Важностью этого момента особенно прониклись наши вояки – Новицкий и командиры рот; пытались они внушить это чувство и нам. Гонять нас на строевых стали с удвоенной энергией. Но, вообще-то, мы были уже не те, что восемь месяцев назад. Несколько часов строевых каждую неделю, многочисленные ежедневные построения сделали своё дело. Не могу сказать, что мы стали заправскими строевиками, но ходили в строю уже довольно сносно.
Тем не менее, снова начались ежедневные тренировки, нам не уставали повторять, что готовимся мы теперь не к гражданской демонстрации, а к военному параду, и что мы обязаны оправдать высокое доверие, оказанное нам военным командованием и правительством Эстонии. Снова пришлось по воскресеньям мчаться из дома на строевые. Хотели даже таллинцев увольнять только до 24:00 субботы, а потом снова в воскресенье, но уже после тренировки. Но обошлось.
Первого мая в девять часов на площади Победы выстроились войска Таллиннского гарнизона. Самыми последними стояли мы. На наших бескозырках и фуражках красовались белые чехлы. С первого мая и по первое октября все моряки Советского Союза ходили с белыми чехлами на головных уборах.
И хотя мы между собой говорили, что нам уже не впервой шагать по площади Победы, конечно, некоторый мандраж был. Одно дело произвести впечатление выправкой и строевым шагом на фоне проходящих по площади гражданских демонстрантов, и совсем другое, участвовать в параде наравне со строевыми частями. В десять часов войска стал объезжать принимающий парад командующий Восточно-Балтийской флотилией вице-адмирал Абашвили.
С нами он поздоровался так:
– Здравствуйте, будущие флотоводцы!
Хотя наши планы на будущее были гораздо скромнее и самое большее на что мы, например, механики, рассчитывали – это должность старшего механика на судне. Мы бодро ответили:
– Здравия желаем, товарищ вице-адмирал!
Прозвучали команды, которые раньше приходилось слушать только по телевизору, при трансляции парадов с Красной площади:
– Парад, смирно! Направо! На одного линейного дистанция! Поротно! Первая рота – прямо, остальные – напра... во! Шагом марш!
Заиграл оркестр и войска пошли церемониальным маршем по площади Победы. Уж не знаю, что такое особенное присутствует в ритуале парада, но каждый раз, участвуя в нем, испытываешь волнение. Когда мы проходили перед трибуной, оркестр заиграл "Варяга". После парада Аносов объявил всем благодарность – прошли достойно.
Как только сошёл снег и потеплело, нас стали вывозить на водную базу училища, расположению в рекреационном пригороде Таллина – Пирита, на реке с одноименным названием, недалеко от впадения ее в море. По программе подготовки на цикле ВМП мы должны были сдать экзамен на звание "старшина шлюпки". Ещё зимой под руководством все того же Риммера мы изучили шестивесёльный ял, в том числе и его парусное вооружение. Изучали, как говорится, на пальцах, хождение шлюпки под парусом.
Гонял нас Риммер безбожно, заставляя учить флажной семафор. Получить у него зачёт по семафору с первого раза удалось только двоим-троим ребятам, которые ещё до училища занимались в ДОСААФ военно-морским многоборьем, куда входил и этот самый флажной семафор. Всем остальным пришлось сделать по три, четыре, а то и пять заходов, прежде чем удалось получить зачёт. Наверное, кто-нибудь посторонний, заглянув в эти дни в наш класс в личное время и увидев несколько человек, стоящих друг против друга и размахивающих руками, решил бы, что попал в морское отделение дурдома. И был бы неправ – это жертвы Риммера учились писать и читать семафорные буковки.
Водной базой ТМУ командовал некий Коба, в подчинении у него было несколько отставных мичманов. Рассказывали, что до выхода на пенсию, подполковник Коба занимал должность начальника ОРСО училища. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами и абсолютным отсутствием печального признака возраста – живота. Был он добродушный и весёлый. Часто шутил с нами.
Осенью 1958 года, когда я был в Москве, в троллейбусе как-то ко мне подсел мужчина лет тридцати. Он, видимо, прочитал на ленте бескозырки название училища:
– Я тоже закончил таллиннскую мореходку в 1950 году, сейчас живу в Москве.
Я понимающе улыбнулся. Он понял мою улыбку:
– Нет, я пять лет отплавал в Сахалинском пароходстве, недавно вернулся домой.
Он стал расспрашивать об училище: кто начальник, спрашивал о преподавателях. Спросил и о "подполковнике Кобе". Я сказал, что Коба вышел на пенсию, сейчас начальник водной станции училища, хороший мужик.
– Это Коба хороший мужик?! Он у нас был начальником ОРСО, гонял так, что лишний раз боялись ему на глаза попасться. Мы все его терпеть не могли. Ничего себе – хороший мужик!
То ли Коба разительно изменился за последние восемь лет, то ли у него не было необходимости гонять курсантов на водной базе, но я сохранил о нем хорошие воспоминания.
Рассказал бывший курсант и кое-что об их тогдашней жизни в училище. В те годы проводились массовые депортации эстонцев и других прибалтийских народов в Сибирь. Мужчина вспоминал, что несколько раз они просыпались ночью от сдержанного шума.
Первое время мы под руководством Кобиных мичманов конопатили шлюпки, красили их. Потом, потренировавшись на реке, стали на этих шлюпках выходить в море.
У нас как-то постепенно сколотилась команда нашей группы: Славка Дмитриев, Валерка Данилов – баковые, Вовка Малофеев и я, не помню, как наши должности на шлюпке назывались – сидели на средней банке, загребными были Коля Горбатенко и Антон Кременевский.
Старшиной шлюпки стал Толя Шеремет, запасным – Игорёк Матрыненко. Оба они, ещё учась в школе, занимались военно-морским многоборьем в ДОСААФ.
В конце мая состоялись училищные шлюпочные соревнования. К нашему удивлению, победили мы.
Ежегодно в июле в Эстонии проходил республиканский чемпионат по военно-морскому многоборью. В программу соревнований входила гребля на одну морскую милю (1852 метра), гонка под парусом – две мили, комплексное плавание на 200 метров, бег на 1000 метров, перетягивание каната, стрельба из мелкашки и флажной семафор. В течение многих лет побеждала на них команда завода "Вольта". Состояла она из бывших моряков, это были крепкие мужики, как нам тогда казалось, в приличном возрасте – всем было уже под сорок. Капитаном команды был некий Сукристик, обладатель очень внушительной мускулатуры. Теперь я понимаю, что для них это была как бы отдушина. Наверное, после победы на республиканском первенстве получали премии от директора завода. Думаю, они имели некоторые льготы на работе. После тренировок, наверное, в тесном дружеском кругу пропускали по стаканчику. Да и из дома всегда можно было уйти, сославшись на тренировку. На соревнования болеть за них приходили жены с детьми, товарищи по работе. Наша команда была заявлена на соревнования по морскому многоборью на первенство Эстонии 1958 года, как сборная училища. Это внесло некоторые изменения в нашу жизнь. Теперь мы почти каждый день на нашем допотопном автобусе – близком родственнике Бендеровской "Антилопы Гну" – ездили на тренировки в Пирита, иногда сразу после обеда. Таким образом, мы пропускали два последних часа занятий. С одной стороны, это было и неплохо, но, учитывая, что приближалась весенняя сессия, было о чем подумать. Правда, выручало то, что по вторникам и четвергам после обеда по расписанию у нас были мастерские, а, пропуская их, мы нисколько не переживали, знали – зачёт будет. Как спортсменов, выступающих за училище, нас поставили на усиленное питание: утром в дополнение к завтраку мы получали варёное яйцо, а в обед – полстакана сметаны. И хотя к этому времени мы втянулись уже в училищный ритм жизни и по вечерам больше не жевали батоны в баталерке, и то, и другое оказалось совсем не лишним. Тем более что физические нагрузки у нас стали приличные: много ходили на вёслах и под парусом по заливу, тренировались в беге, стрельбе. Но в восемнадцать – двадцать лет все это переносится довольно легко. В море пограничники выпускали нас только в сопровождении кого-нибудь из офицеров. Куратором и тренером нашей команды стал командир четвертой роты водителей капитан третьего ранга Колесников. В училище он был знаменит тем, что у него было своеобразное слово-паразит, скажем так: "бёнть". Вставлял он его как в команды: "Смирно, бёнть!", так и в повседневный разговор. Там это было у него каждое второе или третье слово. Даже при выступлениях на больших сборах училища, где присутствовали и женщины-преподаватели, Колесников не мог удержаться от своего любимого словечка и, к нашему удовольствию, во всю поливал им с трибуны. Наслушались мы этих "бёнтьей" и когда он командовал нами в шлюпке. Но по натуре он оказался общительным, весёлым человеком. Когда, пройдя дистанцию на вёслах, мы поднимали парус, кроме рулевого и тех, кто сидел на шкотах, все оказывались свободными. Мы располагались на рыбинах (настил на днище шлюпки) и начиналась травля анекдотов и баек. |