Неповесть. Часть пятидесятая

Лакуна

В городе полно военных заводов, но магазина по продаже радиодеталей не существовало, хотя многие транзисторы прошли тестирование и работали, но в военные изделия не годились из-за недостаточно хороших показателей и невысокого коэффициента усиления, ведь германий, идущий на их изготовление, был довольно капризен (из-за химической чистоты) и боялся высокой температуры, а кремневых транзисторов тогда производили немного.

И все радиодетали приобретались либо на «Толкучке», либо по знакомству у несунов (а тырили с работы тогда все, так уж была устроена советская модель жизни, основанная на постоянном тотальном дефиците и отсутствии каких-либо внятных этических норм с постоянной двойной нравственностью).

Было ещё одно место, где можно было «прибарахлиться», это место – городская свалка, которая тогда располагалась рядом с аэродромом, несколько не доходя до него. Там постоянно что-то горело, и бродили грязные мужики и бабы, собиравшие всё мало-мальски ценное (собранное там продавалось потом на «Толкучке»). Искать там, в одиночку, было небезопасно, могли даже убить (были случаи). Туда нужно было ходить втроём-вчетвером, но поскольку мои тогдашние приятели не занимались радио, их уговорить удалось только пару раз за лето и всё (слишком грязно и противно было рыться в отходах). Там однажды я нашёл целую коробку новеньких спидометров для велосипеда, встроенных в фару, так все мы обзавелись модными приборами. Там постоянно находились коробки с новыми изделиями, зачем и почему их выбрасывали?

Самые первые транзисторы и другие дефицитные радиодетали (например, керамические плоские подстроечные конденсаторы и малогабаритные резисторы) мне позже удавалось раздобывать в Конструкторском Бюро, которое размещалось в здании Главного Почтамта. Это было весьма секретное Конструкторское Бюро, о нём не знали даже городские сплетники. Там работал инженером Михаил Антонович – мой бывший руководитель радиокружка в одном из пионерских лагерей. После окончания лагерной смены он мне дал свой рабочий телефон и попросил звонить ему, когда возникнет нужда. После отдыха в том лагере прошло уже года три, когда я нашёл в записной книжке его рабочий телефон и осмелился позвонить. Он пригласил меня на Почтамт, где мы и встретились вновь.

В дальнейшем я созванивался с ним, он спрашивал спецификацию радиодеталей мне необходимых, далее назначал встречу и выносил всё требуемое на проходную. Проходная этого предприятия была у ворот Почтамта, при входе во внутренний двор. Туда меня и приглашал Михаил Антонович. Но как-то после третьего или четвёртого визита на Почтамт, он куда-то спешил и поэтому пригласил меня почему-то в зал почтовых отправлений, я сразу приметил, откуда он выходит и на следующей неделе уже без всякого звонка, решил поинтересоваться заветным входом (а вдруг можно прошмыгнуть внутрь, там, наверно, так интересно). Сказано-сделано, пролезаю под прилавком в зале почтовых отправлений в конце зала к двери, пока никто не обратил на меня внимания, она не заперта и сразу за ней лестница вверх. Поднимаюсь на два этажа (откуда я знал этаж?), где ещё одна дверь с турникетом, который никем не охраняется, и осторожно проникаю в длинный коридор. В коридор выходит несколько дверей справа и слева, с цифровыми электрическими замками, я остолбенел от такой картинки из будущего, открываю (она почему-то тоже оказалась не заперта) вторую дверь налево – и вот я уже в помещении, уставленном кульманами, испытательными стендами, столами, и навстречу мне направляется мой знакомый инженер.

Глаза у него были что надо, такого размера глаз, я, пожалуй, не видел ни до, ни после этого. А я, не дав ему опомниться, здороваюсь и сразу прошу необходимые мне детали. Немного успокоившись, он выводит меня из помещения КБ, постоянно пугливо оглядываясь, и дальше спускается со мной в зал почтамта (я ему рассказал, как попал в КБ), где отдаёт мною спрошенное и умоляет никому не рассказывать об этом визите (не сдержал я слова – вот пишу об этом здесь). Уже через неделю за заветной дверью появляется охрана и турникет. Дальнейшую историю наших взаимоотношений с Михаилом Антоновичем я теперь не могу вспомнить, но они продолжались ещё примерно год-полтора.

Но зато я помог родной стране укрепить обороноспособность.

Лакуна

Постепенно я стал умнее, и перестал покупать у сомнительных продавцов. Просто я стал покупать транзисторы только у одного (по кличке Юра-спекулянт), он работал на моём заводе, но в закрытом цехе, поэтому легко можно было поменять бракованный транзистор на новый. Он умудрялся выносить транзисторы с территории, несмотря на жесточайший контроль на рабочих местах и в проходной (он только выглядел жесточайшим и лазейки всегда присутствовали и были просто зияющими, а уж начальство и вовсе тащило большими объёмами). Как Юра это делал, меня тогда не интересовало, меня интересовали транзисторы, и очень скоро я уже снабжал весь кружок дефицитом. Контроль, на первый взгляд, и действительно был очень жёсток, как-то раз при мне изловили несуна, который украденные радиодетали выносил в полой трости (он прихрамывал). Он зацепился пробкой трости за какой-то выступ в проходной, и детали посыпались за ним ручейком, тут же его скрутили и увели в комнату охраны, где обыскали и нашли ещё кое-что. Позже его осудили и посадили, был показательный процесс и ему дали пять лет общего режима (воровство у государства тогда рассматривалось как более серьёзное преступление, нежели воровство у граждан этого же государства). Однако тех, кого ловили без шума и помпы, попросту увольняли и уже это было карой.

Главной заповедью служило правило: не попадайся и делись!

Однако дефицитом были не только транзисторы, но и подстроечные керамические конденсаторы, ферритовые стержни для изготовления антенн, ферритовые же миниатюрные кольца для переходных трансформаторов, маленькие громкоговорители – короче всё, и многое отсутствовало на моём «Почтовом ящике».

Для кружка легально почти ничего достать было невозможно, разве только изолированную проволоку для намотки катушек и резисторы серии ВС, ну и конденсаторы бумажные и слюдяные (все эти детали были весьма солидного размера и мало годились в карманный приёмник. Помню, я тогда научился разбивать карболитовую оболочку слюдяных конденсаторов и использовал их в бескорпусном виде – сейчас такие технологии применяются вовсю (имеются в виду бескорпусные радиодетали).

А ту проволоку привезли с какого-то завода даже на шпулях и с ярлыками, но она была слегка бракованная – местами изоляция была нарушена. Громкоговорители для своих поделок я раздобывал в мастерской по ремонту слуховых аппаратов, которая находилась в подвале моего дома под первым подъездом, а вторая мастерская была расположена в Черниковке рядом с восьмиэтажками, и туда я тоже частенько наведывался, тамошние мастера мне симпатизировали. Все кружковцы имели свои источники (именно тогда появилась мода обрывать телефонные трубки с телефонов-автоматов), многие использовали микрофонные капсюли «ДМШ» в качестве громкоговорителя (эти капсюли были у Гагарина в его скафандре), но они не воспроизводили низких частот и хотя и были миниатюрны и громки, мне не нравились. Остальное выменивалось у рабочих нашего завода и других (а в Уфе тех лет было просто огромное количество «почтовых ящиков»), а также других кружковцев.

Все первые мои приёмники работали плохо из-за низкого качества их изготовления и сборки, и многочисленных ошибок в технологии, скорее это были монтажные стенды, а у меня постоянно не хватало терпения довести работу до конца и грамотно развести элементы. В журнале «Радио» тех лет печатались многочисленные схемы радиолюбителей, многие из которых почему-то не работали. Самой лучшей считалась схема прямого усиления приёмника «Москва» на пяти транзисторах, первый из которых был высокочастотный серии «П-402» или «П-401», а остальные серии «П-13»; эти транзисторы изготавливались из дорогого и капризного германия и поэтому вылетали постоянно. Ещё одна рабочая схема того же прямого усиления привлекала меня больше – там было всего два (!) транзистора; один, уже упоминавшийся «П-402», а второй был мощный «П-4» – в этой схеме было меньше деталей, поэтому она мне нравилась больше. Главным дефицитом были высокочастотные транзисторы, которые тогда применялись только в военной промышленности, но их совершенно не употребляли на моём заводе, а также ферритовые кольца малого диаметра для намотки трансформаторов и ферритовые же стержни, на которые наматывались катушки антенны.

Володя Шляпников говорил: «фирмЫ у тебя нет»; легко ему это говорить, у него-то всё выглядело с иголочки и казалось промышленно изготовленным. Только к зиме мне удалось изготовить более-менее приличный приёмник-мыльницу в двух крашенных мною (кривовато) красно-белых створках из оргстекла. Сооружение сие боялось встряхивания и могло распадаться даже в кармане, или в нём происходили замыкания. Приходилось стабилизировать его посредством кольцевой резинки или даже двух. Однако разговаривал он и пел в двух диапазонах, на длинных и средних волнах, и делал это достаточно громко. Батарейки КБС хватало на несколько часов непрерывной работы. Причём батарейка занимала основной объём внутри корпуса.

Постоянная моя торопливость и неряшливость.

Лакуна 

Всё лето в выходные мы продолжали выезжать на велосипедах за город, но в жару у нас появилось новое увлечение – пляж. Созревание настойчиво подстёгивало прилив гормонов и заставляло постоянно разглядывать девушек, особенно их анатомическое строение и стараться привлекать их внимание к своей особе, а пляж лучшее место для подобного времяпровождения.

Нужно уточнить, что в детстве и юности мне постоянно напекало голову и приходилось всё время ходить в головном уборе (уже в мае мои огромные уши начинали облезать и чесаться и так до середины сентября, а нахождение на солнце без головного убора вызывало ещё и сильную головную боль).

Но носить панамку! Нет, это уже слишком, и я облачался тем летом в темно-синий берет с хвостиком на макушке (мне мнилось, что так я похож на иностранца, на француза, коих в то время весьма почитал, поскольку многих из них или о них читал или, на худой конец, на кинорежиссёра). Уши, конечно, продолжали облезать, однако голова уже не болела.

Вскоре мою беретку знал весь пляж, и девчонки с визгом выскакивали из воды, чтобы избежать моих приставаний и словесных комментариев к ним. Странно, но никогда никто не попытался устранить нас с пляжа физически, дальше визга дело не шло. И столкновений с иными представителями мужской половины тоже не произошло ни разу, что выглядит странно.

Таким вот дурацким способом я пытался вызвать хоть какой-нибудь интерес к своей несчастной особе со стороны пола противоположного, видимо, сказывалась безотцовщина и отсутствие элементарных знаний психологии.

Замученный Эросом ушастый бедняга, в плавках и тёмном берете.

Продолжение следует…