Чекан Адама. Книга ритма жизни. Часть двадцать вторая

И вот маленькое наблюдение – я проанализировал едва ли не сто первых воспоминаний и все, кроме одного или двоих, согласились, что есть в этом сермяжная правда. При этом процентов девяносто согласились с тем, что они и правда время от времени делают то одно, то другое согласно своего ритма.

А вот человек десять сказали, что никогда, ни при каких обстоятельствах они не откажутся от одной стороны своих качелей, тогда как другая внушает им всяческое презрение и делать они этого не собираются, иначе им будет скучно и неинтересно жить.

Ну понятно, что эти люди негибкие с самого детства. Когда таких в обществе становится до тридцати процентов, начинается гражданская война. Так-то вот.

Интересно? Своим френдам могу проанализировать их первое воспоминание и определить ритм жизни.

68. Ритм жизни Гоголя

Исполнилось 200 лет со дня рождения Гоголя. Самое время поразмышлять о его ритме жизни. Заглянем в Интернет и сразу увидим, что он, как всякий настоящий писатель, рассказал о своем самом первом воспоминании. И даже о втором:

«А.О. Смирнова в своей "Автобиографии" рассказывает со слов Гоголя, как однажды он остался один среди полной тишины. "Стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность". Тишину эту нарушила кошка. Мяукая, она осторожно кралась к Гоголю. Ее когти постукивали о половицы, ее глаза искрились злым зеленым светом. Ребенок сначала прятался от кошки, потом схватил ее, бросил в пруд и шестом стал ее топить, а когда кошка утонула, ему показалось, что он утопил человека, он горько плакал, признался в проступке отцу. Василий Афанасьевич высек сына. Только тогда Гоголь успокоился.

Другой рассказ Гоголя из его детства касается таинственных голосов.

"Вам, без сомнения, когда-нибудь случалось слышать голос, называющий вас по имени, когда простолюдины объясняют так: что душа стосковалась за человеком и призывает его; после которого следует неминуемо смерть. Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов. Я помню, что в детстве я часто его слушал, иногда вдруг позади меня кто-то явственно произносил мое имя. День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на дереве не шевелился, тишина была мертвая, даже кузнечик в это время переставал, ни души в саду; но, признаюсь, если бы ночь самая бешеная и бурная, со всем адом стихии, настигла меня одного среди непроходимого леса, я бы не так испугался ее, как этой ужасной тишины, среди безоблачного дня. Я обыкновенно тогда бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием из саду, и тогда только успокаивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек, вид которого изгонял эту страшную сердечную пустыню" ("Старосветские помещики").

http://revizor.net/bio_mat_detstvo.php

Разумеется, Гоголь был медиум. Но это ничего не объясняет, если мы не разберем его воспоминания. В них ясно видна оппозиция – «страшная сердечная пустыня» и «попадался навстречу человек». Подтверждением тому служит отрывок из письма матери (оттуда же) "Я помню: я ничего в детстве сильно не чувствовал, я глядел на все, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне. Никого особенно не любил, выключая только вас, и то только потому, что сама натура вдохнула это чувство. На все я глядел бесстрастными глазами; я ходил в церковь потому, что мне приказывали, или носили меня; но стоя в ней, я ничего не видел, кроме риз, попа и противного ревения дьячков. Я крестился потому, что видел, что все крестятся. Но один раз, – я живо, как теперь, помню этот случай, – я просил вас рассказать мне о страшном суде, и вы мне, ребенку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказывали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешников, что это потрясло и разбудило во мне чувствительность, это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли". (Письма, I, 260).

Вот, собственно, и жизнь Гоголя – у него включалось Видение, и он прозревал людей такими, какими их созерцает, должно быть, Бог с невообразимых высот непостижимого разума со всеми достоинствами и недостатками, но и как часть вечного гигантского механизма, в котором мы не более, чем жалкие, а может быть, вообще нестоящие внимания частицы. Именно эти состояния диктовали ему те строки и страницы, которые мы называем сатирическими, хотя в них нет никакой сатиры.

Но потом включалась человеческая сущность, ощущение пустыни и Гоголь плакал над судьбами людей, шел к ним, искал тепла, писал те страницы, что пронизаны этим светлым чувством. А потом цикл повторялся.

Немудрено, что он не был женат – жениться надо быть чуточку снисходительным. Не думаю, что он страдал каким-то извращением, просто он был очень редким человеком на земле.

Продолжение следует…

Часть двадцать первая

Часть двадцатая

Часть девятнадцатая