флейте!
Флейта мне очень нравилась.
– Хорошо, – ответила Зухра. – Если ты поступишь, куплю тебе вафельный рожок.
Вафельный рожок продавался в киоске из желтого металла рядом с аркой на улице Ленина. Рожок был из толстой, хрустящей вафли, которую продавщица заполняла мягким мороженым из аппарата, а сверху можно было посыпать шоколадом или орехами. Я больше любила орехи.
На следующее утро Зухра заплела мне косу, одела меня в нарядное синее платье, купленное вместо школьной формы, и мы пошли поступать.
В большом зале старинного здания из красного кирпича сидели несколько человек, а еще один мужчина – за роялем. Он сказал мне:
– Ты отвернись, я сыграю одну ноту, а ты попробуй ее найти.
Пианино у нас было, до этого я разучивала гаммы и простые мелодии, поэтому ноту нашла сразу. И так несколько раз, я отворачивалась, он играл разные ноты, и я каждый раз их находила. Каждый раз он довольно покачивал головой. Потом он сказал:
– А теперь я буду хлопать в ладоши, а ты попробуй повторить.
Он хлопнул несколько раз. Я повторила.
Тогда он переглянулся с остальными сидевшими за столом, и сказал:
– Девочка, а на каком инструменте ты хотела бы играть?
– На флейте! – ответила я.
– А может, пойдешь на скрипку?
На скрипку так на скрипку! Перед моими глазами было мороженое в огромном вафельном рожке, посыпанное орехами, которое я буду есть, когда мы выйдем из школы.
* * *
Так я поступила в ССМШ. Общеобразовательные предметы у нас были до обеда, а после обеда – специальность, у каждого своя.
– Тансулпан, у тебя слишком длинное имя, давай я буду звать тебя Танечкой? – предложила мне классная руководительница Валентина Степановна.
– Если вы будете звать меня Танечкой, я совсем не буду вас слушаться, – ответила я.
– Хорошо, – рассмеялась Валентина Степановна, и с тех пор называла меня Тансулпаночкой.
* * *
То были времена дефицита, но мама откуда-то достала очень маленькую скрипку – восьмушку. Потом, когда подрасту, я должна была перейти на скрипку побольше – четвертинку, когда стану подростком – на половинку, а когда стану совсем взрослой – на целую. Но до этого была целая вечность, а пока я должна была заниматься с очень строгой учительницей по специальности – Лилией Феликсовной.
Я очень ее боялась. Я безропотно ходила к ней домой на дополнительные занятия, не пропускала специальность, хотя с других уроков убегала, когда захочется, и пряталась от учителей – за закрытыми дверями дополнительных выходов, под боковыми коваными лестницами – я знала все тайные уголки школы.
Однажды Лилия Феликсовна сообщила мне, что мне лучше оставаться на продленку, чтобы было легче посещать специальность, и после уроков повела меня на обед. Я впервые была на школьном обеде – обычно мы здесь ходили только на второй завтрак, а после уроков уходили домой.
Лилия Феликсовна купила мне первое, второе, салат, выпечку и чай. Еда заняла почти весь стол.
– Ешь суп, – велела мне Лилия Феликсовна.
Я начала ковыряться ложкой в супе. Мне больше хотелось второго, и мне хватило бы его. Я вдруг поняла, что ни за что не смогу доесть эту огромную тарелку супа, не то, чтобы весь этот обед.
И залилась слезами. Я безутешно рыдала, пока Лилия Феликсовна не увела меня на специальность.
* * *
Моя старшая сестра Гульназ, недавно вышедшая замуж, тем временем приехала из деревни в роддом, чтобы родить первенца. У нее родился мальчик.
После школы я не стала заходить домой, а проехала до конечной – там находился роддом.
– Гульназ-апай! – крикнула я в окно палаты, расположенной на четвертом этаже. У окон всегда кто-то караулил – телефонов тогда не было, и все разговоры, даже зимой, происходили через форточки. Сопалатницы подозвали мою сестру.
– Не давай малышу имена моих сыновей! – крикнула я.
– А как будут звать твоих сыновей? – спросила Гульназ.
– Буранбай, Бурангул, Иремель, Кагарман, Тулумбет… – начала перечислять я.
– Хорошо, – пообещала Гульназ, – не назову.
Я успокоилась и пошла домой, волоча огромный футляр со своей скрипкой.
А Гульназ сдержала обещание и назвала сына Айгизом. Моих сыновей так не звали.
* * *
Наступила зима. Наш класс повели кататься на коротышках, я упала и сломала правую руку. Руку загипсовали, и я этому очень радовалась – мне не придется играть на скрипке!
Потом к нам в гости пришла моя сестренка Лейла, тоже незадолго до меня сломавшая руку, и дала мне фору – ее рука была сломана сильнее моей! Моя была загипсована только до локтя, а у нее – выше локтя. Она тоже заметно гордилась этим.
* * *
В середине года мама, работавшая в министерстве образования, возмутилась тем, что в нашей школе нет башкирского класса, и добилась его открытия. Когда я вошла в свой новый класс, вдруг увидела, что там одни мальчики – почти все были из района и жили в интернате. И вдруг, среди мальчиков в одинаковых синих костюмах, я увидела маленькую черноглазую девочку с двумя короткими косичками с белыми бантиками.
Это была Альфия. Я полюбила ее с первого взгляда, и с тех пор мы стали неразлучны.
Классной руководительницей стала молодая учительница Зилия Барыевна. Я доводила ее до слез – уходила из класса, когда хотела, или убегала под рояль, если становилось скучно сидеть за партой. Она пыталась меня вытащить из-под него указкой, но не доставала – я забивалась в самый угол.
Но Альфия была очень прилежной и хорошо на меня влияла.
* * *
Однажды Зилия Барыевна сказала, что мы пойдем на экскурсию в мечеть. Велела нам с Альфией принести платки и отпроситься со специальности тем, у кого она приходилась на время экскурсии. Но Лилия Феликсовна меня не отпустила.
После уроков весь класс пошел в мечеть, а я сидела на специальности, и, пока Лилия Феликсовна заканчивала урок с другой ученицей, заходилась в рыданиях.
– Почему ты так сильно плачешь? Куда вы должны были пойти? – подошла ко мне Лилия Феликсовна, освободившись.
И я поняла, что не знаю, как будет мечеть на русском.
– В… в… башкирскую церковь! – проговорила я и заплакала еще горше.
И ей все равно пришлось отпустить меня, потому что играть я уже не могла.
* * *
Мальчики нашего класса в большинстве своем жили в интернате. Однажды я увидела, как мальчик Артур, барабанщик, принес лотерейные билеты. Я впервые видела такую красоту! Конечно, цифры были уже стерты, но это было совсем неважно, и я попросила его продать мне один. Артур с удовольствием согласился, и предложил устроить магазин. Мальчики будут приносить товары, а мы с Альфией – городские девочки – будем их покупать.
Идея нам очень понравилась, и уже на следующий день мальчики разложили на парте множество девичьих украшений. Мне приглянулись заколка в форме бантика и белый лакированный ремешок. Я купила их, не торгуясь, и почти каждый день носила их в школу. Альфия тоже что-то себе купила.
Нам с Альфией даже и не приходило в голову, откуда у интернатских мальчиков могло взяться все это богатство.
* * *
Автобусы в те времена ходили битком набитыми. Я каждое утро садилась на единственный маршрут, ходивший из моего дома в ССМШ – 18-й, это был большой желтый икарус. За моей спиной был портфель, в руках – скрипка. Я очень радовалась, когда удавалось пробраться к лестнице передней двери – там было удобнее всего ехать.
Тогда я зачитывалась историями о моем любимом герое Карлсоне. Карлсон был свободен и мог летать, куда захочет.
Тогда мне и пришла мысль – а почему бы мне не стать Карлсоном? Нажал на кнопку на животе – и полетел в школу. Я поделилась соображениями с Альфией.
– Твой папа ведь инженер, – сказала я. – Пусть он сделает для нас пропеллеры!
Мы с Альфией разработали маршрут. Утром она вылетает из Новостройки, а я из Зеленой рощи. Встречаемся на крыше самого высокого в тех краях здания – Дома Печати, немного отдыхаем и дальше летим в школу вместе.
Папе Альфии наша идея не понравилась. Он объяснял ей, что невозможно сделать такую простую конструкцию, как у Карлсона, чтобы нажал на кнопку – и полетел. Альфия приходила в слезах и пересказывала мне его слова.
– Но ведь у Карлсона получается? – возражала я. – Значит, твой папа просто не хочет делать пропеллеры. Поговори с ним еще.
И Альфия снова уходила домой, чтобы убедить папу. Так продолжалось довольно долго. В конце концов измученный папа пришел к нам домой.
– Марьям-апай, что мне делать? Я теряю авторитет перед дочерью. Я пытаюсь объяснить ей, сколько нужно топлива, чтобы поднять массу ее тела, что для этого нужны огромные лопасти, и что технически невозможно воспроизвести такую простую конструкцию…
– А вы пообещайте! – вдруг посоветовала моя мама. – Скажите, что начали делать одну деталь, можете даже принести и показать ее. Потом закажете какую-то деталь из-за границы, а пока девочки будут ждать ее, уже увлекутся чем-нибудь другим.
Так оно и случилось. Пока папа Альфии мастерил для нас пропеллеры, мы уже успели стать партизанами.
* * *
Как-то я заметила, что один мальчик из третьего класса очень красив. Он был красив, как Питер Пэн из фильма, но даже еще лучше, потому что у него были светлые волосы и зеленые глаза.
– Питер Пэн! – кричали мы с Альфией, едва завидев его.
В конце концов он стал от нас убегать.
– Питер Пэн! – весело кричали мы и бежали за ним.
* * *
Я открыла глаза в свой восьмой день рождения и спросонья успела заметить, что со мной рядом на подушке стоит что-то чудесное. Это была розовая шкатулка. А внутри! Она была полна разных колечек и других украшений! Мои сестры долгое время искали и копили для меня эти украшения, когда ничего не было в магазинах.
А самое красивое колечко называлось «Поцелуйчик». Это были два железных шарика, спаянные между собой, на таком же простом железном колечке.
Я носила его, не снимая. После каникул мы всеми параллельными классами пошли кататься с горок на Советскую площадь. Было страшное столпотворение, дети катались с горки, а внизу ударялись друг об друга, кричали и плакали. Я же, едва скатившись, ловко перекатывалась с ледяной дорожки на снег и избегала столкновения с другими детьми.
– Посмотрите, как катается эта девочка! – кричали преподавательницы. – Делайте так же!
Гордая, я вернулась домой, и вдруг с ужасом обнаружила, что Поцелуйчика нет. Я плакала, но через несколько дней свыклась с потерей.
И вдруг, спустя долгое время, Альфия приносит мне мое колечко.
– Я нашла их на снегу, шарики отлетели от кольца, – сказала она. – Мой папа их припаял обратно.
* * *
– Ты отвратительно выступила! – журила меня Лилия Феликсовна. – Если бы ты прилежно занималась, из тебя бы вышла отличная скрипачка! Вот смотри, как хорошо занимается Ильшат Муслимов!
Ильшат учился на класс старше меня и тоже был любимым учеником Лилии Феликсовны.
Потом он вырос и стал известным скрипачом.
* * *
Все было так хорошо, пока не появилась Оксана. Оксана была из деревни и жила в интернате. Я невзлюбила ее сразу, потому что Альфия твердо решила, что мы должны дружить все втроем. Я говорила гадости об Оксане, но Альфия была непреклонна, и тогда я испугалась, что она может перестать дружить со мной. И мне пришлось смириться с тем, что теперь нам придется ходить везде втроем.
* * *
Тогда в Уфе произошел взрыв на заводе и выброс фенола в воду, и мы оказались в числе тех, кто пострадал. У меня появился гастрит и стали болеть почки, а еще я покрылась какими-то красными пятнами. Мама решила, что нужно меня увозить, и выбрала свое родное село Исянгулово на самом юге Башкортостана.
Но очень переживала, что там, в музыкальной школе, нет класса скрипки. А я всегда любила фортепиано, и мысль о том, что теперь фортепиано станет моей специальностью, только радовала меня.
– Я не так давно встретила в автобусе одну девушку, – сказала мне мама. – Она рассказала, что училась на скрипачку, но бросила, и очень об этом жалеет. И она говорила, чтобы я ни за что не позволяла тебе бросать.
– Не беспокойся, – говорила я ей. – Я все равно не посвящу жизнь музыке. Потому что композитором мне не стать, а музыкой стоит заниматься, только если становиться композитором. А быть всю жизнь исполнителем и сидеть в оркестровой яме не хочу. Поэтому я брошу скрипку.
* * *
В деревне я очень скучала по Альфие и писала ей длинные письма со стихами, которые сочиняла сама. Она тоже присылала мне письма со своими стихами. Но как-то раз я прочитала в книге стихи, которые очень мне понравились. «Пошлю-ка я их Альфие», – подумала я и переписала их в письмо, не сказав, что они не мои. Письмо случайно увидел брат, узнал стихи и строго со мной поговорил, объяснив, что плагиат – это плохо.
* * *
Много лет спустя, уже после возвращения в Уфу, мама вернулась домой с просветлевшим лицом. Она встретила другую девочку со скрипкой.
– Я все-таки была права, что не стала тебя заставлять заниматься скрипкой, – сказала она.
Другой девочкой была Зифа, дочь моей преподавательницы по фортепиано. Это был ее первый учебный день после каникул, и она то и дело прижимала к себе свою скрипку.
– Как я по ней соскучилась! – восклицала она и обнимала футляр.
– Оказывается, можно так любить свою скрипку, – заключила моя мама. – А ты же ее всегда ненавидела.
* * *
Почти тридцать лет спустя я пошла в гости к одной подруге, а у ее парня была скрипка. Он предложил мне поиграть на ней. Я взяла скрипку. Пальцы неумело двигались по струнам, подбирая “Семь девушек” – простую башкирскую мелодию. Выходило какое-то невнятное мычание. Фальшь резала уши. Но с каждой секундой мелодия звучала все увереннее, и вдруг пальцы начали усложнять мелодию, играя ее вариации. Удивительно, что за все это время я не забыла, как держать скрипку, и как играть на ней.
Вернувшись, я поделилась этим с матерью.
– Оказывается, я перестала ее ненавидеть.
– Так ты ненавидела не скрипку, – вдруг сказала мне мать. – Ты просто очень боялась свою учительницу. Ведь она была очень строгой.
Тут я расплакалась. Мне стало ужасно жаль эту маленькую непоседливую девочку, которая еще не могла оценить величия этого инструмента, не хотела проводить часы за занятиями, и так и не смогла полюбить скрипку. Я не жалею, что бросила ее. Без этого моя жизнь не сложилась бы такой, какая она есть сейчас. «Здорово же тебя побросало», – заметил Ильшат Муслимов, когда я рассказала ему, как сначала ушла в художники, а потом в режиссеры.
Но все же было бы здорово, если бы на стене у меня висела скрипка.
Тансулпан БУРАКАЕВА
Группа Башкирского Декамерона: https://www.facebook.com/groups/755532185202978/
Читайте нас: