День башкирского языка в уфимской МЕГЕ
Все новости
МЕМУАРЫ
1 Апреля 2022, 15:00

Неповесть. Часть сорок четвертая

Произвольное жизнеописание

Лакуна

 

Первого сентября я появляюсь в классе снова в бинтах, но с традиционным букетом хризантем.

Школы только что перевели на восьмилетнее базовое и предстоят очередные (уже третьи по счёту) экзамены в конце учебного года.

Сидим мы там же, на третьем этаже рядом с лестницей и классный руководитель тот же – Валерий Иванович (химик).

Этой осенью он меня посылает в Худфонд подсмотреть секреты шёлкографии, уже не помню зачем, кажется, он хотел изготовить для школы различные таблички на стены и стенды по противопожарной безопасности (вот только теперь вспомнил, что так и было).

Я проникаю в мастерскую среди недели, погуливая уроки, с соизволения классного (туда посторонних не пускали, но я знал тогда уже лично многих художников). Уж и не помню, под каким предлогом, кажется, сослался на маму, которую там хорошо знали и целый день ошиваюсь по мастерской, подглядывая и запоминая увиденное. Впрямую я вопросов не задаю, т. к. шёлкография была цеховым секретом, и тамошним мастерам не к чему было иметь конкурентов себе (работа эта очень хорошо оплачивалась).

Шёлкография была монопольным способом изготовления различных надписей в присутственных местах, которым занимался Художественный фонд, там же изготовлялись многочисленные портреты вождей и членов Политбюро и штат работающих в нём художников был немал.

Только Худфонд и только он один имел разрешение от властей на подобную деятельность, продукция получалась весьма дорогой (портрет Ленина 50х70 стоил 40 рублей за изготовление (а продажная цена была выше на 60-75%). А некоторые мастера умудрялись в день по три-четыре писать, напиваясь при этом процессе в стельку уже к концу рабочего дня, но не делали ошибок при письме. Минимальная зарплата в стране тогда была 65 рублей в месяц. В мастерской Худфонда работало полтора десятка художников, получивших высшее или средне-специальное образование и все как один члены Союза Художников СССР, но они были только ремесленниками высокой квалификации, не более. Самостоятельных работ никто из них написать уже не мог, возможно, в этом и скрывалась причина их преувеличенного пристрастия к спиртному.

Один из них при мне написал на спор (это происходило уже позже, в 1967) портрет «Ильич в кабинете», написал с завязанными глазами, за что был сразу же вознаграждён выигранной бутылкой водки. У него на палитре были замешаны все использовавшиеся для портрета цвета (колера), а руки, видимо, прочно запомнили все свои движения. Он попросил только, чтобы его подвели к мольберту и поставили кисть в левый верхний угол холста.

Впрочем, довольно лирики:

Шёлкография позволяла печатать типовые надписи большим тиражом и на любой поверхности. Главным инструментом была деревянная рамка с натянутым на неё специальным (не растягивающимся) капроном довольно крупного плетения, на который наклеивался трафарет из пергаментной кальки, которая не расплывалась и не намокала, а поскольку несущей поверхностью служил капрон, то на трафарете перемычки аккуратно вырезали, и надпись выглядела как отпечатанная в типографии.

Печатать можно было на любой основе, т. е. на металле, картоне, фанере, ткани и т. п. Краска наносилась резиновым шпателем, который продавливал её через капрон ровным слоем, краски употреблялись типа рельефной пасты, но можно было использовать и любую густую (чтобы избежать затёков) краску. Надписи, сделанные таким способом, были выпуклы и имели и замечательную сетчатую фактуру, и смотрелись элегантно.

Приобретённые за эти дни знания я излагаю В.И., но тут встал вопрос, где взять капрон, пробуем чулки, но они тянутся, а такой капрон, какой нужен, не купить нигде (его изготовляли на местном заводе и только для нужд Худфонда и автозаправочных станций для фильтров). После многочисленных неудачных проб, всё-таки умудряемся изготовить более-менее приемлемую рамку из чулка, но она получается маленькой и приходится большие надписи печатать с нескольких трафаретов последовательно (ожидая высыхания первого отпечатка); таким же образом печатаем, если нужно употребить два цвета или более (многоцветные плакаты и в фонде печатали в несколько слоёв и с разных трафаретов). Позже мне эти навыки пригодились при изготовлении футболок с трафаретами, столь модных в семидесятых, весь двор тогда щеголял в этих «эксклюзивах».

Первое в моей жизни удачно выполненное задание промышленного шпионажа.

 

Лакуна

 

Осень время созревания различных садово-огородных культур в окружающих наш интернат коллективных садах, и поэтому всё время, не занятое уроками, посвящено грабительским налётам на оные. Иногда кто-либо из нас попадается, но поскольку в налёте участвует много мальчишек, всегда удаётся отбить своих.

Странно, но садоводы ни разу не пожаловались: ни в школу, ни в другие инстанции на наши бесчинства.

А вот эпизод с самодельной гранатой (моё предложение).

Один из садоводов, отстаивая своё добро, стал использовать дробовик, который заряжал поваренной солью и уже несколько легко раненых отлёживались в палате (сидеть они, естественно, не могли).

За такое непременно следовало отомстить, и вот тогда и была изготовлена вышеупомянутая граната, сырья было вдоволь на окрестных стройках, где начинали прокладывать коммуникации, а бутылку добыли с помойки. Водой её наполнили у него же на участке, где был выкопан бочажок для полива капусты.

Когда хозяин участка выскочил из домика с ружьём на наши вопли, граната тут же полетела в его сторону и с грохотом взорвалась в воздухе. Во все стороны брызнули осколки. Хорошо, что владельцем этого участка был фронтовик и среагировал он моментально, бросившись ниц между капустных грядок и то хорошо, что и никого из нас осколки не задели (в момент взрыва бутылка находилась по отношению к нам горлышком). После этого события мы, струсив не на шутку, около недели на участках не безобразничали и сидели дома, ожидая расправы, а к нему на участок не показывались более никогда.

Тем не менее, почти каждый вечер после отбоя в нашей или девичьей палатах шёл пир, который частенько оканчивался у многих расстройством желудка и кишечника. Хлеб, загодя, тащили с ужина.

Продолжалась сытая вольная жизнь до глубокой осени, до заморозков.

Лакуна

 

Продолжилось и посещение соседних садов, правда, на время моего лежания в изоляторе (какая-то неделя) плоды мне доставлялись через форточку. Так я стал народным героем и жертвой реновации.

После выписки девочка из седьмого стала обучать меня медленным танцам, поскольку я и стеснялся своего неумения и панически боялся оказаться вновь в положении отвергнутого. Занятия наши происходили в нашем актовом зале, где стоял радиоузел для колхозов с проигрывателем грампластинок, и было несколько грампластинок и даже запретный рок энд ролл «на костях» (запись на рентгеновском снимке, которая еле прослушивалась сквозь жуткое шипение).

Там же в зале работала и наша редколлегия, и я писал задники к школьным спектаклям и всякие плакаты, также с Валерием Ивановичем штамповал таблички с помощью шёлкографии для нужд школьного хозяйства. Валерий Иванович не скрывал от меня, что получает деньги за эти таблички и неоднократно предлагал поделить их, но на что мне было их тратить в интернате? Я отказывался.

Словом, заработала наша настоящая художественная мастерская.

 

Лакуна

 

Наши школьные вечера проходили весело и интересно. Часто ставились инсценировки и скетчи из школьного быта. После концертов частенько устраивались танцевальные вечеринки и маскарады. Новогодние же торжества были разнообразны и продолжительны, мы ставили сказку для мелких, а потом и к нам являлся Дед Мороз со Снегурочкой.

Даже химические опыты мы показывали на школьных концертах, где это обычно включалось в общее действо.

Например, «извержение вулкана» из горки оранжевого хромпика после введения раскалённого докрасна стального прута; сразу же в воздух фонтаном летели чёрные хлопья и валил дым, из хлопьев в несколько минут возникала новая конусообразная горка раза в три больше первой. Были другие столь же зрелищные опыты.

При этом меня наряжали Магом (в синий халат и остроконечный колпак с серебряными звёздами из чайной фольги), и я производил все манипуляции с самым загадочным видом.

Жизнь продолжала бить ключом и не всегда безболезненно.

Продолжение следует…

Автор: Лев КАРНАУХОВ
Читайте нас