Действительный залог. Часть десятая.

Газ оказался нечищенный, неоднородный, шел с промыслов, где выходил от скважин, как попутный к нефти. Его раньше сжигали в «факелах», которые все видели на промыслах, что напоминало топку печки банкнотами. А теперь решили пустить на переработку и направили к нефтехимическим заводам. Прогресс. Но, как часто у нас, чужой опыт решили «советизировать». Если в Америке этот ШФЛУ (широкая фракция легких углеводородов) шел по трубе диаметром максимум полметра и перекачивающие станции стояли близко, через каждые 50, помнится километров, то у нас трубу забабахали диметром в 2 метра, а станции перекачки – и контроля! – заложили в 200 км друг от друга. Как и привыкли на магистралях, по которым идет природный, почти однородный газ. В Америке и длины-то такой не было у трубопроводов, по которым шел ШФЛУ, там все расстояния до химпотребителей были максимум пару сотен миль.

В школе я был отличником по химии и, готовя расследование, понял экспертов, которых удалось найти. Широкая фракция – значит, по трубе одновременно шли потоки газа самой разной плотности, да и разных химических свойств. Соответственно, скорость движения у них была разная, способность «кооперироваться» – тоже. «Метил этил пропил бутил» – вспомнил я школьную дразнилку, впрочем, соответствующую положению дел в газовой среде. В трубе, кроме этих веществ, были и более сложносочиненные, практически – лучший бензин. А насосные станции не успевали следить за состоянием огромного потока – и летучего, и полужидкого одновременно, более того, мировая наука не накопила представлений о том, как он себя должен вести – в магистральной огромной трубе. Вот он и давил на ее стенки с самой разной силой, в разных местах. Вот и рвануло...

Кто же готовил этот «революционный проект»? Институт, которым руководил молодой доктор наук. Сын недавнего первого секретаря Башкирского обкома партии Мидхата Закировича Шакирова. Я это прямо в материале не указал, но институт и директора назвал. Расследование заняло в газете целую полосу, сразу начались звонки от самого разного начальства, следователи благодарили за подсказки. Но... Главного сына в обиду не дали, прораба осудили. Шакиров оказался сильным, но и моя статья не забылась, помогла в начинающейся «гражданской войне» за справедливость.

Я до этого немало поездил по трассам – от афганской границы до мордовской тайги, по всей стране их тянули башкирские тресты. Даже управление гигантскими трубопроводами находилось во дворе нашего уфимского дома, так что причастность ощущалась каждый день. И не по себе было и до улутелякского кошмара. В стихах это выглядело довольно откровенно, кажется, даже опубликовал в том же «Ленинце», так что не только расследованиями пытался пробудить массы...

Вести с трассы

Ломают ветку великой реки,

жгут бурыми пятнами небо, как листья,

волчанка! Оволчились – чешут клыки

о лица ещё поднимающих лица.

Не падают тени в прогнивших лесах,

на просеках падают трубы под землю,

бесцветного запаха муторный страх

по ним за границей курс марки подъемлет.

Чужое! – и сердце за кайф отдадут,

рабы наслажденья украденной коркой…

Какая любовь – такой атрибут:

глотнув, поцелуй исполняют под «Горько!»

Не волчья ли свадьба бикфордовых труб

кружит под лесами и реки пронзает?

Не звёзды, не сварка искрит на ветру,

а стая волков обложила глазами.

Получалось в наших тревогах, что экологическая безопасность – такая площадка, на которой, пока не выявились в бывшем монолитном советском обществе «кружки» по реальным интересам, можно соединять просыпающихся людей, учиться вместе с ними отстаивать свои кровные требования. Находить новое большинство, никого не отталкивая непонятными идеологическими ярлыками, расширять русло перестроечного «прорыва», оставаясь легально-признанными членами общества, начинать борьбу за права с госмашиной. Учиться читать писаные законы, искать и запоминать новые, неписанные методы противостояния ей. Разрабатывать обращенный ко всем, вплоть до противников, ясный и не демагогический язык.

Продолжение следует…

Часть девятая

Часть восьмая