Это было давно. Часть тридцать вторая

На работу я езжу по улице Народного Ополчения. На пересечении улицы Народного Ополчения и проспекта маршала Жукова в скверике стоит памятник ополченцам. Четверо солдат в колонне по два на марше. Они в военном обмундировании, в обмотках, в касках, с винтовками за плечами. Впереди сутуловатый, с большой окладистой бородой пожилой человек. Может быть, это профессор одного из столичных вузов. Рядом с ним юный солдат, совсем ещё мальчик, с тоненькой шеей, может быть, вчерашний десятиклассник. За ними ещё двое молодых солдат. Они идут защищать Москву. В самое трудное время для Москвы, в конце сентября – начале октября в Москве было сформировано несколько дивизий народного ополчения. Командные должности в них занимали, в основном, кадровые офицеры, рядовой и сержантский состав – ополченцы.

В ополчение шли все: рабочие, инженеры, служащие, студенты, профессора, школьники старших классов. Принимали и тех, кого не брали в армию по состоянию здоровья. Насколько я знаю, при всей приверженности советской власти к показухе, это был действительно патриотический порыв населения. Это было, действительно, народное ополчение.

Хроника тех времён запечатлела суровых людей в телогрейках. Вот они получают винтовки, вот выкатывают пулемёты. Вот огромные прямоугольники батальонов и полков идут по Минскому и Ленинградскому шоссе. Тогда родилась песня:

Мы не дрогнем в бою

Ополченцы вступали в бой под Можайском, под Клином, под Малоярославцем, под Ельней. В боевом отношении, это были слабые части. Дух их был высок, но умения воевать не было, да и вооружены они были чисто символически, я об этом ещё скажу. Поэтому большая часть ополченцев, полегла под Москвой, задержав, все же, на какое-то время продвижение немецких войск.

Ведь в десятых числах октября из Москвы в Куйбышев переехало правительство. С криком: "Спасайся, кто может", рванули из города чиновники рангом помельче.

Мне рассказывали очевидцы, что 14–16 октября 1941 года в Москве была паника. Говорили, что ни сегодня – завтра в город войдут немцы. Одни уезжали, на чем могли, другие грабили магазины, склады с продовольствием.

Правда, в молодости вместе с бандитом Камо грабил банки, чтобы Ленин с Крупской и с Инессой Арманд мог безбедно жить в Швейцарии и Германии.

В 1991 году, к пятидесятой годовщине разгрома немцев под Москвой, появились воспоминания и уцелевших ополченцев. Они рассказывали, что оружие имел даже не каждый второй. Бывало, что одна винтовка приходилась на пятерых. Так и ходили в атаку: один бежит с винтовкой, а около него ещё четверо, чтобы поднять винтовку, если её владельца убьют. Один вспоминал, что он первое время ходил в атаку с ломом, к которому был приварен штык. Снова мы перекрывали путь врагу телами солдат, а не огнём. Я почти каждый раз, когда проезжаю мимо, ловлю глазами этот памятник.

Недавно смотрю, у одного из солдат на винтовке отломан штык. Конечно, для нынешней молодёжи Великая Отечественная война примерно то же, чем для нас была война 1812 года, но все же больно было это видеть. Понятно, что сейчас такое время, что никто не помнит о прошлом, все живут, как сказал А. Вознесенский, "ежесекундно". И все же обидно, что какие-то юные придурки, так, скуки ради, поднявшие руку на памятник, не понимают, что эти люди спасли и их. Правда, к 9 мая штык восстановили.

В "Известиях" от 9 мая 1996 года, к 51 годовщине Победы была опубликована подборка под названием "Победа из побед" с подзаголовком "Как умирали на войне. Вспоминают фронтовые медики". Это тоже не бравурная статья из цикла "Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс". Сейчас, наверное, такие статьи уже не публикуют. Несколько эпизодов, не связанных между собой, но и из них видно, как тяжело далась нам эта победа.

Если бы те, кто отламывал штык и на том памятнике, почитал бы подобные воспоминания, то, думаю, если у него в голове осталось хоть совсем немного, пусть и очень серого вещества, у него не поднялась бы рука на такой памятник. Мне хочется верить, что все наши солдаты, павшие на той войне в боях за Родину, верующие и не верующие, беспартийные и коммунисты, христиане и мусульмане, иудеи и буддисты, вознаграждены в загробной жизни.

Где-то сказано: "Нет большей любви, чем отдать свою жизнь за други своя". Я не знаю, как в других религиях, но в христианстве самая большая добродетель – любовь к ближнему. Отдать жизнь – большей жертвы человек принести не может, потому что дороже жизни у человека ничего нет.

И самым большим подвигом на этой войне был не бросок грудью на амбразуру и не таран в небе вражеского самолёта, а ежедневный тяжёлый труд солдата в течение этих долгих четырёх лет. Сейчас все жалуются: "Как быстро летит время", а тогда оно, казалось, застыло на месте.

Перечитал то, что написал под влиянием 59 годовщины, как раньше это официально называлось, победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Как-то не бравурно все это у меня звучит.

Конечно, тогда, 9 мая 1945 года, даже мы, мальчишки, были безмерно счастливы, я уж не говорю о взрослых в тылу, а тем более о фронтовиках. Это сейчас, много прочитав и много услышав о войне, я вижу, как дорого заплатили мы за победу.