Тархан и батыр Алдар Исекеев. Часть семнадцатая

Как видим, надежды Алдар-батыра на военную помощь каракалпаков также не оправдались. Если в прежние годы по призыву башкир Сибирской дороги отдельные отряды казахов и каракалпаков ходили в грабительские набеги под сибирские слободы, то когда речь зашла о реставрации «Кучумова царства», никто из них не захотел участвовать в этом деле. По всей видимости, казахская знать просто не желала вмешиваться в политические проекты Алдар-батыра, таившие потенциальную опасность союза России и Джунгарии против Казахского ханства. Поэтому Тауке-хан, фактически правивший в это время обоими народами, мог запретить всем каракалпакским султанам, биям и батырам вмешиваться в башкирское восстание. Лишь родственники казненного в Казани «святого султана» Мурада, вероятно, находившиеся не у дел и казаковавшие в степи, откликнулись на призыв Алдар-батыра. Однако с собой они смогли привести не более 100 чел.

Провозгласив хана, башкиры Ногайской и Сибирской дорог пошли «во многой силе воевать Сибирь». Как говорилось выше, их было около 5 тыс. бойцов. Этих сил было явно недостаточно для реставрации в Сибири династии Шибанидов-Кучумовичей и, тем более, исламской «реконкисты». В зауральских слободах был расквартирован драгунский полк, а вскоре прибыл еще один конный полк из Тобольска. В десятках острогов, слобод и деревень проживало несколько тысяч казаков и крестьян, из которых были сформированы многочисленные отряды «вольницы». Таким образом, общее количество правительственных сил было сравнимо с численностью повстанческого войска, однако в распоряжении первых были многочисленные укрепления с артиллерией в них. Все это давало властям несомненное преимущество.

Тем не менее Хаджи-хан, прибывший в Сибирь, стал вести себя не только как представитель законной династии, но и как гази, т. е. борец за веру. Он издал фирман, подкрепленный печатью Каип-Мухаммед-Бахадур-хана [МИБ. Ч. 1. С. 265.]: «…молюся ему единому богу, сотворившаго всего света небо и землю, и всем пророкам и угодникам ево от отлученного ево лукавого врага, зла и молю бога за них, которые веруют единому богу и пророкам и угодникам ево, после того было б им ведомо. Которой к вам приехал хан Хозей и князья по совету 7-ми юртов согласясь с совету послан ис 700 000 людей, покамест мы приедем верных и неверных разберите, а верные особо живите, а будет вам так не жить, сами себе на свой грех пеняйте. И после того ведомо б было: Казань был Шигалея хана [Имеется в виду предпоследний казанский Шах-‘Али, трижды побывавший на троне в 1519–1521, 1546, 1551–1552 гг.] юрт, а Уфа была Гаряя хана [По всей видимости, имеется в виду Шибанид Ахмед-Гирей, правивший в Башкирии в 1546–1558 гг. в качестве наместника Ногайской Орды.] юрт, оба мусюльманские юрты были, и вы иноверцы из мусюльманского юрта подите вон и вы мусюльманскую веру веруйте, а буде в мусюльманскую веру не пойдете, давайте нам дани. А будет чего на себя не примете, дайте поля и скажите место и силы соберите, мы в то место будем готовы, и не мстите [Так в тексте. Возможно: «…и не мните, что того не быть».] что того не быть; имянно которые мусюльманья к иноверцам пристанут и вспоможения учинят, и их имена написав пришлите к нам, буде бог велит сами приедем и в грехах их не простим, прежнею вашу вину простили, а ныне прощать не будем. Сей, которой к вам приехал, сын мой, и что слов и старших, которые с ним приехали, буде ослушны учинитесь, отнюдь прощения не будет. А буде кто единому богу верует и пророкам ево и мусюльманскому царю не покоритца, и те мусюльманья будут какие же иноверцы и на втором пришествии в вечной муке» [МИБ. Ч. 1. С. 265.].

Данное письмо доставил в Казань татарский мурза Кулбарыс Бигинин, а ему передал его Кучум-батыр. Отсюда становится ясным, кому адресовалось столь красноречивое и грозное послание. Каракалпакский Каип-султан Тобурчаков, объявивший себя Каип-Мухаммед-Бахадур-ханом, с подачи Алдар-батыра и других лидеров повстанцев угрожал Кучум-батыру и его сторонникам, примирившимся с правительством, посмертными муками за сотрудничество с «неверными» (кафирами) и призывал их немедленно покориться «мусюльманскому царю» Хаджи-хану. Далее звучал уже призыв к «неверным», т. е. к русскому населению: им предлагалось принимать ислам, а в случае отказа они должны были либо покинуть «мусюльманские юрты» Уфу и Казань, либо платить джизью [Джизья – подушная подать с иноверцев, взимаемая как выкуп за сохранение жизни.]. При неприятии и этих условий им предлагалось избрать место для битвы и сразиться, вручив себя судьбе. Таким образом, в манифесте излагалась программа восстановления мусульманского ханства в Урало-Поволжье, включавшая в себя нормы шариатского права – вооруженный джихад против «кафиров» и «мунафиков», а также джизью, взимавшуюся с покорившегося исламскому правлению иноверного населения.

Власти отнеслись к этому документу со всей серьезностью, понимая опасность, заложенных в нем идей. Ультимативность заявления, апеллировавшего к религиозным чувствам, ставила башкир перед трудным выбором – признать власть «мусюльманского царя» или оставаться во власти «неверных». Ответным ходом властей в развернувшейся информационной войне стало письмо, написанное Кучум-батыром от имени населения всех четырех дорог Башкирии, с целью обличения Алдара: «По Ику реке от Кусюма батыря, Казанской дороги от Уразая, Осинской дороги от Кармана [Карман (Кахарман) – знатный башкир и глава Уранской волости Осинской дороги, чье имя носит с. Карманово нынешнего Янаульского р-на Республики Башкортостан и Кармановская ГРЭС.] да от Имая, Сибирской дороги от Земметя [Вероятно, глава Телевской волости Еммет (Джембет) Бейкеев.] и от всех башкирцов, и от мещеряков, и от чюваш [Т. е. казанских татар.], и от вотяков, и от черемисы, и от новокрещенов и от всех волостей – ты, Алдар, всеми ордами мутишь и худова своего дела не откидываешь и делаешь худо, а нас здесь в огонь зжешь и хочешь ненадобными словами и делами весь мир разорить; а нам слышно, что будто ты из чюжей орды привез хана и на нас не пеняйте, преж де сего такие же разорители пропали, и ты также пропадешь вовсе (…). Дай боже нашему великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичю и сыну ево благородному царевичю Алексею Петровичю на многие лета здравствовать…» Далее Кучум-батыр и его сторонники обращались к самим ханам: «Те ханы и салтаны в своих землях живите, а нам их не надобно, а мы им салтаном и ханом без боев противных живы никогда не поддадимся: а когда нас изрубят безостаточно, а у наших великого государя силы много безсметно и вам ворам нас и земли своей никогда не отдаст…» [МИБ. Ч. 1. С. 253; Лебедев В.И. Башкирское восстание 1705–1711 гг. // Исторические записки. Т. I. М.: Изд-во АН СССР, 1937. С. 99.]

Однако верность престолу даже у Кучум-батыра и его партии не была безоговорочной и безусловной. В своем письме казанскому губернатору П.М. Апраксину они напоминали ему: «Да изволишь ты, Петр Матвеевич, к нам писать, что деды и отцы наши великим государям служили верно, и мы служили великому государю лутче дедов и отцов своих, и были под Азовом и в немецких землях, о том и вам известно; и те наши службы потеряли воры Микита Кудрявцев да Александр Сергеев, да Сидор да Лев Аристовы с товарыщи с ложными изветами великому государю…» А далее он упрекал самого П.М. Апраксина за то, что он оставил названных лиц на их должностях, и при этом добавил: «…а нам слышно, что ты с ними Микитою, и с Олександром, и с Сидором пьешь и ешь с одного блюда и советуешь вместе, а нам приказываешь быть безопасно, и мы о том опасаемся» [МИБ. Ч. 1. С. 255–256.].

Тем не менее Кучум-батыр и его партия, собрав выборных от всех четырех дорог, «учинили шерть» на верность царю, и «того воровскова хана внутрь жилищ своих не пустили, остановили боем в крайних своих улусах» [Там же. С. 257.]. Из данного сообщения следует, что большая часть Казанской, Ногайской и Осинской дорог остались под контролем политических противников Алдар-батыра, а под контролем последнего оставалась только Сибирская дорога, да и то далеко не все ее волости. С другой стороны, попытки Кучум-батыра и его сторонников мобилизовать отряды башкир для вооруженной борьбы против Алдара и тем самым превратить антиправительственное движение во внутренний башкирский конфликт также не увенчались успехом. 4 июня 1709 г. Кучум-батыр сетовал, что с ним согласились идти только 157 чел., поэтому он прекратил поход и остановился в 30 верстах от Уфы. Аналогичной неудачей закончился поход зауральских Карабаш-батыра и Джембета (Земмета), которые сумели собрать лишь 150 воинов [Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII – начала XVIII вв. С. 206.].

Одним словом, особенности устройства башкирского общества (акефальная структура, эгалитарность, демократизм) не позволяли даже самым могущественным и состоятельным представителям элиты осуществлять решения, идущие вразрез с настроениями большинства. Правительство находилось в безвыходной ситуации: упорство башкир, не желавших платить ясак, было оскорбительно для его самолюбия, но любые насильственные действия, направленные на обуздание башкир, немедленно приводили к их консолидации и ответным вооруженным действиям. Поэтому властям ничего не оставалось, как пустить ситуацию на самотек и ожидать того момента, когда внутри башкирского общества созреет консенсус относительно примирения с Москвой и принесения присяги царю. 10 марта 1709 г. казанский губернатор П.М. Апраксин обреченно писал Петру I: «О тех башкирцах доношу тебе, государю: народ их проклятой, многочисленной и военной, да безглавной, никаких над собою начал, хотя б так как на Дону подобно атаманы, и таких не имеют, принятца не за ково и чтоб особно послать не х кому…» [МИБ. Ч. 1. С. 257.]

__________________________

История башкирских родов. Бурзян. Том 31. Ч.I. / С. И. Хамидуллин, Б. А. Азнабаев, И. Р. Саитбатталов, И. З. Султанмуратов, Р. Р. Шайхеев, Р. Р. Асылгужин, С. У. Таймасов, В. Г. Волков, А. А. Каримов, А. М. Зайнуллин – Уфа: НОЦ «История башкирского народа» ИИГУ БашГУ, 2018. С.127-209.

Салават ХАМИДУЛЛИН

Продолжение следует…

Часть шестнадцатая

Часть пятнадцатая