Тархан и батыр Алдар Исекеев. Часть двадцать седьмая

А я сам от них ушол, и в дом своей ехать не смею, грозят убивством и чрез шпионов обо мне проведывают (…). А мы з 10-ю человеки ушли в Оренбург от оных воров» [МИБ. Т. VI. С. 469.]. Алдар-батыр перевез в Оренбург свою семью, а сам обосновался в Сакмарской казачьей крепости [Там же. С. 359.]. Впрочем, как полагает С. У. Таймасов, нападение на его имение могло быть инсценировкой, разыгранной для того, чтобы передать повстанцам имущество, деньги и лошадей тархана. В пользу этого предположения говорит участие в восстании двух его сыновей Алдара, замеченных при нападениях на Табынскую крепость [МИБ. Ч. 1. С. 327.].

В начале 1738 г. Абулхаир-хан получил повеление от полковника А. И. Тевекелева выступить против «воров башкирцов». Двигаясь с войском в Башкирию, он остановился в Оренбурге, где находился в изгнании Алдар. Затем хан приехал в Тамъянскую и Тангаурскую волости. Там он призвал башкир принести повинную. Повстанцы пообещали присягнуть, но только через три месяца, т. е. хотели оттянуть время до весны, когда откормятся лошади. После этого хан поехал на Сибирскую дорогу, где поссорился со своим подданным Джанибек-батыром. Последний, забрав войско, ушел из Башкирии, а хан остался с горсткой людей. Здесь он буквально преображается. Башкирам, явившимся к нему за помощью, он неожиданно заявляет: «…чтоб оне принесли свою вину к Е. И. В-ву и попрежнему б жили в подданстве. А ежели вам Е. И. В-ву вину не отпустят и в подданство к себе попрежнему (т. е. на прежних условиях. – ред.) не примет, то я вас к себе приму и дам вам от себя салтана» [Цит. по: Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1737–1739 гг. М.–Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 60.].

Неизвестно, что подвигло Абулхаир-хана вмешаться в башкирские дела – уговоры Алдар-батыра или тайное соглашение, заключенное с В. Н. Татищевым, новым начальником Оренбургской экспедиции. По мнению Н. В. Устюгова, хан обещал В. Н. Татищеву помогать в поимке лидеров восстания за определенную награду [Там же. С. 94.]. По мнению С. У. Таймасова, Абулхаир-хана был объектом давления и шантажа со стороны властей, у которых в аманатах находились два его сына Ирали и Хожахмет [Таймасов С. У. Башкирско-казахские отношения в XVIII в. М.: Наука, 2009. С. 168.]. Однако насколько он был искренен в своих обещаниях, сказать затруднительно. Возможно, ему в силу подозрительности башкир просто не удалось выполнить задания, а возможно, он и не стремился к этому.

Многие башкиры помнили, что Абулхаир формально являлся их ханом, провозглашенным более 10 лет назад в 1712–1714 гг. Теперь он ни много ни мало обещал башкирам дать им в правители одного из своих сыновей, чтобы они могли учредить собственное ханство под протекторатом Российской империи. Такой вариант был в принципе возможен при условии согласия всего башкирского народа и при наличии подходящего исторического момента. Такой момент существовал, когда в условиях фактической независимости Алдар-батыр в изобилии привозил «на смотрины» различных ханов. Но этот момент был безвозвратно упущен, когда началось восстание 1735–1740 гг. Теперь оставалось только два варианта – либо победить, по определению А. Донелли, в «новой колониальной войне» [Алтон С. Донелли. Завоевание Башкирии Россией 1552–1740. Страницы истории империализма / Науч. ред-е Р. Г. Кузеева, И. Г. Акманова; пер. с англ. Л. Р. Бикбаевой. Уфа: Тип. «Башкортостан»; Межд. корпорация «Ватан», 1995. С. 127.], либо смиренно принять то, что оставят башкирам победители. Одержать победу в войне с империей, основанной Петром I, было почти невозможно. Именно поэтому Алдар так упорно избегал новой войны, надеясь, используя выгодную переговорную позицию, сложившуюся после «Алдаровщины», добиться учреждения башкирского ханства под русским протекторатом по образцу Калмыцкого. Самое интересное, что Москва вполне могла пойти на это, учитывая постоянные сетования своих воевод и губернаторов, что башкиры – народ «безглавной, никаких над собою начал, хотя б так как на Дону подобно атаманы, и таких не имеют, принятца не за ково и чтоб особно послать не х кому…» [МИБ. Ч. 1. С. 257.]. Другой вопрос, насколько полезным было бы для башкир учреждение собственного вассального ханства и помогло бы оно отстаивать народные интересы – ведь именно этим императивом руководствовался Алдар-батыр. Судьба других вассальных владений (калмыцкого, казахского, кумыкского, аварского и др.) не позволяет однозначно ответить на этот вопрос. К тому же создать вертикаль власти в эгалитарном (башкирском, запорожском, донском) обществе было почти невозможно.

Этот социологический диагноз был непонятен Алдар-батыру и его сторонникам. Ханская власть им казалась панацеей от всех проблем. В 1739 г. «знатной вор и бунтовщик» Калмаккул (Кулманкул) Каракучуков показывал: «…он в Алдаровский бунт з башкирцом Алдаром был, и разоряли деревни и людей побивали. Начало сего башкирского бунта воспоследовало тому 5-й год (т. е. в 1735 г. – авт.), для того, что ис Киргис-Кайсацкой орды от Абулхаир-хана и от Шигай-салтана ушедшие ис плену башкирцы сказывали в Башкирии всем башкирцам: ежели де они, башкирцы, склонятся ко оным киргис-кайсакам, то де они к себе их примут и будут с ними жить спокойно. О чем и от самих киргис-кайсаков ханом Абулхаира и от Шигай-салтана были пересылки на словах» [МИБ. Т. VI. С. 650.]. Таким образом, Абулхаир-хан также поддерживал в башкирах эту иллюзию.

Поздней осенью 1737 г. на Ногайскую дорогу Башкирии прибыл Абулхаир-хан, а с ним малолетний претендент в башкирские ханы Шигай-султан, к которому сразу же был приставлен в качестве аталыка («дядьки») бывший аталык Рыс-Мухаммед-султана башкир Сартской волости Калмаккул Каракучуков, который после пленения показывал: «Вышеобъявленного Шигай-салтана сыном, а себя отцом он называл для того, что Шигай сам называл ево отцом…» Приехавшему Абулхаир-хану Калмаккул «подарил пленника чювашского». Другие предводители сделали то же самое, дав хану и султану «по пленнику разных родов: а имянно ис чюваш, ис черемис». В ответ они «дали вышеозначенным башкирцам за своими печатьми письма в такой силе, чтоб они были у них, ханов, в подданстве» [Там же. С. 651.]. Таким образом, башкиры Ногайской и Сибирской дорог вновь признали Абулхаира своим ханом.

В середине 1738 г. Абулхаир-хан в сопровождении одного из лидеров повстанцев, башкира Тангаурской волости, Кусяп-батыра Султангулова отправился в казахские степи, чтобы забрать султана Хожахмета. Оренбургский комендант майор Останков, знавший о цели их поездки, решил сорвать ее. Заманив обоих в Оренбург под гарантию клятвы ахуна Мансура Абдрахманова, майор приказал схватить Кусяпа. Взбешенный коварством властей Абулхаир-хан говорил явившимся к нему под Оренбург казахским старшинам о необходимости уничтожения Оренбурга. В. Н. Татищев писал в Кабинет: «…Абулхаир-хан весьма ненадежен (…), представлял о соединении с ворами и разорении Оренбурга. Токмо де Жаныбек-батырь его, хана, весьма поносно бранил за то, что он, по указу в. в. в Башкирь ходя, ничего добраго не зделал и есче де более возмучает…» Не послушав Джанибек-батыра, Абулхаир-хан послал к повстанцам 10 чел., «чтоб, башкирцев призвав, Оренбург разорить, токмо де те посланные не возвратились» [МИБ. Т. VI. С. 571.]. Но, по всей видимости, башкиры заподозрили его в сотрудничестве с властями, с его помощью схватившими батыра Кусяпа. Поэтому они прервали с ним всякие отношения. На этом их альянс с Абулхаир-ханом закончился, так и не достигнув своих целей. Этот союз также не помог снять остроту башкирско-казахских противоречий, однако он дал небольшую передышку повстанцам перед новым витком вооруженных действий.

Роль Алдара в событиях, связанных с игрой Абулхаира в башкирского хана, неясна, как неясна мотивация некоторых поступков самого Абулхаира. В одном только можно не сомневаться: «верный» старшина, каковым представлял себя правительству батыр, давно находился под подозрением: в июне 1738 г. майор Останков подсылал к Алдару людей и «приказывал, чтоб его поймали, и за то обесчал награждение» [МИБ. Т. VI. С. 571.]. Известно, что еще в 1737 г. к нему на совет приезжали 2 000 башкир-повстанцев [Таймасов С. У. Башкирско-казахские отношения в XVIII в. С. 249.]. К этому времени большинство повстанцев готовы были принести повинную. Однако теперь уже В. Н. Татищев не хотел принимать их «шерти» без уплаты «штрафных» лошадей. Требуемое количество лошадей казалось башкирам чрезмерным, так как они лишились почти всего конского состава, а, значит способности вести боевые действия. Поэтому башкирские старшины Сибирской и Ногайской дорог на тайном собрании в верховьях р. Уфы «советовали, что такого штрафа не давать, а лутче власти российской отложитца и русских людей разорять» [МИБ. Ч. I. С. 325.]. Но В. Н. Татищев упорствовал, и восстание продолжалось. В марте 1738 г. повстанцы предъявили ему ультиматум: «онаго штрафа на себя не желаем, и, откладываяся [от подданства], оставя свои жилисча, казацким образом отъедем» [МИБ. Т. VI. С. 544.]. Они решили, «раззоря верноподданных», бежать в «Конташинскую орду», т. е. Джунгарию [Там же. С. 618.].

Салават ХАМИДУЛЛИН

Продолжение следует...

Часть двадцать шестая

Часть двадцать пятая