У истоков жизни. Проволочное детство. Часть четвертая

Хотя Виктория Павловна каждый раз отчитывала сына за то, что тот торчит на холоде, Валентин упорно продолжал караулить в коридоре для посетителей. К тому же это было развлечение – пойти и позвать кого-то из своих товарищей, произнеся самую желанную для маленького больного фразу: «К тебе пришли!»

Вот как-то раз одна интеллигентная женщина попросила Валентина пригласить ее дочь Олю. Мальчик, не думая ни о чем таком плохом, отправился в палату девочек, смело открыл дверь и застыл с разинутым ртом. Девочка в одних беленьких трусиках, спиной к двери, лежала на кровати, а врачиха прослушивала ее стетоскопом. Вокруг толпились соседки по палате.

– Мама к Оле пришла! – воскликнул Валентин.

Вся палата дружно прыснула, а девочка обернулась с совершенно серьезным лицом.

Валентин в недоумении вышел. Чего он сделал не так? И какие все-таки глупые существа эти девочки, хотя и интересные, и странные. Зачем стоять и пялиться на свою соседку? Девочки что, друг друга в трусиках не видят?

Несколько дней спустя Валентин стал пленником двух восьмиклассниц-кобылок. Мальчику они показались настоящими тетеньками. Может быть еще потому, что ходили в байковых оранжевых, с синими цветочками, халатах. Для одной девушки не нашлось койки, и она лежала на раскладушке в коридоре.

Зажав мальчика с обеих сторон, девушки по очереди читали ему сказки про разбойников. А потом тащили в столовую, смотреть переносной телевизор. (Телевизор принесли какому-то мажористому парню. Своего, больничного телевизора, разумеется, не было).

Так продолжалось пока по телевизору не показали «Уроки французского» по рассказу Валентина Распутина. От сцены, в которой герой прощается с матерью, а ту увозит из города полуторка, мальчик расплакался. Попытки девушек успокоить юного зрителя не увенчались успехом. В конце концов они цыкнули на своего протеже, чтобы не мешал смотреть и Валентин понял, что жизнь – юдоль полная скорби.

Забегая далеко вперед, скажу, что когда Ребровы переехали из Черниковки, Валентина стала преследовать рослая восьмиклассница. Еще издали завидев Валентина, она кричала на всю Ивановскую: «Эй, Ребров, дай я тебе ребра пересчитаю!» Она ходила с толпой девчонок, которые смотрели ей в рот. Восьмиклассница отличалась крепкими кулаками и, по слухам, сломала нос своей подруге.

У мажористого парня нашлась долгожданная книга – «Волшебник Изумрудного города» с классическими рисунками Леонида Владимирского. Точнее, та часть сказочного сериала, в которой рассказывалось о семи подземных королях. Но, как ни странно, в больнице этот суперхит у Валентина не пошел.

Зато Ребров-младший не остался без подарка на Новый 1986 год. Мать принесла Бог знает где добытую книгу Клайва Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф». По иронии судьбы, это тоже был сериал – знаменитая «Нарния». Валентин влюбился в волшебную историю про заснеженный лес, фавна и… белокожую и черноволосую колдунью. Он долго не мог оторвать взгляд от иллюстрации, изображающую величественную королеву зла. Валентин слышал завывание зимней метели, ощущал снег на своих руках и вкус… рахат-лукума, которым Джадис соблазнила Эдмунда.

Валентин, как и полагается развитому советскому ребенку, быстро разобрался с сюжетом, с Англией, с гномами и прочей западноевропейской фольклорной братией. Его смутило лишь то, что мальчиков в книге называют сыновьями Адама, а девочек – дочерьми Евы.

Из веселой палаты Валентин вылетел по недоразумению. Как-то раз ребята баловались: ненадолго зажимали яремную вену, на несколько секунд теряя сознание. Валентин сначала не соглашался, но потом любопытство и боязнь прослыть слабаком – пересилили. Эксперимент прошел удачно, да так, что мальчик свалился за кровать.

Во время свидания с матерью, Валентин с восторгом рассказал об опасных опытах. Но Виктория Павловна юмора и оригинальности способа познания мира не оценила. Она подняла шум, добравшись до заведующей.

И вот, когда Валентин лежал и листал учебник географии одного из мальчиков (на странице был изображен вулкан в разрезе), к нему пришла врачиха, чтобы отвести в детскую палату этажом выше. Валентина проводили презрительным молчанием. Мол, сдал своих. Но что мог сказать мальчик в свое оправдание? То, что он не думал никого выдавать?

Теперь роль Валентина изменилась. Из самого младшего в палате он сделался самым старшим. Медсестры оказались недовольны появлением «неформатного» пациента.

Между тем Валентин, заряженный страшными историями и книжкой про колдунью, чуть до слез напугал одну девочку (палата для маленьких мальчиков и девочек была общей). Медсестры, воспользовавшись предлогом, ополчились на Валентина. Мол, что ты такой большой среди малышей делаешь? Дело запахло долгожданной выпиской.

Но Викторию Павловну не так просто было провести. Не доверяя врачам, она повезла в тот же день сына на прием к профессору. Доктор, прослушав ребенка, только и сказал:

– Какая выписка?! У него хрипы!

И Валентина снова водворили в опостылевшие стены.

Но теперь он охладел к проказам. А тут еще мать принесла новую книжку. На этот раз это было «Эхо» – сборник мифов, преданий и легенд разных народов и стран.

Не было для Валентина большего наслаждения, чем, взяв в руку желтую книжечку с изображением исполинского певца-гусляра на обложке, лечь на заправленную постель и читать, читать…

Когда Валентин вернулся в школу, веснушчатый, с обезьяньими живыми глазами, Руслан Гизатуллин радостно воскликнул:

– А мы уж думали – ты умер!

Валентин даже обиделся. Что это такое Русланча несет? Как так умер?! Разве в девять лет можно умереть? Это только с взрослыми дядьками и стариками случается. Ну, еще в книгах люди умирают.

Со второго полугодия родители перестали забирать детей из школы. Одноклассники Валентина распоясались. Они разбились на парочки, группки и ходили к бабкам, торгующим на рынке, взять семечек. Бабки сидели возле приоткрытых холщовых мешков. Рядом стояла пустая тара-прилавок с граненым стаканом и загодя сложенными из газетных листов кульками. Один стакан семечек стоил десять копеек, а крупные шли по все пятнадцать.

Сначала Валентин, Гаврила и Ильнур шли к Олегу Улитину.

В гостях у Улитина было как на выставке достижений советского быта. Там имелось все: шкаф, забитый книжной классикой, занавеска-дождик из акриловых цилиндров, мебельная стенка и даже мещанский коврик с тигром на стене. Богатства улитинской хрущевки находились в разительном контрасте с полудеревенскими обстановками ребровского и прициповского жилищ.

Маршрут четверки был определенным. Сначала доходили до афиши кинотеатра. Осененная пирамидальными тополями, она стояла на том месте, где в начале нового века отгрохают крытый рынок. Олег Улитин брел дальше, а Валентин, Гаврила и Ильнур отправлялись в продуктовый магазин. Взяв по плавленому сырку «Дружба», «Орбита» за одиннадцать копеек или того, что был с перцем, они подцепляли брошенный в снегу металлический ящик из-под баночек для сметаны и катились на нем как на санках.

Однажды товарищи нарвались на бдительного гражданина. Дядька раскричался:

– Это что вы, хулиганы, придумали? А ну сейчас же верните ящик в магазин! Это государственное имущество. Вот я сейчас за вами прослежу!

Валентин испытал приступ раскаянья, а Гаврила и Ильнур отнеслись к делу крайне легкомысленно. Лишь только гражданин ушел, заявили:

– Давай бросим ящик в ту яму. Не будем же его обратно до магазина переть!

Но Ребров-младший не согласился с таким саботажничеством и отважно дотолкал ящик до торца магазина.

Обычно Валентин и Гаврила провожали друг друга по очереди.

Существовало два маршрута. Один, длинный, вел прямиком к дому Валентина, другой, короткий, к хрущебе Улитина и дальше по улице Коммунаров на Дмитрова. Но и тут имелись свои хитрости.

Друзья вначале доходили до подъезда Олега, а потом выбирали какой дорогой идти: через трамвайное кольцо, базарный пятачок, заправку или до конца улицы Коммунаров мимо второго трамвайного депо.

В первом случае Валентин, Гаврила и Ильнур забирали к автоцентру ВАЗ – плоскому, словно коробка конструктора, павильону, окруженному новенькими «семерками». Перейдя дорогу, Рахматуллин поворачивал налево.

Пройдя небольшой, застроенный хрущевками, квартал Валентин и Гаврила выходили к зданию ЖЭУ с припаркованными во дворе тракторами и мусоровозами. Там было куда просторнее, чем на Борисоглебского или Суворова. Здесь начиналась самая крайняя, северо-восточная часть Черниковки.

Состоявшая сплошь из деревянных домов, утопающая в яблонях и черемухах, улица Розы Люксембург, словно ржавый гвоздь, вбивала клин между районом автоцентра ВАЗ и панельными девятиэтажками на Ушакова.

И тут выяснялось, что Гаврила делал такой крюк не только за компанию с Валентином. Рушана Аюбова – обладательница лучисто-зеленых глаз и смешливых ямочек на щеках – жила как раз на улице Розы Люксембург.

Рушана была отличницей и аккуратисткой. Прямо Алиса Селезнева. Кроме того, Аюбова отличилась тем, что летом отдохнула с родителями на «Золотых песках» в Болгарии. Валентин не мог оторваться от ее всегда идеально выглаженных белоснежных манжет. А как горела октябрятская звездочка на черном фартуке Рушаны? Вырезанная из фанеры красная пятерка не сходила с той половины парты, которую занимала девочка. Рушана была всем ребятам пример. Даже строгая звеньевая толстенькая Руфина Чернова, проверявшая чистоту рук, ни разу не смогла придраться к зеленоглазке.

После уроков Валентин и Гаврила преследовали Рушану до калитки. Вместе с Рушаной улепетывала от мальчиков и ее подружка – светленькая Полина. Но друзьям Полина и даром была не нужна.

Любовь к Рушане затянулась у Валентина до класса пятого, когда Рушана уехала с родителями из Уфы. Потом Валентин сам стал жертвой интереса своей новой соседки по парте – старательной туповатенькой Наташи (у нее отец был начальник ЖЭКа). Наташа списывала, задавала глупые вопросы. Это бесило Валентина. Он почувствовал вкус управления, манипулирования женским вниманием. Но как-то Наташа обо всем догадалась и демонстративно отсела от Валентина. Ребров-младший почувствовал приступ запоздалого раскаянья-стыда.

Бывали совсем неожиданные приключения. Однажды, катаясь с горки на портфелях, Валентин и Гаврила повстречали двух девочек. Девочки были, наверное, в классе третьем или четвертом. Уже рослые, наглые. Они даже докопались до первоклашек. Стали толкать, валить в снег. Но Валентин продолжал говорить, говорить…

Совсем не походили на русских, башкирских или татарских отроковиц девочки в длинных цветастых юбках – цыганки. Виктория Павловна не любила цыган, подозревала их в нечистоплотности.

– Я хочу вон ту полосатую конфету! – кричал Валентин, когда они проходили мимо уличной торговки в ярком наряде.

Отец виновато косился на супругу.

– Что, возьмем, Викусь?

– Бери, у тебя денег много. Ты же миллионер.

– Да ладно, не начинай при ребенке.

Отец рылся сперва в одном кармане, потом в другом, наконец, в обоих. Его смущение усиливалось.

– Мелочь, кажется, на тумбочке оставил.

Мать, брезгливо поджав губы, подходила к цыганке.

– Почем эта у вас карамель.

– Пятьдесят копеек, хорошая моя!

– Пф, совести никакой у вас. Спекулянтка!

И оттаскивала ребенка, объясняя:

– Валентин, ты не знаешь, из чего они их делают: плюнут на сковородку и жарят сопельки свои!

Валентина чуть не тошнило, ведь он уже по своей привычке успевал разложить конфету, неодушевленный предмет, на составные части: фруктозу, пузырьки воздуха и волшебство.