Жизнь, жизнь. Не только о себе. Часть десятая

Как-то в районном Доме культуры ставила дипломный спектакль выпускница Стерлитамакского культпросветучилища Зайтуна Акберова. Желающих играть было много, и среди них девушки – одна другой краше. Мне досталась роль бабушки, которая получает письмо с фронта и бежит к соседям, чтобы поделиться радостью. Я придумала себе наряд военного времени – с самосвязанными белыми чулками, калошами, фартуком, «бабушкиным» платьем с оборками. Меня загримировали, нарисовав на девичьем лице какие положено морщины, а походку и жесты я отработала во время репетиций, подражая соседским бабушкам. Видимо, роль у меня удалась, потому что по всей длинной улице имени Героя Советского Союза Миннигали Губайдуллина меня останавливали старушки, зазывали пить чай и говорили: «Подожди, время летит быстро, и опомниться не успеешь – станешь такая же!».

Спектакль принимала методист из Уфимского дома творчества и выделила меня из общей массы: «Не может быть, чтобы ей было всего 19 лет – такой голос, такая пластика!». Я сподобилась услышать эту похвалу лично и тайно загорелась: «Буду актрисой!». Наступило уже второе лето после бегства из университета, и родители настойчиво напоминали о необходимости высшего образования: «Десять классов теперь заканчивают трактористы и доярки! Если хочешь чего-то в жизни добиться, надо учиться дальше!». Я повторяла историю и литературу в состоянии все той же неопределенности. Где-то в глубине души понимала как будто, что и театральная карьера не для меня, хотя и пела, и танцевала в ансамбле народного танца, уж не говоря о «блистательно» сыгранной роли в народном театре.

Судьба, подстерегающая за углом

Узнала как-то, что в Уфе второй год работает Институт искусств, где учат на актеров. В самом конце июля 1968 года собрала вещички и отправилась «поступать». Институт находился на улице Ленина, прямо напротив старинного здания Оперного театра, через дорогу. Огромная входная дверь с литой фигурной ручкой показалась мне роскошной. Люди, входившие и выходившие из здания Института искусств, явно принадлежали к миру искусств: элегантно и дорого одетые мужчины и женщины, красивые нарядные девушки и юноши. В моем тогдашнем понимании я не тянула даже на то, чтобы переступить порог этого здания, и понуро поплелась в сторону «Детского мира», перешла наобум улицу и оказалась напротив педагогического института, расположенного на улице Октябрьской революции. Вошла в серое здание, следуя указателю «Приемная комиссия». Был последний день приема документов. В комнате приемной комиссии сидела одна-единственная девушка, которая принимала документы на факультет иностранных языков. Так я стала абитуриенткой во второй раз.

Первый экзамен по английскому языку сдала на «тройку». Неудивительно – учителя английского языка у нас после седьмого класса практически не было. В десятом классе английскому нас учили две девушки, окончившие специализированную английскую школу в Уфе. Учили, как могли. Я еще считалась самой лучшей – могла каким-то образом переводить с английского на русский. Перед каждым уроком переводила громко для всего класса, чтобы у одноклассников было хоть какое-то представление о содержании очередной темы из учебника английского языка.

После экзамена я позвонила домой и попросила у мамы разрешения вернуться: «Все равно не поступлю с тройкой по профилирующему предмету». Получила разнос: «Не вздумай! Сдавай дальше!». Сочинение написала на «четыре». Стало обидно – в школе я писала сочинения только на «отлично». Историю сдала также на «четыре» – плохо запоминаю даты. Экзамен по литературе сдавала уже по инерции, зато на «отлично». Читала наизусть Пушкина – видимо, тема попалась заводная. Уже не помню, какая. Меня терпеливо выслушали. Экзаменатор, милая женщина с теплым, ласковым взглядом даже сделала попытку уговорить меня переложить мои документы на филологический факультет: «На филфак у вас точно проходной балл, а на иняз – вряд ли». Со средним баллом «четыре» меня приняли на факультет иностранных языков как абитуриентку из сельской местности, где учителей иностранных языков всегда не хватало. Надеялись, что я буду работать на селе.

Добрые преподаватели из пединститута

Группа подобралась разнокалиберная – наполовину она состояла из выпускников специализированной английской школы из Уфы, которая была по уровню владения английским на голову выше второй половины – большей частью выпускников сельских школ. Первая половина в первом семестре расслабилась, а вторая половина упорно карабкалась, чтобы догнать их, и небезуспешно. Первые два месяца я опять пребывала в тихой панике, хотя добросовестно выполняла все задания и упражнения. Преподаватель по основному предмету, Александр Павлович Грибановский, с нами явно тосковал: подолгу смотрел и даже курил в окно прямо в аудитории. По-русски говорил с акцентом, был из семьи репатриантов, недавно вернувшихся в Союз из Бразилии. В октябре мои рыдания после «двойки» за диктант вынудили его немного вглядеться в меня, и он неожиданно произнес несколько утешительных фраз: «Все у вас получится, не расстраивайтесь!». От добрых слов полегчало.

Нас, не умеющих строить простые предложения на английском языке, он почему-то прозвал «кавалеристами» и давал задание учить дома наизусть по полстраницы адаптированного текста. Предмет назывался «Домашнее чтение». Прочитанное дома со словарем нужно было в аудитории пересказывать, используя новые слова и выражения. Заметив, что я начала строить пересказ самостоятельно, он первой исключил меня из числа «кавалеристов». Постепенно мы набирались уверенности, подтягивались до уровня «городских». Зимой сдала все три экзамена на «отлично». На экзамене рассмешила преподавателей своим рвением и запалом. Временами у меня, похоже, прорывалось артистическое вдохновение, забавлявшее окружающих.

Нелли, экзамены и баня

Неля Мухамадеева, на мой взгляд, была самой красивой девушкой в общежитии. Матово-белая кожа, огромные карие глаза, лохматые черные ресницы, пышные каштановые волосы, гордая девичья осанка. Носила красивое густо синее платье с белым кружевным воротничком. Сошлись мы на почве уважения к бане. На первом этаже общежития были душевые кабинки, но, если человек познал баню, он от нее уже не откажется. После сдачи зачетов и экзаменов я интуитивно снимала стресс (тогда о нем и не слыхивали) в бане. Баня действительно снимала напряжение – и душевное, и мышечное. Становилось легче дышать, двигаться – в общем, жить.

Сильно близорукая Венера Шарипова из нашей комнаты № 503 с трудом ориентировалась в заполненном паром банном пространстве, и мы, по мере необходимости, подносили ей шайку со свежей водой. Крошечная Наташа Швецова еле поднимала даже неполную шайку. Вернувшись в общежитие, долго чаевничали с медом, вареньем, свежими булочками и душевными разговорами – о детстве и юности, о преподавателях, о домашних, и, конечно, о любви.

Появились первые «ухажеры». За мной ухаживал Миша Карев, высокий ослепительно рыжий молодой человек с зелеными глазами, из городской еврейской семьи. Он учился в авиационном институте и жил вдвоем с мамой на проспекте Октября. Один раз я даже была у них в гостях. Квартира показалась мне неимоверно шикарной, мама – чрезвычайно элегантной и любезной. Миша был настолько умный и начитанный, что я его боялась и стала избегать. Подучила девочек из своей комнаты в общежитии говорить ему, что меня «нет дома». К тому же, моя первая любовь служила в армии. Положено было верно ждать.

Продолжение следует...

Часть девятая

Часть восьмая

Часть седьмая

Часть шестая

Часть пятая

Часть четвёртая

Часть третья

Часть вторая

Часть первая